«Неплохое начало, – одобрил Никита. – Вместо ругани обращаемся к лучшим чувствам».
– Правда, – потупился Тео.
– Уверен, мы и сейчас остаемся друзьями. Именно поэтому твои родители и бабушка попросили, чтобы я серьезно поговорил с тобой об учебе. Они считают, что ты никого не слушаешь, и надеются, что я смогу тебя образумить. Они даже сказали мне, в чем именно я должен тебя убедить. Но я хотел бы сделать наоборот – выслушать, что думаешь ты сам. Мнение остальных мне хорошо известно, а твое – нет. При том, что речь идет о твоем будущем, а не о будущем твоей бабушки или мамы.
«Интересный поворот», – Никита заинтересовался еще больше.
– Дедушка, я не хочу быть врачом, – выпалил Тео. – Все считают, что я должен продолжить семейную традицию, как ты и папа. Но я не хочу! И никогда не хотел. Я ненавижу запах больницы, меня мутит от вида крови, и я терпеть не могу разговоры о болезнях! Они уговорили меня учить латынь в средней школе, хотя латынь и не была обязательной. Но тогда я еще мало что понимал, и мне не хватило смелости сопротивляться. Теперь в лицее мне надо выбирать предметы для специализации. Они толкают меня к естественным наукам, но это не для меня. Ты же знаешь! И они знают! Но им все равно! Одна только Леа меня понимает!
Видимо, он имел в виду сестру.
– Хорошо, – спокойно ответил дедушка. – Мы выяснили, чего ты не хочешь. И ты даже объяснил, почему. Теперь давай поговорим о том, чего же ты хочешь. Это важнее всего. Твои родители и бабушка любят тебя и пытаются помочь, как умеют. Они думают, что ты не можешь определиться самостоятельно. Итак, чем ты хочешь заниматься в будущем?
Тео смутился. Повисла пауза. Дедушка не торопил его. Он молча наблюдал за внуком из-под седых бровей. Любовь, гордость и сочувствие, но в самом сдержанном, мужском выражении – вот что читалось в его глазах.
Обретя опору во взгляде деда, Тео собрался с духом и твердо сказал:
– Я хочу стать актером. Хочу специализироваться в лицее на литературе и искусстве, а потом поступить в актерскую школу.
Дедушка с едва заметной улыбкой качнул головой.
Никита уже закончил ужинать, но продолжал сидеть с бокалом вина в руках. Он делал вид, что смотрит в полумрак за окном, а сам слушал разговор дедушки с внуком и вспоминал своего рано умершего отца. Из него мог бы получиться такой же замечательный, все понимающий друг для Алекса. Но судьба распорядилась иначе. Неожиданный, ранний инфаркт – и отца не стало.
В голосе дедушки юного Тео зазвучала ирония:
– Что ж, почему-то меня не удивляет твой выбор. В детстве мама не переставая таскала тебя по кастингам и модельным агентствам. И никто не возражал против того, чтобы тебя снимали в рекламе и даже в кино. Все только восхищались, какой ты у нас талантливый и красивый. А теперь, когда ты вырос, твои родители и бабушка почему-то ожидают, что юный артист захочет стать врачом. Ты говорил им о своем желании? Мне кажется, они ни о чем не подозревают.
– Я однажды сказал родителям, что хочу стать актером, но они даже слушать не стали. Вообще не приняли мои слова всерьез. У них на уме только одно – продолжение семейной традиции и престижная профессия врача, – фыркнул парень.
– Насчет семейной традиции я тебе вот что скажу, Тео. Твой отец стал хорошим зубным врачом вовсе не потому, что я был приличным кардиологом. Он просто захотел стать дантистом и стал им. И я его к этому не подталкивал. Так же, как меня не подталкивал мой отец, твой прадед, который, как тебе известно, был потрясающим детским хирургом. То, что твоя сестра вышла замуж за травматолога, чистая случайность. На мой взгляд, в семье уже столько медиков, что ты вполне можешь позволить себе выбрать профессию на свой вкус. Меня волнует совершенно другое.
Дедушка испытующе посмотрел на внука.
– Понимаешь ли ты, насколько зыбкая почва под ногами ждет тебя в актерской профессии? Как зависим ты будешь и сколько боли она может тебе принести?
– Я не хочу бояться этого, дедушка. Хочу быть свободным от страха, чтобы сделать свободный выбор. Если стану актером, я буду верить, что у меня есть шанс чего-то добиться. И добьюсь. И вы будете мною гордиться. А если стану врачом, всю жизнь буду думать о том, что даже не попытался сделать того, о чем мечтал. И вам будет за меня стыдно, потому что хорошего врача из меня не получится.
В ресторан вереницей потянулись остальные члены семьи. По каким-то только им известным признакам они определили, что время переговоров исчерпано. Проснувшегося младенца нес на руках довольный отец-травматолог. Никита улыбнулся – забавный пацан удался в папу, вылитый Жан Рено в младенческом возрасте. Не хватало только маленьких круглых очков. Видимо, две представленные в семье мужские породы отказывались смешиваться между собой.
Пока семья вновь рассаживалась по своим местам, к Никите подошел официант с вопросом, не желает ли месье чего-нибудь еще. Из-за него Никита пропустил момент, когда дедушка сообщил всем результаты беседы с внуком.
Поднявшись из-за стола, чтобы расплатиться у кассы, Никита услышал за спиной только сдержанное замечание бабушки:
– Я вас предупреждала, что они договорятся между собой. Мужчины в этой семье всегда все делают по-своему. Уж я-то знаю!
Уставший за день, Никита медленно брел вверх по темной улице в сторону дома. Он уже автоматически перешагивал через редкие, непредсказуемые ступени на тротуаре. От воспоминаний об отце ему стало грустно. Никита так и не успел убедить его в том, что реклама – стоящее дело. Вдобавок в памяти всплыл сегодняшний никчемный разговор с сыном, и Никите на минуту снова стало стыдно. Не только дедушка, он сам мог бы стать Алексу другом, однако не стал. Мог поддержать мечту сына, но даже не услышал его. Пытаясь заглушить голос совести, Никита дал себе обещание в ближайшее время все исправить, но детали, как обычно, отложил на потом. Вернулись тягостные мысли о жене. То ему казалось, что Ольге сейчас так же тоскливо, как ему самому, и его охватывала жалость. То она представлялась хохочущей в компании подруг, и тогда в нем поднималось негодование и желание сделать ей больно. За что – он не смог бы внятно ответить. Просто за то, что жена лишила его своей поддержки именно в тот момент, когда он в ней остро нуждался.
Открыв дверь лопоухим ключом, Никита не стал зажигать свет. Удивительное дело, тишина пустого дома не пугала, а успокаивала его. Здесь он не чувствовал себя одиноким, хотя был совершенно один.
Он медленно поднимался наверх, с каждым шагом чувствуя все большее умиротворение, как будто на ступенях лестницы за его спиной оставались все горести и обиды.
В спальне он стянул с себя одежду и, не глядя, бросил на пол, будто отмершую старую кожу. И в последний момент сообразил, что надо включить будильник, чтобы завтра не проспать Майка.
Засыпая, он мечтал об Изабель, однако вскоре услышал из темноты совершенно другое имя:
– Генриетта, Генриетта! Иди ко мне, мой ангелочек!