Золотой ключ, или Похождения Буратины. Claviculae - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Харитонов cтр.№ 88

Враз попаляет даже тло Содома,

И ты в подобье Божие одет,

Когда тебя, пройдоху и засранца,

Вдруг озарит, как чужедольний свет,

Превыспренняя dotta ignoranza,

Единством убеляются цвета -

Тем и душа становится чиста.

Но это всё — избытки. Есть же грань,

Не преходя которую вовеки,

Ты, будучи in re говно и срань,

Всё ж не преступишь правды в человеке:

Будь частью всепохóтоливой блуды́,

Будь нечистью, ебущей дупла, гнёзда,

Будь склизок, срамен, пакостен! — но ты

Не соклонись диаволу! Не ёрзай

С собою сам! К себе лишь не вяжись.

Отвергни наслаждения она́ньи:

Оставь себя. И греков не держись:

Неописуем грех самопознанья!

Диавол шепчет — γνῶθι σεαυτόν!

Не слушай! Ведь оно тебе опасно!

Не тереби свой дух — остынет он…

Но поздно! Ты познал себя. Напрасно!

Сократов яд мы выпили до дна,

И Солнце поглотила пелена.

+ + +

Не помню, как дочитал я до конца. Нет, стыда не было. Под конец мне даже понравилось. Главное: прыщавый пару раз сдвинул ладоши.

Что-то изменилось. Все друзья Сёмы засуетились вокруг меня. Они хлопали по плечам, брали за локоть, предлагали вот прямо сейчас пойти в какое-то чудесное местечко, etc. В общем, вели себя как параситы, увидевшие богатенького дурачка. Возможно, я был дурачком. Но точно не богатеньким.

Подошёл Фиолетов.

— Неплохо, — сказал он. — Теперь мне придётся искать работу. Пожалуй, пойду в уголовный розыск. Будет настроение — убью вас. И повешу на вас же парочку нераскрытых дел. Думаю, изнасилований. До свидания, — он развернулся и ушёл.

Я ничего не понимал и поэтому не смог даже толком испугаться или оскорбиться.

Ида подошла, взяла за руку, увела. Ночь, улица, фонарь, аптека — какая-то блоковская пошлость мусорила мне в глаза, пока она рассказывала мне. Всё или почти всё.

"Магнезий Заветренный" был внебрачным, но любимым сынком банкира Натанзона. В три годика у него был менингит. Выжил чудом, с тех пор почему-то онемел. И приобрёл проблемы с головой, как же иначе. Стихи. Писал много, не мог читать, страдал. Отец даёт ему деньги, но тратить их ему не на что. В конце концов он придумал: кормить и снабжать средствами поэта, который ему нравился, в обмен на публичное чтение — изредка — его, Магнезия, рассуждений и виршей.

Так возник литературный кружок "друзья Сёмы". Сёма был Семён Ицкович, первый пансионер "Заветренного". Он умер пьяный. За ним последовал другой Семён, он просто получил отставку.

Сейчас сыну банкира понравился я. Так что на ближайшие три-четыре месяца я буду сыт, пьян и облеплен друзьями. Потом он заметит ещё кого-нибудь, и после экзамена — оказывается, это был экзамен! — дарует свою благосклонность этому другому.

— Фиолетов был до меня? — я зачем-то спросил. Ида рассеянно кивнула.

— И он меня убьёт?

— Может быть, — равнодушно сказала Ида. — Люди живут недолго. Но здесь холлодно, я усталла ждать. Поцелуй меня.

+ + +

— Ты меня любишь? — спросил я её, пытаясь удобнее устроиться на ковре. Последний раз мы почему-то легли на ковёр. В кабинете у Иды была шкура медведя, но я на ней не помещался.

— Я всех люблю, — сказала Ида. — Просто мне захотеллось тебя. Ты мне напоминаешь… одного человекка. Я очень хотелла его, а он на меня вниманния не обращал. А потом признался в любви. Это был самый счастливый мой день. Только очень недолгий.

— Он тебя бросил? — спросил я, сжимая левую грудь девушки. Она была мягкой, как масло, эта грудь, но мне нравилось. Это было хоть какое-то доказательство, что я лежу с женщиной. Несмотря на всё, что было, — а было всё, — я так и не почувствовал себя мужчиной, самцом. Возможно, потому, что я так и не смог достигнуть завершения. То, что так легко давалось ночами за писанием романа об Александре Втором — я не смог достичь. Возможно, тому была виной моя девственность и страх перед женщиной? Не знаю. Я был как натянутая, звенящая от напряжения струна — но:

— нет. Это я его броссила. То есть меня броссили… не знаю, как сказать. Меня похиттили. А я в ту ночь окно открылла. Думмала, он придёт и залеззет, как в романе. И я стану его. Но получиллось совсем по-другомму, — она вздохнула. — Сейчас ты увиддишь.

Она легко встала и подошла к окну.

То, что случилось потом, я едва помню. И в то же время оно отпечаталось, выжгло след в памяти навсегда. Нет, я не вижу противоречия. Когда я висел над двадцатиметровым провалом в монгольской пустыне, я тоже не видел никаких противоречий. Не вижу их и сейчас.

Иду окутало какое-то призрачное голубое сияние. Оно поставило её на подоконник и оно же сбросило её с него. Но она не упала. Она поплыла по воздуху, а потом стала отдаляться от меня и:

— и это всё.

+ + +

Эта бумажка — из правого ботинка. Я нашёл её на ковре в той комнате. Она сбилась плотно, пришлось прибегнуть к помощи пара и пинцета.

"Не помню, как тебя зовут. Извини.

Я сделала всё, за чем была отпущена. Нужно было порвать одну нить, которая натянулась слишком туго.

Можешь не бояться Фиолетова, его убьют.

Твоя жизнь не очень важна. Но ты, наверное, хочешь её прожить до естественного конца. Тогда будь внимателен.

Месяца четыре можешь жить в моей квартире. Ключи в пепельнице на серванте. Там же немного денег.

Под сервантом вынимается паркетина. Там золотые десятки. Перепрячь их. Можешь поселить здесь же своего Мулю. У него саркома. Пусть поживёт напоследок по-человечески.

Бери деньги у Магнезия. Его тоже скоро убьют. Старайся поменьше тратиться на друзей Сёмы.

В 1921 поедешь в Москву. Тебе нужен будет Лев Зильбер из института микробиологии. Поезжай с ним в Нагорный Карабах. Тебе предложат место в Баку, соглашайся. Будет война, но тебя не призовут. Женись на местной, из интеллигентных, только не на русской. После войны возвращайся в Москву. Дальше не знаю, но вроде бы уже ничего страшного не будет.

Спасибо за удовольствие. Прости, что не получил его полностью. Я думала о себе. Ещё раз прости. Но ты же знаешь, что делать, так ведь?

Аида."

+ + +

Я взял все деньги из пепельницы и вышел в ночь. Мне нужно было кончить. С этим всем.

Шёл я к вокзалу, но то, что мне было надо, я нашёл раньше. Проститутка с худыми ногами стояла под фонарём, выставив холодную коленку.