Джентльмен хотел торжествующе рассмеяться, но лишь зашелся в надрывном кашле. Придя в себя, он взял Стивена за руку.
– Не волнуйся за меня, Стивен. Я немного устал, вот и все. Ты человек удивительной проницательности и глубины. Отныне мы с тобой не просто друзья: мы братья! Ты помог мне разгромить врага, а взамен я найду твое имя. Я сделаю тебя королем! – Здесь голос джентльмена с волосами как пух совсем ослаб, превратившись в тень шепота.
– Скажите мне, что вы сделали! – взмолился Стивен.
Однако джентльмен уже закрыл глаза.
Стивен так и стоял на коленях в бальной зале, крепко держа джентльмена за руку. Сальные свечи догорели; все вокруг заполнил мрак.
56. Черная Башня
3–4 декабря 1816 года
Доктор Грейстил спал и видел сон. Во сне его звали; от него требовали что-то сделать. Доктор очень хотел выполнить просьбу, а потому метался туда-сюда, пытаясь найти просителей, но никак не мог отыскать, а они все выкрикивали его имя. Наконец доктор открыл глаза.
– Кто там? – спросил он.
– Фрэнк, сэр.
– В чем дело?
– Пришел мистер Стрендж и хочет с вами поговорить.
– Что-то случилось?
– Он не объяснил, сэр, но мне кажется, да.
– Где он?
– Отказался войти, сэр. Мне не удалось его убедить. Он остался на улице, сэр.
Доктор Грейстил спустил ноги с кровати и резко вздохнул.
– Холодно, Фрэнк, – заметил он.
– Да, сэр.
Фрэнк помог хозяину надеть халат и шлепанцы. Ступая по темному мрамору полов, они вдвоем направились через анфиладу неосвещенных комнат. Лампа горела лишь в вестибюле. Фрэнк открыл двойные железные двери, взял лампу и вышел на улицу. Доктор Грейстил последовал за ним.
Целый пролет каменных ступеней спускался в кромешную тьму. Лишь запах моря, плеск воды о камень да редкое мерцание темноты напоминали, что внизу, у подножья лестницы, течет канал. Кое-где в окнах и на балконах окружающих домов горели лампы.
– Здесь никого нет! – воскликнул доктор Грейстил. – Где мистер Стрендж?
Вместо ответа Фрэнк молча показал вправо. Под мостом внезапно мигнула лампа, и в ее свете доктор Грейстил увидел ожидающую гондолу. Отталкиваясь шестом, гондольер подвел ее ближе, и доктор Грейстил смог разглядеть пассажира. Несмотря на слова Фрэнка, доктору потребовалось некоторое время, чтобы узнать волшебника.
– Стрендж! – воскликнул он. – Боже милостивый! В чем дело? Я вас не узнал! Мой… мой дорогой друг! – Доктор Грейстил не сразу подобрал слово. За последнее время он начал привыкать к мысли, что скоро они с мистером Стренджем окажутся в куда более близких отношениях. – Идемте в дом! Фрэнк, быстро! Принеси мистеру Стренджу бокал вина!
– Нет! – резким, хриплым, совсем незнакомым голосом возразил Стрендж и что-то быстро сказал по-итальянски гондольеру. На этом языке он изъяснялся куда свободнее самого доктора, и тот не понял, о чем шла речь; однако вскоре смысл слов прояснился сам собой, потому что гондола начала медленно двигаться прочь. – Я не могу войти! – прокричал Стрендж. – Не просите!
– Хорошо, хорошо, но скажите хотя бы, что случилось.
– Я проклят!
– Проклят? Нет, не надо так говорить.
– Я должен это сказать. С начала и до конца я был не прав. Сейчас я попросил гондольера немного подать назад. Неосторожно с моей стороны так близко подходить к вашему дому. Доктор Грейстил, вы непременно должны отослать свою дочь как можно дальше отсюда!
– Флору? Почему же?
– Здесь поблизости есть некто, желающий ей зла.
– Господи! Что вы говорите?
Глаза Стренджа расширились.
– Есть некто, стремящийся обречь ее на жизнь, полную горя и печали. На рабство и вечное подчинение. Ее могут заточить в древнюю тюрьму, построенную не столько из земли и камня, сколько из холодных колдовских чар! Злобный, жестокий дух! А впрочем, может быть, не настолько и злобный – ведь он просто следует своей природе, которой не может противостоять.
Из этой сбивчивой речи ни доктор Грейстил, ни Фрэнк ровным счетом ничего не поняли.
– Вы больны, сэр, – наконец заключил доктор Грейстил. – У вас жар. Прошу, пойдемте в дом. Фрэнк сделает вам успокоительное питье, и страшные мысли отступят. Пойдемте, мистер Стрендж.
Доктор немного отошел от ступеней, чтобы волшебник мог выйти из гондолы, но тот даже не заметил.
– Я думал… – начал было Стрендж, но внезапно замолчал и молчал так долго, как будто забыл, что собирался сказать. Наконец, словно приняв какое-то решение, волшебник продолжил: – Я думал, что Норрелл лгал лишь мне. Я ошибался. Жестоко ошибался. Оказывается, он лгал всем вокруг. Каждому из нас.
Стрендж вновь что-то сказал по-итальянски гондольеру, и гондола скрылась в темноте.
– Остановитесь! Подождите! – закричал доктор Грейстил, однако было поздно. Он тщетно вглядывался в ночной мрак, надеясь, что Стрендж вернется.
– Догнать его, сэр? – предложил верный Фрэнк.
– Мы даже не знаем, куда он направился.
– Наверняка домой, сэр. Я мог бы пойти туда пешком.
– Что ты ему скажешь, Фрэнк? Он не станет тебя слушать. Нет уж, лучше пойдем к себе. Надо позаботиться о Флоре.
Однако, войдя в дом, доктор Грейстил остановился в полной растерянности. Он как-то резко постарел и ослаб. Фрэнк бережно взял его под локоть и отвел в кухню, вниз по темной каменной лестнице.
Для такого количества мраморных комнат на верхних этажах кухня представлялась очень маленькой. Даже днем она была темной и мрачной. Свет проникал сквозь одно окошко. Оно было устроено высоко, но снаружи располагалось как раз над водой и было закрыто тяжелой железной решеткой. Все это означало, что бо́льшая часть комнаты находится ниже уровня воды в канале.
Сейчас, после встречи и странного разговора с мистером Стренджем кухня казалась самым теплым и дружелюбным местом на свете. Фрэнк зажег свечи, раздул в плите огонь, потом наполнил чайник водой, чтобы приготовить чай и совершенно потрясенному хозяину, и себе.
Доктор Грейстил, глубоко задумавшись, сидел на убогом кухонном табурете и неотрывно смотрел в огонь.
– Когда Стрендж говорил, что кто-то может причинить Флоре серьезный вред… – наконец произнес он.
Фрэнк кивнул, словно уже понял, что последует дальше.
– Я не могу удержаться от мысли, что он имеет в виду себя самого, Фрэнк, – продолжил доктор. – Он боится сделать ее несчастной, а потому приехал, чтобы меня предостеречь.
– Да, сэр, – согласился Фрэнк. – Он приехал, чтобы нас предостеречь, а значит, в душе он добрый человек.