Никита смотрел на Генриха с долей сочувствия, хотя история короля казалась неприглядной даже по меркам его подвижной морали. А главное, на его вкус все это было слишком хлопотно. Его отношения с женщинами могли продолжаться, пока оставались необременительными. Он без сожаления расставался с очередной причудой, как только появлялись первые трения. Никита признавал свои обязательства только перед женой в обмен на изрядную степень свободы, которую она ему позволяла. По крайней мере, до последнего времени, эта схема работала и, как он полагал, устраивала их обоих…
Ему показалось странным думать об Ольге во сне, в котором он накоротке общался с будущим французским королем. Хотя, по правде сказать, странным тут было абсолютно все. «Где сейчас Оля? – невпопад подумал Никита – С кем она? И что делает?»
– О чем ты задумался, мой друг? – прервал его размышления Генрих.
– Вспоминаю, – ответил Никита. И это в какой-то степени было правдой. Его реальная жизнь во сне казалась далеким воспоминанием.
Несмотря на то, что ситуация немного прояснилась, Никите была все еще непонятна причина исключительной секретности их предприятия. Почему повелитель Наварры, Беарна, Фуа и Альбре, неформальный лидер французских протестантов и законный наследник французской короны, не мог открыто навестить свою дочь, пускай даже внебрачную? И почему сам факт его отцовства держался в строжайшей тайне? «Причина точно не в моральном облике короля, – размышлял Никита. – Внебрачные дети для знати были обычным делом. А королевские бастарды сплошь и рядом получали титулы, богатые владения и занимали высокие посты в государстве. Тут какой-то особый случай».
Задать вопрос напрямую было немыслимо. Оставалось рассчитывать на очередные вспышки памяти от Агриппы или на продолжение королевских историй.
Сосредоточившись на Генрихе с Генриеттой, он совершенно выпустил из поля зрения Деда. А того уже не было в комнате. Никита заволновался, не потерял ли он старика где-то в глубинах французского Возрождения.
И тут из спальни, в которой начались события этой ночи, послышались голоса и шум борьбы. Никита узнал голос Эдварда:
– Негодяй! Ты не уйдешь от меня так просто! Никита, Никита, помоги мне!
Генрих не тронулся с места. Он только схватил со стола нож, весь подобрался и крепче прижал к себе девочку. Зато Никита вскочил, как подброшенный пружиной, и в несколько прыжков оказался у порога спальни. Он подоспел как раз вовремя, потому что крепкий парень из амбара уже почти справился со стариком. Крепыш пытался оторвать от своей рубахи пальцы Эдварда, который цеплялся за него из последних сил.
Никита перегородил дверь и, за неимением шпаги, положил руку на рукоять кинжала, который как нельзя более кстати оказался у него на поясе.
– Стой где стоишь, дьявольское отродье! – крикнул он парню. – Ты в порядке, Эдвард? – это уже старику.
– Я в порядке. Держи его! Он вор! – задыхаясь, выпалил тот.
Парень больше не пытался бежать. Он переводил оторопелый взгляд с Никиты на Эдварда и обратно на Никиту. Вид у него был такой, как будто он встретил привидение.
– Что уставился?! На колени! – заорал Никита.
Парень с грохотом рухнул на пол, сжался в комок и судорожно перекрестился. Первый и пока единственный среди всех, он почувствовал в Никите с Эдвардом чужаков. В глазах парня читался суеверный ужас.
На крики сбежались все, кто был в доме: королевская охрана, чета Лакомб, их слуги. Толпа собралась такая, что не помещалась в комнате, и заполнила не только площадку перед ней, но и верхние ступени лестницы. Последним не спеша вошел Генрих, который успел сменить кухонный нож на шпагу. Генриетта удобно устроилась на его левой руке и крепко держалась за шею. Люди с поклонами расступались, давая дорогу королю – выражение его лица не обещало ничего хорошего.
– Кто это? – равнодушно бросил Генрих, едва взглянув в сторону скорчившегося на полу человека.
Анри Лакомб задвинул жену себе за спину и выступил вперед.
– Это один из моих слуг, государь, он работает в лавке и иногда помогает в доме. Он у нас недавно, пришлось взять его вместо другого парня, который бесследно исчез.
– Что здесь произошло? – следующий вопрос прозвучал уже более грозно.
Голос Лакомба дрогнул:
– Я пока и сам не знаю, государь. Я ждал внизу и прибежал на шум, как и все остальные.
Никита посчитал за благо вмешаться, не дожидаясь вспышки королевского гнева.
– Я оказался здесь первым, государь, и застал драку между слугами. Тот, который на полу, пытался убежать, а вот этот, – Никита ткнул пальцем в плечо склоненного Эдварда, – старался его удержать. Старик сказал, что парень – вор.
На слове «старик» Эдвард исподлобья бросил на Никиту испепеляющий взгляд. Однако тот окончательно впал в образ королевского советника и великого полководца.
Не обращая внимания на безмолвное негодование Деда, он довольно грубо скомандовал:
– Эй, ты, как тебя там! Немедленно расскажи государю, что случилось!
Эдвард громко сглотнул – то ли от волнения, то ли от злости – и, не поднимая глаз на Генриха, ответил:
– Простите, что потревожил вас, государь! Этот парень пытался украсть то, что принадлежит моей госпоже и что, я полагаю, очень ценно для нее.
Эдвард многозначительно посмотрел на Анну, которая выглядывала из-за плеча Анри Лакомба.
Лицо женщины помертвело. Кажется, она поняла, о чем говорил старик. Анна зашептала что-то на ухо мужу, тот на мгновение прикрыл глаза и бросил напряженный взгляд на Агриппу Д’Обинье.
– Государь, прошу вас, прикажите отослать охрану и слуг, – обратился Никита к Генриху.
Нервная эстафета, пробежавшая от Деда к Анне, от Анны к Арно, а от Арно к Агриппе, показывала, что дело серьезное и не терпит посторонних ушей.
Генрих едва заметно качнул головой и уже через мгновение в комнате, кроме него, остались только Лакомбы, Никита, Эдвард и парень на полу. И, конечно, Генриетта, которую Наваррец по-прежнему прижимал к своей груди. Девочка была напугана происходящим, но за все это время не издала ни единого звука.
Анна кинулась к дрессуару. Никита не успел разглядеть, что именно она сделала, но из резного карниза вдруг выдвинулся незаметный до этого плоский ящичек. Трясущимися руками женщина достала из него свернутые в трубку и скрепленные печатями бумаги и облегченно прижала их к груди.
– Все на месте, государь! Все документы, подтверждающие, что Генриетта ваша дочь, – вымолвила она и тут же потеряла сознание.
Уже второй раз за время своих ночных похождений Никите пришлось на лету ловить женщину, которая лишалась чувств. «Ох уж эти корсеты!» – недовольно подумал он, передавая Анну с рук на руки мужу.
Эдвард быстро подобрал выпавшие из рук Анны бумаги и положил их назад в потайной ящичек дрессуара.