– Я знаю.
Она опускает взгляд на свой сотовый, медлит минуту, затем кивает.
– Давай.
– Так как идут дела?
– О, все слишком хлопотно. Это должен быть лучший из лучших рождественских концертов. Миссис Эббот взвалила все на меня. – Она бросает косой взгляд. – Ну, знаешь, чтобы все вышло потрясающе. Особенно раз уж это последний рождественский концерт.
– Надеюсь, новый костюм поможет. Ты должна выделяться на фоне остальных. Это ведь действительно твое соло.
Когда мы поднимаемся в мою комнату, я вынимаю платье из шкафа. Оно все еще упаковано в пластик. Снимаю чехол, и Араминта буквально задыхается. Платье прекрасное: цвета слоновой кости, длиной до пола, романтичное, кружевное и вручную расшитое бисером – то, что действительно выделит ее из толпы. Оно радикально отличается от дерьмового костюма, который она планировала надеть, – бесформенную белую сорочку, как у ее подтанцовки.
– О, Одри, честно говоря, было бы намного лучше, если бы ты была на сцене со мной. Ты же знаешь хореографию, и ты можешь надеть мой старый костюм. Ты будешь идеальна рядом с Бонни. Прошу, скажи, что сделаешь это… Все станет настолько лучше.
Я пропускаю ткань между пальцев, вспоминая, каково это – оказаться на сцене. Может быть, это будет неплохо. Небольшое отвлечение от драмы «Общества сороки». В любом случае – лучше, чем сидеть среди зрителей.
– По крайней мере, это мероприятие не испортит тот ужасный птичий флешмоб. Я позаботилась об этом.
– Да? – спрашиваю я.
– Ага. Оказалось, это была группа студентов из Уинфернской общеобразовательной школы. Знаешь, эта местная школа? Мне бы там ужасно не понравилось… они все мерзкие. Очевидно, кто-то заплатил им кучу денег, чтобы они надели костюмы и сорвали вечеринку. Кто-то из группы, называющей себя «Сороками». Те же люди, которые сделали листовки. Ну не нелепо ли?
Я хмурюсь.
– Дико.
– Ох, Одри, это платье просто идеально. Спасибо тебе большое. Знаешь, когда ты бросила меня на репетиции, я решила, что ты совсем меня бросила… Я рада, что это не так.
– Конечно, не так. Я буду с тобой на сцене. Такого я не пропущу. – Смотрю на Араминту, которая любуется собой в зеркало. – Ты сегодня будешь выступать для кого-то особенного? – спрашиваю я.
– Может быть…
– Знаешь, я больше не могу молчать об этом. Араминта, мистер Уиллис жуткий тип. Ты не должна быть с ним. Ты заслуживаешь много лучшего, чем дурацкий учитель школы-интерната. Пусть даже однажды его показывали по телику! Очевидно, они решили, что он недостаточно хорош, чтобы пригласить его снова. Ты заслуживаешь лучшего.
Араминта лукаво улыбается мне.
– Опоздала!
– Что?
– На самом деле я сказала ему это. Вчера вечером. Я его бросила.
– О боже, правда? Что он ответил?
Она подходит и садится рядом на кровать.
– Он был порядком взбешен. Спрашивал: почему, почему, почему, – говорил, что как раз собирался порвать со своей невестой, чтобы мы могли быть вместе после того, как я окончу школу, бла-бла-бла. Только тут я поняла, насколько он был серьезен. Ну, то есть я была влюблена, но… он мой школьный парень. Он что, и вправду думал, будто мы будем вместе, когда я поступлю в Кембридж? Отвратительно. Я хочу расправить крылья.
– Скорее всего, он никогда не думал об этом.
– Именно так. – Она закатывает глаза. – Вот почему я сказала, что разрываю с ним немедленно. Он так злился. Просто взбесился, сказал, что я могу его погубить. Что он уже так много сделал, чтобы наши отношения продолжились после того, как я окончу школу.
– Правда? – Я вскидываю бровь. – Тебе не показалось, что он угрожает?
– О, нет. Если кто-то и угрожал, так это я. Серьезно, я могла бы его уничтожить. Так что я ответила, что если он не успокоится, я пойду к миссис Эббот и расскажу ей все. В конце концов он меня отпустил. Говорил, как ужасен этот разрыв. Можно подумать, я пыталась его убить или вроде того.
– Неудачник, – говорю я, но мой разум далеко. Мне интересно, действительно ли мистер Уиллис неравнодушен к Минти. Или он просто видит в ней свой билет в лучшее будущее?
– И не говори. Но, по крайней мере, теперь я свободна. И оставшуюся часть года могу прожигать жизнь. – Она взбивает волосы, затем бросает взгляд на часы. – О боже. Нам лучше спуститься. Нужен минимум час, чтобы сделать прическу и макияж. – Она берет в руки платье.
– Тогда скорей идем.
41
Айви
Школьный актовый зал выглядит абсолютно захватывающе. На стенах висят высокие элегантные подсвечники с длинными узкими свечами, сказочные огни развешаны под всеми возможными углами, огромные гирлянды из свежей зелени обрамляют окна. Справа у входа стоит привычная пятиметровая норвежская ель, увешанная игрушками, большая часть которых старше миссис Эббот. Я чувствую укол в сердце, когда думаю, что, вероятно, в последний раз вижу это дерево, эти старые стеклянные игрушки. Куда их денут, когда школу продадут?
Глупо, но в этот момент мне так же грустно думать об этих неприкаянных новогодних украшениях, как и о собственной судьбе.
Темнеет уже рано, и светятся лишь сотни свечей и крохотных лампочек, протянутых под потолком. От этого так тепло и уютно. Ночь рождественского концерта обычно одна из моих любимых. Это единственное событие года, которое по-настоящему погружает меня в праздничное настроение и наполняет ностальгией.
Стою за кулисами, наблюдая, как зал заполняется семьями и деловыми людьми в костюмах и платьях в пол, каждый берет бокал шампанского на входе, к местам их проводят семиклассники.
Шум болтовни помогает заглушить страх перед тем, что я первой выступаю со своей композицией… и тем фактом, что я ничуть не приблизилась к тому, чтобы доказать причастность мистера Уиллиса к смерти Лолы. Я весь день пыталась отодвинуть эти мысли на задворки сознания, но чувствую, как уходит время. Особенно сейчас, когда вижу зал, полный инвесторов, имена которых мы обнаружили в списке.
Меня охватывает жуткое чувство, будто стены смыкаются и кислорода все меньше… будто все лампы сейчас лопнут, а бокалы с шампанским – разлетятся вдребезги.
Мы действительно должны как можно скорее добиться ареста мистера Уиллиса, иначе будет слишком поздно. И самое раздражающее тут – это ощущение, будто мы уже совсем близко.
Я отступаю от занавеса и вижу, что за кулисами стало очень оживленно. Ученики расхаживают взад-вперед, кто-то дышит в бумажные пакеты или сидит, втянув голову в плечи, – должно быть, это их первое выступление на сцене. Даже сейчас я борюсь с теми же чувствами: открывать своим номером вечер – это и огромная ответственность, и в то же время многие хотели бы быть на моем месте. Я не знаю, как дать представление всей своей жизни, когда все, о чем я могу думать, это то, что если я что-то сделаю не так, то понятия не имею, где окажусь в следующем году.