Период кровопролитных религиозных войн между католиками и последователями реформированного христианства – гугенотами, французскими протестантами – продолжался во Франции в течение почти всей второй половины XVI столетия. Идеи Реформации в начале XVI века сформулировал немецкий богослов Мартин Лютер, а позже, в тридцатых-сороковых годах, они получили развитие в трудах французского реформатора Жана Кальвина. Наибольшее распространение протестантская вера получила в кругах французской знати, ее проводниками становились даже некоторые католические священники.
Сторонники Реформации проповедовали абсолютную божественную предопределенность всего происходящего в жизни людей и возврат к идеалам раннего христианства. Они отрицали обряды и атрибутику католицизма и, в противовес латыни, распространяли переведенные на французский язык Библию, Евангелие и тексты древних псалмов.
Несмотря на сугубо религиозную подоплеку братоубийственных войн во Франции в тот период, их ход отражал также яростную борьбу за власть между угасавшим королевским домом Валуа, семейством герцогов де Гиз, которые рвались к французскому трону, и династией Бурбонов – младшей ветвью королевского дома Капетингов.
Никита ткнул пальцем в сторону человека, похожего на старину Эдварда, и надменно приказал:
– Эй, ты, как тебя там! Пойдем со мной.
Старик вопросительно взглянул на хозяйку – она даже головы не повернула в его сторону – и поплелся к выходу.
Перед тем, как выйти из комнаты, Никита снисходительно кивнул женщине, которая снова склонилась, провожая его:
– Мадам, наш господин может появиться в любой момент. Ожидайте его и будьте готовы оказать ему достойный прием.
Новая роль нравилась ему все больше. Он чувствовал себя человеком, рожденным повелевать.
Лестница спускалась в кромешную темноту. Никита остановился в нерешительности на верхней ступеньке. С одной стороны, новая история сулила большие перспективы. С другой – он отчетливо помнил телесную боль и горькую душевную потерю прошлой ночи и совершенно не хотел повторения чего-то подобного. К приключениям он был готов. К новым страданиям – нет.
– Ладно. Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, – процитировал он одну из нетленных присказок своего отца. – Да и потом, какие у меня варианты? Все равно отсюда надо выбираться.
– Простите, мой господин! Я не расслышал, что вы сказали.
За спиной Никиты виновато переминался с ноги на ногу человек, похожий на Эдварда.
– Иди первым, там ничего не видно! – Никита с удовольствием вернулся к роли знатного господина. – Я хочу выйти на улицу.
Аккуратно, стараясь не задеть даже край господского плаща, старик просочился мимо и довольно бодро зашлепал вниз. Никита осторожно последовал за ним, цепляясь в темноте за перила и кляня на чем свет стоит свои нелепые штаны и узкий в талии камзол. К тому же на левом бедре обнаружилась шпага в тяжелых ножнах, которая била его по ногам и цеплялась за ступени.
У подножия лестницы слуга распахнул перед ним дверь, за которой оказалось большое помещение, служившее одновременно и кухней, и столовой, и кладовой.
Как и в комнате наверху, здесь царил полумрак: свет попадал через два небольших отверстия над уличным входом и через приоткрытую боковую дверь. За ней просматривался зерновой амбар, залитый солнечным светом – там были настежь распахнуты ворота на улицу. Плечистый парень деревянной лопатой черпал зерно из кучи, насыпанной на дощатый настил, и ловко бросал в холщовый мешок. Второй парнишка, помоложе и посубтильнее, широко раскрытой горловиной мешка ловил каждый взмах лопаты. Работали они быстро, слаженно и, как могло показаться, играючи. Однако это впечатление было обманчивым.
Худощавый мальчишка завязал веревкой туго набитый куль и потащил его к стене, где их стояло уже немало. На его руках, на шее и даже на лбу вздулись вены. Напарник отложил лопату и подхватил мешок с другой стороны: вдвоем нести его было и легче, и удобнее. Видимо, именно этой работой стращала старика женщина в комнате наверху.
Одежда парней выглядела сообразной занятию, однако была такой же бедной и убогой, как наряд человека, похожего на старину Эдварда. На их фоне Никита уже менее критично оценивал свой костюм. Несмотря на черный цвет и почти полное отсутствие украшений, он смотрелся богато и даже изысканно.
Положив руку на эфес шпаги, Никита ощутил себя бравым рубакой – это оказалось необыкновенно приятно. Ради такого щегольства можно было смириться с некоторым неудобством – как в новых джинсах, которые вначале бывали тесны, зато придавали особую стройность фигуре.
Старик открыл дверь из кухни на улицу. Он молча ждал, пока Никита – он же господин Д’Обинье, согласно последним данным – подглядывал за работавшими в амбаре слугами.
Наконец, Никита спохватился и поспешил выйти наружу. Требовалось срочно выяснить, кто рядом с ним, – Дед, товарищ по ночным приключениям, или житель Лантерн эпохи Возрождения, который поразительно смахивал на Деда.
В первый момент яркий свет резанул глаза, уже привыкшие к полумраку, а холодный ветер обжег лицо. Никита отвернулся от солнца и ветра, отошел на несколько шагов и стал разглядывать здание, из которого только что вышел. Поразительно, фасад был ему знаком. Он сильно напоминал тот самый дом, который несколько месяцев назад купил Никита. Только на месте двух высоких окон его кухни располагались ворота амбара, а точнее купеческой лавки, где торговали зерном. И еще окна второго этажа стали заметно уже. Других серьезных отличий он не нашел. Между воротами лавки и дверью в жилую часть дома дремал широкозадый конь, запряженный в пустую телегу. Коновязью для него служил продолговатый камень с пробитой в нем круглой сквозной дыркой, который сильно выступал из стены. На современном фасаде дома Никиты такого камня уже не было. Видимо, его убрали при более поздней перестройке.
«Значит, моему дому и правда больше четырехсот лет, а то и все пятьсот, как написано в бумагах», – с гордостью и удовлетворением подумал Никита.
Созерцание было прервано деликатным покашливанием.
– На чем вы приехали, мой господин? – Старый слуга растерянно смотрел на его идеально чистую обувь. – Я не увидел вашей лошади около дома.
Никита огляделся. Вопрос звучал вполне резонно – со времен Средневековья грязи на этой улице меньше не стало. Сомнительно, чтобы господин Д’Обинье мог добраться сюда пешком, не запачкав элегантных сапог.
Никита решил, что пора рискнуть.
– Эдвард, это ты? – негромко спросил он.
Старик осторожно оглянулся по сторонам и, немного расправив спину, сердито посмотрел на Никиту.
– Давай отойдем в сторонку.
Они переместились к соседнему дому, двери которого были наглухо заперты, а окна закрыты толстыми ставнями.
– Значит, это все-таки ты, Никита?! Я уже начал сомневаться, глядя, как ты пыжишься. Решил, что настоящий господин Д’Обинье случайно оказался похожим на тебя.