– Ты прав, Агриппа! Ты так часто прав, что противно слушать! Я знаю, что все твои наставления направлены только во благо мне и моему народу. Я тебе верю! Но я не в силах безоговорочно следовать твоим советам, – Генрих начал горячиться. – Я приводил тебе в пример тридцать государей разных эпох, которые брали в жены женщин ниже себя по происхождению и жили с ними в любви и согласии. А теперь посмотри на меня – мой политический брак с Маргаритой привел к ужасным последствиям. Он никого из нас не сделал счастливым.
– Вы правы, мой король, – спокойно согласился Никита. – Однако не стоит забывать, что царствование государей, о которых вы говорите, было мирным. Им не приходилось завоевывать свое право на трон с мечом в руках. В периоды благоденствия подданные снисходительны к слабостям своих правителей, зато в тяжелые времена не прощают им ни единого промаха.
– Хорошо, Агриппа! Я отложу вопрос о женитьбе на Коризанде еще на два года. Но, видит Бог, ее преданность и великодушие заслуживают наивысшей награды! Более чем любая другая женщина, она достойна занять место подле меня на французском престоле. Впрочем, хватит об этом!
В голосе Генриха не было и тени гнева. Его ум уже внимал доводам Агриппы, хотя сердце все еще противилось неизбежному решению.
Генрих Наваррский Бурбон стал законным наследником французского престола в результате невероятного стечения обстоятельств. Отстаивать свое право на трон ему пришлось ценой политических интриг и долгой, кровопролитной борьбы.
Французскую королеву Екатерину Медичи, флорентийку по происхождению, долгое время считали бесплодной. Говорили, что чудесным рождением первенца она была обязана врачебному таланту или, возможно, магическим способностям знаменитого лекаря, астролога, алхимика и предсказателя Мишеля Нострадамуса. После рождения первого наследника Екатерина произвела на свет еще нескольких детей обоего пола, чем, казалось, надежно обеспечила продолжение рода Валуа. Однако судьба распорядилась иначе.
Король Генрих Второй, супруг Екатерины Медичи, погиб от удара копьем, полученного на рыцарском турнире. Все его сыновья отличались слабым здоровьем. Страшным бичом их семьи был туберкулез, который в те годы лечить еще не умели. Трое из сыновей Екатерины Медичи правили Францией, но ни один из них не оставил наследников. Франциск Второй умер в возрасте пятнадцати лет, Карл Девятый – в двадцать три. Наследником третьего ее сына-короля, также бездетного, Генриха Третьего, стал самый младший сын Екатерины – Франсуа Алансон.
Согласно салическому закону, который определял принципы наследования трона во Франции, королем мог стать только прямой наследник Капетингов, принц крови Людовика Святого. «Негоже лилиям прясть» – эта цитата из Евангелия иллюстрировала полную невозможность не только наследования, но даже передачи короны во Франции по женской линии. Между тем это было обычным делом для большинства королевских домов Европы.
После преждевременной кончины в 1584 году младшего из братьев Валуа, Франсуа Алансона, законные права на трон в католической Франции получил гугенот Генрих Наваррский. Он происходил от младшего сына Людовика Святого – Робера Клермона. Правивший тогда сын Екатерины Медичи, Генрих Третий по отцу был потомком старшего сына Людовика Святого – Филиппа Третьего. Два Генриха – Наваррский и Валуа – считались кузенами в двадцать второй степени родства – между этими столь дальними ветвями не нашлось ни одного прямого наследника мужского пола, более близкого семейству Валуа, чем Генрих Наваррский. По словам Екатерины Медичи, «Бурбоны были родственниками Генриху Третьему не больше, чем Адам и Ева». Она мечтала изменить порядок наследования в пользу сына своей дочери Клод – Генриха Лотарингского. Также свои притязания на французский престол заявляли ярые католики – герцоги Гизы. Они считали, что род Гизов восходит к Каролингам, которых когда-то беззаконно лишил трона родоначальник династии Капетингов – Гуго Капет.
Последний король династии Валуа, Генрих Третий, погиб в 1589 году от ножевой раны, нанесенной ему подосланным врагами убийцей. Он не желал отмены салического закона и на смертном одре назвал Генриха Наваррского своим наследником. Несмотря на это, Генриху пришлось еще долгих шесть лет бороться за власть в разоренной и раздираемой гражданской войной Франции и в очередной, последний раз, принять католичество для того, чтобы прочно занять место на французском престоле.
Генрих вновь переключился на Генриетту. Он с любовью провел рукой по ее волосам.
– Посмотри, мой друг, у нее такие же роскошные кудри, какие были у ее матери. Хотя сегодня в моем сердце другая женщина, а Марии давно нет в живых, ее образ не покидает меня. Я помню, как увидел ее впервые – заплаканную, потерянную, в растерзанном платье. Помнишь, мы тогда захватили Каор, хотя численность нашего войска была невелика?
– Я не хотел, чтобы после победы мои солдаты грабили Каор и убивали его жителей. Однако удержать их было чрезвычайно трудно. Помнишь, Агриппа?
– Помню, государь. – Никита слушал себя как будто со стороны. – Один из ваших рыцарей держал кинжал у горла девушки, когда вы приказали ему отпустить ее. Вы посадили Марию на коня впереди себя и увезли в дом Руальдов, где остановились тогда на ночлег. После того, как нам пришлось покинуть Каор, вы забрали ее с собой, в свой замок Нерак. Только ни вам, ни особенно Марии это добра не принесло.
– Да, – горько усмехнулся Генрих. – В Нераке ей пришлось несладко. В то время там еще обитала моя женушка Маргарита. Она, хоть и не ожидала от меня супружеской верности, но и любовниц моих не жаловала. Вдобавок я был неравнодушен к одной из ее фрейлин – прекрасной Фоссезе. Мой ребенок, которого носила Фоссеза, родился мертвым, может быть, она была еще слишком юной, чтобы стать матерью. Или это были происки моей лицемерной женушки, которая вначале покровительствовала Фоссезе, а потом стала злобно упрекать ее в высокомерии. Иногда этих баб так трудно понять, согласись, Агриппа!
– Да, государь! Вы абсолютно правы! Порой женщин понять просто невозможно! – искренне и горячо поддержал короля Никита.
– Поначалу ни Маргарита, ни Фоссеза не знали о существовании Марии. Они были слишком заняты тем, что враждовали между собой. А Мария жила уединенно в окрестностях Нерака, и я навещал ее так часто, как мог, правда, гораздо реже, чем ей хотелось. Когда выяснилось, что Мария беременна, это, конечно, стало известно в замке, у моей жены везде были шпионы. Что тут началось, ты помнишь, Агриппа?! У Маргариты и Фоссезы появился общий враг, их это даже на время сплотило. Ведь Фоссеза не уберегла моего ребенка, и в браке с Маргаритой у нас детей нет. Хотя откуда им взяться, мы с ней не очень-то добропорядочные супруги!
Наваррец опять невесело усмехнулся.
В голове Никиты снова ожил Д’Обинье, который, кажется, был в курсе всех дел короля:
– Мы ведь так и не выяснили тогда, от чего так внезапно умерла Мария. Упокой Господь ее душу! Говорили, что она зачахла от тоски по вам, государь, и от чувства вины за свою грешную жизнь. Может, действительно Бог ее покарал. А может, это было делом рук какой-то из ваших женщин…