– Но слишком большая искренность может ранить людей. Ложь, напротив, может успокоить боль.
– Вы меня путаете.
– Нет, не надо путаться. Ты не должна меняться. Оставайся такой, какая ты есть.
Он говорит со мной как с ребенком.
– Я хочу знать о тебе все.
– Мне девятнадцать лет. Меня зовут Жанна Эбютерн.
– А еще?
– А что еще?
– Я же сказал: я хочу знать все.
– Да больше нет ничего особенного.
– Я не верю.
– Мои подруги называют меня «кокосовый орех».
– Кокосовый орех?
Амедео внезапно замолкает. Он выглядит взволнованным и даже на секунду пошатнулся.
– Что с вами? Вы плохо себя чувствуете?
– Это невероятно…
– Что именно?
Похоже, что теперь уже он в замешательстве.
– Один человек предсказал мне твое появление.
– Кто?
– Одна ясновидящая.
– Я не появилась, я всегда здесь была.
– Ты хорошо пряталась.
– Вовсе нет. Наоборот, я всегда делала все, чтобы вы меня заметили.
Он улыбается; он нашел забавной мою реплику.
– Это правда. Я помню тебя. Ты все еще хочешь стать художницей?
– Конечно. Но жизнь не спрашивает, чего ты хочешь. Жизнь тебе дает или забирает.
– Ты опять права… Ты такая мудрая.
Я смеюсь.
– Я – мудрая? Вы ошибаетесь, я ничего не знаю.
– Но именно это и делает тебя мудрой. Признать, что ты ничего не знаешь, – это мудро, говорить, что ты знаешь все, – глупо. Поверь, я знаю много глупцов, которые всегда все «знают».
– Я не могу быть мудрой – я все еще чувствую себя ребенком.
– Я тоже.
– Нет, вы – нет.
– Я кажусь тебе взрослым?
– Конечно.
– Я не взрослый. Взрослые всегда хотят быть правыми.
– А вы нет?
– Нет, я все еще мальчишка, который все время ошибается.
– Например, в чем?
– Во всем. В том, что я делаю, нет ничего правильного.
– Однажды я прочитала, что один старый мудрец сказал: «Дети становятся подростками, когда понимают, что взрослые ошибаются. Затем они становятся взрослыми, когда прощают взрослых, которые ошибаются, и становятся мудрыми, когда прощают самих себя».
– Как прекрасно.
– Вы умеете прощать?
– Думаю, что да.
– Значит, вы взрослый.
Мой красный шарф ему очень идет.
Мне очень многое интересно, мне хочется, чтобы он говорил со мной, – но он молчит и лишь улыбается. Сейчас, без приступов кашля, он мне кажется спокойным, безмятежным. Я пользуюсь моментом, чтобы задать ему прямой вопрос:
– Сколько раз вы были влюблены?
– Не знаю.
– Невозможно, чтобы человек этого не знал. Скажите. Сколько?
Он терпеливо улыбается и пожимает плечами.
– Я правда не знаю.
– Вы лжете.
Он улыбается – и внезапно останавливается.
– Но я знаю, сколько раз я ошибался: всегда.
– И в последний раз тоже?
– Особенно в последний раз.
– Значит, вы не были влюблены?
– Да кто ж это знает?
– Это несложно узнать: если постоянно думаешь о человеке – значит, влюблен.
– Я очень редко бывал влюблен.
– Я с трудом в это верю.
– Когда я пишу, я влюблен.
– В самом деле?
– Да, тело – как пейзаж: холмы, долина, лес… И еще глаза, на них я останавливаюсь. Я никогда не знаю, что таится в глазах. Я не могу этого понять. Иногда я их не рисую.
– То есть?
– Я оставляю их пустыми, и мне кажется, что в пустоте заключено намного больше.
– Если вы не рисуете глаза – значит, вы не влюблены?
Амедео смотрит на меня изумленно.
– Ты очень проницательная и умная девушка.
– Я тоже художница.
– Художники видят то, чего не видят другие. По этой причине ты можешь сказать, когда человек на самом деле влюблен.
– Это когда любишь настолько сильно, что тебе наплевать на себя.
– Мне всегда наплевать на себя, но я не всегда влюблен.
Амедео снова смеется, но он смеется не надо мной. Ему просто весело благодаря мне. Он останавливается, берет меня за плечи, разворачивает к свету и внимательно смотрит на меня.
– У тебя очень красивые глаза.
– Спасибо.
– Цвет… так странно, он меняется. Голубой сменяется зеленым, в зависимости от освещения.
Прикосновение его рук к моим плечам бросает меня в дрожь.
– Я чувствую, что однажды я смогу нарисовать твои глаза.
– Мои глаза?
– Если мне улыбнется удача.
– Удача?
– Да, удача, благосклонность судьбы, выбери сама, как это назвать.
– Вы верите в судьбу?
– К сожалению, да.
Он вдруг становится серьезным, смотрит на меня – и нежно целует в губы. Это очень легкий и непродолжительный поцелуй. Я почти его не почувствовала. Я давно ждала этого поцелуя – но я представляла его другим, более страстным…
– Кокосовый орех.
Я улыбаюсь.
– Ты предназначена мне судьбой.
– Правда?
– Думаю, да. У меня ощущение, что я давно тебя знаю.
– Отчасти это так. – Я впервые обращаюсь к нему на «ты»: – Ты всегда был в моих мечтах.
– Правда? Единственное обязательство, которое у нас есть, – сохранить наши мечты. Нет ничего печальнее, когда умирает мечта.