– Не страшно им вдвоем, без оружия? – поинтересовался он у Деда. – На телеге-то до Каора полдня езды, наверное. Всякое может случиться по дороге. Времена ведь неспокойные. – Последнее утверждение прозвучало полувопросительно.
– Времена лихие, – согласился Эдвард. – Поэтому они поедут общим обозом вместе с другими купцами и с вооруженной охраной. Им приходится идти на риск, в Каоре сейчас перебои с продовольствием. Крестьяне перестали подвозить продукты в города, боятся.
Никита понимающе хмыкнул:
– Их можно понять, кто бы ни воевал между собой, главные беды достаются крестьянам.
– Точно! – горячо поддержал старик. – Католики с гугенотами гоняются друг за другом и по пути грабят и жгут все, что попадется. Разумные люди предпочитают сидеть по домам и беречь припасы. Хотя, по правде сказать, уцелевших домов в округе остается все меньше, и припасов тоже: столько народу погибло за последние три десятилетия, землю обрабатывать некому.
– Неужели все так плохо? – усомнился Никита. – На первый взгляд Лантерн выглядит мирно.
Жизнь вокруг и правда текла своим чередом. Около ворот замка, как и две сотни лет назад, толпились горожане: кто-то пришел по делу, другие из праздного любопытства. Между ними терлись попрошайки: убогие калеки, нищие пилигримы, странствующие монахи. По улице вдоль крепостной стены, лавируя между лужами, пробирались женщины с корзинами и узлами.
– В Лантерн сейчас действительно тихо. Город католический, протестантов здесь не жалуют. В случае опасности закрывают ворота и держат оборону. Ну, ты же вроде специалист, знаешь, как это бывает, – подмигнул Дед, видимо, намекая на мятежного Филиппа, в роли которого Никита оказался прошлой ночью. – Хотя, говорят, лет двадцать назад гугеноты все же захватили город во время какого-то католического праздника. Тогда здесь собрались церковники из многих соседних городов, служили мессу. Во время службы армия протестантов и напала на Лантерн. Ими командовал некий Дюра – настоящий зверь! В тот день много народу погибло. Священников перебили практически всех, около двухсот человек.
Старик сочувственно покачал головой.
– Правда, через десять лет, уже после Варфоломеевской ночи, католики с лихвой отыгрались. Гугенотов тогда тысячами убивали по всей стране. Из Парижа сведения и распоряжения приходили самые противоречивые. Местные власти трактовали их на свое усмотрение, кому как вздумается. В этих землях королевскую армию в то время возглавлял генерал Террид. Говорят, он тоже мягкосердечием не отличался, крови было много.
Самым известным и одним из самых чудовищных событий религиозных войн во Франции стала Варфоломеевская ночь с 23 на 24 августа 1572 года, которая последовала за свадьбой протестанта Генриха Наваррского из династии Бурбонов и Маргариты Валуа, сестры короля Франции Карла Девятого. В кровавой резне был уничтожен практически весь цвет гугенотской аристократии, прибывшей в Париж на церемонию бракосочетания, в том числе тогдашний лидер французских протестантов адмирал Колиньи. Жизнь Генриха Наваррского была спасена лишь благодаря его высокому происхождению и своевременному переходу в католичество, от которого он, впрочем, через несколько лет благополучно отрекся. Надо заметить, что за свою жизнь Генрих Наваррский переходил из одной веры в другую шесть раз.
Династический брак между принцем-гугенотом и французской принцессой-католичкой, призванный погасить религиозную вражду, в очередной раз расколол страну надвое. Массовые убийства протестантов охватили Францию. С этих событий началась Четвертая религиозная война, которая закончилась подписанием в 1573 году компромиссного королевского эдикта. В соответствии с ним, гугенотам разрешалось проводить протестантские богослужения в крепостях Ла-Рошель, Монтобан и Ним. Однако до реального равновесия в стране было далеко.
Только через двадцать шесть лет после Ночи Святого Варфоломея Генрих Наваррский, в то время уже король Франции Генрих Четвертый, подписанием Нантского эдикта положил конец последней, восьмой по счету, религиозной войне. Через некоторое время после смерти Генриха гонения на протестантов в стране возобновились, но уже не были настолько кровавыми.
Дед увлекся и совершенно забыл о своей роли примерного слуги. Проходящая мимо крестьянка с удивлением уставилась на старого оборванца и богато одетого господина, которые на равных разговаривали посреди улицы.
– Потише, Эдвард, пожалуйста! – прорычал Никита, делая грозное лицо.
Дед вновь униженно сгорбился и уткнулся взглядом в свои уродливые башмаки. Стало заметно, как отчаянно он продрог: старик шмыгал носом и трясся на холодном ветру.
Никита спросил, не выходя из образа:
– Откуда ты все это знаешь? Рассказываешь как по писаному. Будто и правда всю жизнь живешь в Лантерн.
– Не помню. Возможно, что-то прочитал в библиотеке мэрии, я, знаешь ли, интересовался историей деревни. Возможно, что-то услышал здесь. Теперь уже не разберешь, все перемешалось в голове. Ты вспомни, как сам распинался перед герцогом Ланкастерским и его дружками про Столетнюю войну – откуда все это взялось тогда?!
Никита отлично помнил свое дерзкое выступление за свободу юго-запада Франции от английской оккупации. Неизвестные ему самому до той поры факты лились из него рекой. Причем помимо его воли и вопреки чувству самосохранения. Как будто, оказавшись в роли какого-то реального человека, Никита получал и часть его воспоминаний и даже перенимал некоторые черты характера.
Долго размышлять над этим поразительным феноменом ему не пришлось. В воротах зерновой лавки вновь появился Арно Лакомб.
Торопливым шагом он направился к Никите.
– Господин Д’Обинье, государь прибыл. Он уже в доме и спрашивает вас, – вполголоса произнес он, подойдя поближе и поклонившись.
– Приехал?! Как я мог его пропустить? Я ведь никуда не уходил с этого места! – Властные манеры Агриппы все больше влияли на поведение Никиты.
Лакомб взглянул на него с плохо скрываемым удивлением.
– Государь подъехал с обратной стороны дома, как в прошлый раз, чтобы не привлекать внимания. Он прошел через подвал, поднялся в заднюю часть лавки и оказал нам честь, расположившись со своей охраной на кухне. Государь крайне удивился, не найдя вас в доме: по его словам, вы должны были ждать его внутри и не показываться на улицу.
– Без тебя знаю, что я должен был делать! – рявкнул Никита. – Мне донесли, что кто-то в Лантерн узнал о приезде государя. Я вышел, чтобы присмотреть за наружным входом.
Как Эдвард несколько минут назад, купец растерянно оглянулся по сторонам:
– А где ваша лошадь, господин?
– Мою лошадь повели в кузницу, чтобы перековать, – припертый к стенке, Никита импровизировал напропалую.
Анри Лакомб и в мыслях не мог подвергнуть сомнению слова знаменитого полководца и с благоговением склонил голову:
– Пойдемте, мой господин. Государь ожидает вас.