В квартире Зборовского, в доме номер 3 на рю-Жозеф-Бара, моя жизнь под защитой; меня еще никогда так не баловали с тех пор, как я живу в Париже. Мне спокойно. Когда мы с Жанной хотим побыть одни, мы идем в мою студию и занимаемся любовью, нежно и медленно. С ней я вновь обретаю ту часть себя, которую я прятал, – безмятежность.
Збо настаивает, чтобы я написал серию картин в стиле ню, и нашел мне большое количество натурщиц. Рисование обнаженной натуры нисколько не вызвало ревности у Жанны; напротив, она часто приходит меня навестить и следит за моей работой. Я практически безразличен к этим обнаженным девушкам – не потому, что не считаю их привлекательными, а потому, что у меня нет ни малейшего намерения компрометировать отношения с Жанной. Впрочем, эти девушки – профессионалки, им платит Збо, и всем им предписаны очень ясные правила поведения. Кроме того, позирование происходит исключительно в доме Зборовских. Очевидно, доверие в отношении меня не полное, но я не обижаюсь: исключение соблазнов в этот период полезно для всех.
Единственная проблема состоит в том, что с тех пор, как Жанна стала со мной встречаться, у нее начались ежедневные конфликты дома. Кто-то разболтал ее матери, что Жанну неоднократно видели с мужчиной намного старше ее. Я не считаю себя стариком, я на четырнадцать лет старше ее, но это вовсе не означает, что в нашей паре сильно нарушено равновесие.
Брат Жанны по указанию родителей стал за ней следить и выяснил, что таинственный незнакомец, в которого влюблена его сестра, – бедный итальянский художник еврейского происхождения и, соответственно, – воплощение самых нежелательных качеств. Поэтому в семье Жанна подвергается постоянным нападкам и критике.
Наконец, дошло до того, что Жанне запретили со мной встречаться. Ее отец в порыве гнева дал Жанне пощечину, оскорбил и запретил выходить из дома. Все это мне передала Паулетта, которая под видом подруги из академии навестила Жанну после нескольких дней отсутствия от нее вестей. По этой причине я решил познакомиться с четой Эбютерн.
Я стучу в дверь, мне открывает мадам Евдокия Анаис Телье, синьора Эбютерн. Она полностью соответствует описанию, которое мне дала ее дочь. Буржуазная домохозяйка, безупречная, с твердыми католическими принципами, с суровым лицом, начисто лишенным эмоций. Мы некоторое время стоим в тишине.
– Добрый день, я…
– Я знаю, кто вы.
– Я хотел представиться.
– Вас об этом не просили.
– Я знаю, но я хотел вам сказать…
– Вы хотите сказать, что любите мою дочь и вами движут лучшие намерения, верно?
– Разумеется.
– Вы думаете, это что-то может изменить?
– Я надеюсь.
– Вы ошибаетесь.
За ее спиной появляется испуганная Жанна.
– Амедео…
Евдокия оборачивается и обращается к дочери с рычанием:
– Иди в свою комнату!
– Мама…
– Ты слышала, что я тебе сказала?
– Не пойду. Дай ему войти.
– Об этом не может быть и речи.
Я стараюсь быть предельно сдержанным.
– Я просто хотел познакомиться…
– Нас не интересует знакомство с вами. Вы больше не должны искать встреч с Жанной.
Жанна протискивается вперед и оказывается перед матерью.
– Мама, сколько еще ты собираешься держать меня взаперти?
– Столько, сколько решит твой отец.
– Это будет не так просто.
– Я не позволю тебе говорить со мной в таком тоне.
Я пытаюсь смягчить ситуацию:
– Синьора Эбютерн, я совершенно не хочу создавать проблемы вашей семье, но я люблю Жанну.
– Вы ее любите? Прекрасно, забудьте ее.
– Мама…
– Помолчи!
Жанна разворачивается и убегает внутрь.
– Вы меня даже не знаете… Почему я не могу встречаться с вашей дочерью?
– Нет необходимости знать вас, ваша слава вас опережает. Мой сын осведомился о вас. У вас скверный круг общения.
– Так утверждает ваш сын?
– Этот город наводнен такими, как вы, которые приезжают со всего света, у которых нет ни стыда ни совести и которые не верят в то, что для нас свято.
– То есть?
– Я не собираюсь терять с вами время. Возвращайтесь к женщинам, к которым вы привыкли. В этом отношении мы тоже осведомлены.
В этот момент появляется Жанна – в пальто и с сумкой.
– Пошли отсюда.
Мать резко поворачивается.
– Что ты задумала?
– Я ухожу.
– Я тебе запрещаю!
– Ты не можешь мне помешать.
– Ты пользуешься моментом, когда нет твоего отца!
– Думай, что хочешь.
– Остановись!
– Ты обращалась с ним как с каким-то вором или человеком, которого нужно стыдиться…
– А что, разве это не так?
– Я его люблю.
– Ты не знаешь, что такое любовь, глупая.
Жанна берет меня за руку, и мы вместе спускаемся по лестнице.
На кресте
Мама, папа, я его люблю. Несмотря на то, что он не крещеный, я люблю его с того момента, как увидела его впервые. Неважно, что он не молится перед распятием, – художник молится своим искусством. Богу нужны не его молитвы, а его способ видения мира. Он не просит помощи ни у кого, даже у Бога, потому что не чувствует себя достойным помощи. Не испытывайте к нему ненависти или презрения – потому что он сам не умеет ни ненавидеть, ни презирать. Я вас прошу: не злитесь на меня. Уходя жить с ним, я лишь следую своему сердцу.
Я надеюсь, что в будущем вы не откажетесь от встреч со мной.
Я вас люблю.
Жанна.
Я поднимаю голову от листа бумаги и смотрю на Жанну с недоверием.
– Это то, что ты написала родителям?
– Да.
– Ты ушла навсегда?
– Да.
Я смотрю на Жанну, которая ушла из дома без единой вещи, – и не знаю, смеяться ли мне или беспокоиться.
– Ты сказала им, что не вернешься?
– В этом нет необходимости. Я написала им об этом. Ты видел, как она с тобой обращалась?
– Но, увидев такую записку, они придут в ярость.
– Я написала четыре или пять, постоянно что-то исправляла. Они все примерно одинаковые. Я не знала, какую выбрать, и оставила одну наугад.
– Я мог бы поговорить с твоим отцом.
– Это бы только усугубило ситуацию.