Джонатан Стрендж и мистер Норрелл - читать онлайн книгу. Автор: Сюзанна Кларк cтр.№ 196

– Ну разумеется! – воскликнул Байрон. – Черный мир под стать его Черному Духу. Кому из нас порою не хочется задуть солнце? Разница в том, что сделать это способен лишь волшебник.

Доктор Грейстил задумался.

– Наверное, вы правы, – согласился он. – Вероятно, он сотворил тьму, а потом просто забыл. Судя по всему, он не всегда помнит свои слова и поступки. Скажем, он забывает наши прежние разговоры.

– А, да-да, конечно, – равнодушно подтвердил его милость, словно и сам охотно забыл бы о беседе с доктором. – А вы знаете, что он написал письмо шурину?

– Нет, не слышал.

– Именно так. Зовет его приехать в Венецию и встретиться с покойной сестрой.

– И как по-вашему, тот согласится? – с сомнением проговорил доктор Грейстил.

– Понятия не имею! – Тон лорда Байрона красноречиво указывал на неуместность самого предположения: неужели величайший поэт эпохи станет вникать в подобные житейские мелочи? Последовало минутное молчание, потом его милость заметил уже более естественным тоном: – Если честно, мне кажется, он не приедет. Я читал письмо Стренджа. Оно полно несвязных измышлений, которые никто, кроме сумасшедшего или волшебника, понять не сможет.

– Как печально! – заметил доктор Грейстил. – Крайне печально. Еще позавчера мы вместе гуляли. Он казался таким жизнерадостным! Не могу понять, как можно всего за одну ночь перейти от полного здравомыслия к полной невменяемости. Скорее всего, существует какая-то естественная причина. Возможно, инфекция…

– Чепуха! – решительно возразил Байрон. – Причина-то как раз исключительно метафизического свойства. Заключается она в той пропасти, которая разделяет истинное состояние человека и то, к которому он стремится, в борьбе духа и плоти. Простите, доктор Грейстил, но в этих делах я имею вполне достаточный опыт, а потому могу говорить со знанием дела.

– Но… – доктор нахмурился и замолчал, словно собираясь с мыслями, – дело в том, что тяжелый период миновал. Мистеру Стренджу очень хорошо работалось.

– Могу сказать одно: до того, как помешаться на покойной жене, он был одержим Джоном Аскглассом. Наверное, вы тоже заметили? Мне крайне мало известно об английской магии, а сами волшебники всегда казались кучкой скучных стариков. Единственное исключение – Джон Аскгласс. Он – совсем иное дело! Волшебник, подчинивший себе обитателей Иноземья! ^[151] Единственный, кому удалось победить смерть! Маг, которого сам Люцифер вынужден был признать ровней! И всякий раз, как Стрендж сравнивал себя с этим титаном – а он не мог не сравнивать время от времени, – он осознавал себя тем, кто он есть: жалкой приземленной посредственностью! И вот достижения, столь ценимые на заброшенном островке ^[152], рассыпаются в прах. Как тут не впасть в отчаянье! Кто смертен, тот не должен искать того, что за пределом смерти. – Байрон замолчал, словно пытаясь запомнить последнюю фразу, чтобы потом вставить в поэму. – В сентябре, в швейцарских горах, на меня самого напала подобная меланхолия. Я бродил, каждые пять минут слыша гром обвалов, – казалось, Бог вознамерился меня уничтожить! Душа разрывалась от бессмертных устремлений. А порою боль становилась настолько острой, что хотелось пустить себе пулю в лоб. Единственное, что удержало от безумного шага, – мысль об удовольствии, которое моя смерть доставит теще.

Меньше всего на свете доктора Грейстила волновала судьба лорда Байрона, так что тот мог спокойно застрелиться, когда пожелает. Однако сама идея встревожила доктора.

– Вы считаете, он может себя убить?

– О, разумеется!

– Что же делать?

– Что делать? – Вопрос поэта прозвучал эхом. – А почему вы считаете, будто необходимо что-то делать? – несколько озадаченно добавил он, затем, видимо решив, что речь уже и так слишком долго идет о другом человеке, перевел разговор на собственную персону. – Вообще-то, доктор Грейстил, я рад, что судьба свела меня с вами. Дело в том, что я прихватил из Англии собственного врача, однако уже в Генуе был вынужден его уволить. А сейчас мне кажется, что начинают качаться зубы ^[153]. С чего бы это? Взгляните-ка! – Байрон открыл рот и оскалился.

Доктор Грейстил осторожно дотронулся до крупного, очень белого и крепкого зуба.

– Они совершенно здоровы, – заметил он.

– О, вы так считаете? Боюсь, это ненадолго. Я старею. Чахну и сам это чувствую. – Поэт тяжело вздохнул, но тут же, словно подумав о чем-то более радостном, добавил: – А знаете, история со Стренджем подоспела как раз вовремя. Я сочиняю поэму о маге, который силится противостоять Необоримым Духам, вершащим его судьбу. Конечно, в качестве прототипа для мага Стрендж не совершенство; ему недостает истинно героических черт характера. Но ничего, здесь я для яркости добавлю кое-что из собственной индивидуальности.

Мимо прошла очаровательная молодая итальянка. Байрон моментально склонил голову под каким-то странным углом, прикрыл глаза и вообще принял такой вид, будто вот-вот зачахнет от хронического несварения желудка. Доктору оставалось лишь предположить, что поэт хочет продемонстрировать прекрасной особе байронический профиль и байроническое выражение лица.

Декабрь 1816 года

Санта-Мария-Дзобениго, Венеция

Джонатан Стрендж – преподобному Генри Вудхоупу

3 декабря 1816 г.

Мой дорогой Генри!

Приготовься прочесть удивительную новость. Я видел Арабеллу. Видел ее и говорил с ней. Разве это не прекрасно? Разве это не лучшее из всех возможных известий? Ты не поверишь. Не поймешь, как такое может быть. Однако это не сон, не пьяный бред, не приступ безумия и не действие опиума. Рассуди сам: стоит только принять, что на прошлое Рождество в Клане мы оказались частично заколдованными, как все сразу становится вероятным и возможным. Согласись, есть немалая ирония в том, что как раз я и не распознал магию. В свою защиту могу сказать только, что колдовство было совершенно неожиданной природы и исходило из непредвиденного источника. И все же, к своему огромному стыду, вынужден признать: другие оказались куда сообразительнее. Джон Хайд сразу почувствовал неладное и пытался меня предупредить, а я не захотел его слушать. Даже ты, Генри, упрекнул меня, что я слишком погрузился в книги, пренебрегая и обязанностями, и вниманием к жене. Однако я не прислушался к твоим словам, а несколько раз даже позволил себе ответить довольно грубо. Теперь я очень об этом сожалею и покорно прошу прощения. Вини меня, сколько считаешь нужным, все равно сам я сужу себя куда строже. Но пора обратиться к сути дела. Ты крайне необходим мне здесь, в Венеции. Арабелла совсем недалеко отсюда, однако она не в состоянии покинуть место своего заключения, а я не могу проникнуть туда, к ней – по крайней мере, [несколько строк густо зачеркнуто]. Венецианские друзья очень добры, но одолевают меня вопросами. Слуги у меня нет, и по некоторым причинам мне трудно передвигаться по городу незамеченным. Рассказать подробнее не могу. Мой дорогой, добрый Генри, пожалуйста, как можно скорее приезжай в Венецию. Наградой за доверие послужит сама Арабелла, возвращенная нам обоим в добром здравии. Для чего же еще, если не для этого, Бог создал меня величайшим волшебником эпохи?