Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 44

Тот же Алексей Жолобов на дыбе твердил: «Воровал, как и все на местах, но императрице не изменял» — надеялся тем спастись, но подписал себе смертный приговор. Не помогла ему и попытка затянуть следствие, оговаривая все новых людей, все это все равно печально закончилось и для Жолобова, и для названных им соучастников. Его вина усугублялась поддержкой «верховников» в 1730 году, когда его еще не тронули, а также тем, что в момент ареста в Нерчинске вспыльчивый восточносибирский губернатор оказал вооруженное сопротивление и ранил двух арестовывавших его офицеров. Жолобов в итоге был казнен, вместе с ним на Сытной площади Санкт-Петербурга (назывемой в народе тогда Обжоркой) отрубили голову нескольким проходившим по тому же делу о «заговоре Жолобова против верховной власти». В их числе был известный тогда в столице музыкант-песенник Егор Столетов, своеобразный народный бард XVIII века, в его песнях тоже углядели политическую крамолу. Именно с ареста Столетова и данных им под пытками в Тайной канцелярии показаний и началось это большое дело Жолобова и его подельников.

Два самых громких политических процесса по делам о государственной измене были проведены Тайной канцелярией уже на закате жизни Анны Иоанновны в 1739–1740 годах, это дела семейства Долгоруких и группы кабинет-министра Волынского. И от Долгоруких, и от Волынского с его товарищами Ушаков на следствии, явно по поручению самой императрицы и Бирона, требовал показаний на Елизавету и ее приближенных.

Расправа в 1740 году с группой бывшего любимца императрицы, известного дипломата и фактически первого министра России при Анне Артемия Волынского, арестованного по доносу в Тайную канцелярию его дворецкого Кубанца о сговоре его хозяина с цесаревной Елизаветой, считается самой позорной страницей правления императрицы Анны и периода «бироновщины». Именно с этой эпохой всевластия при императрице Анны ее любимца и любовника герцога Бирона неразрывно связаны фигура князя Ушакова и его годы руководства Тайной канцелярией. Хотя многие историки и романисты именуют эту эпоху еще и «остермановщиной», поскольку Бирон был лишь одним из лидеров этой группы немецких вельмож у трона Анны Иоанновны, наряду с ее духовным вдохновителем Остерманом, советником царицы Левенвольде, главным аннинским полководцем фельдмаршалом Минихом и другими. В этой придворной аннинской клике состояли, кроме немцев, и русские по происхождению интриганы, некоторые чиновники членом «бироновской камарильи» числят и самого Ушакова. Но «первый инквизитор» империи здесь скорее исполнитель в руках Бирона, Остермана и других деятелей «немецкой партии», недаром после их падения он станет и для этих немцев на русской службе инквизитором, каким был при них для их врагов.

Именно по указанию Бирона с Остерманом Ушаков и его служба раздули политические процессы Волынского и семейства Долгоруких. Таких массовых политических репрессий по масштабным делам об измене Российская империя не помнила с 1718 года, со времен процесса царевича Алексея, суздальских заговорщиков и старорусской оппозиции. Показания об антиправительственном заговоре группы Волынского и Соймонова подчиненные Ушакова при его личном участии выбивали варварскими методами. Когда главных фигурантов по этому делу — Волынского, Еропкина и Хрущева — привезли на казнь, у них были перебиты руки и вырваны языки. А чтобы этого не заметили иностранные послы, присутствовавшие при казни, в рот осужденным Ушаков приказал вставить по деревянному кляпу.

Так в истории российского тайного сыска к процессам по делам истинных раскрытых заговоров прибавились страницы состряпанных по неочевидным уликам и самооговору под пытками ложные дела. Первые прецеденты таких дел в нашей истории встречаются еще в годы стихийного сыска, даже до создания Тайной канцелярии. Если верить исторической легенде, перенесенной в официальную историю Костомаровым, и знаменитый погром Иваном Грозным Новгорода начался с такого же слепленного из воздуха политического розыска и банальной провокации. Какой-то изгнанный за неблаговидные поступки из вольного города новгородец сам написал фальшивое письмо новгородской верхушки польскому королю с просьбой перейти под его власть, спрятал эту фальшивку за иконой в храме Святой Софии, а затем поехал в Москву и донес царю об «измене». Даже если это приукрашенная легенда, то что-нибудь подобное в нашей истории встречалось с давних веков.

Так что история состряпанных по заказу власти политических дел сыска и история сыскной провокации уходят корнями далеко в прошлое. Тайная канцелярия времен Ушакова просто впервые начала этими инструментами пользоваться профессионально и постоянно. Процесс этот ведомством Ушакова был запущен практически одновременно с началом массовых репрессий в Российской империи, то есть с 1737 года. Сколько до того на Руси было больших городских пожаров, когда целые города с их деревянными строениями выгорали. Но только большой московский пожар 1737 года, когда весь центр старой столицы сгорел (по преданию — из-за забытой в доме у Каменного моста нерадивой служанкой свечки), повлек впервые массовый розыск умышленных поджигателей Тайной канцелярией со множеством арестов и применением всего пыточного арсенала. Позднее большие городские пожары в Российской империи не раз будут вызывать подобный массовый розыск государственных злодеев и диверсантов, и сыск научится даже идейную оппозицию громить по обвинению в таких поджогах, но это будет уже в XIX веке.

Так что первые слепленные по приказу власти дела о заговоре или о поджоге Москвы — только первые камешки будущей лавины, которая прокатится по российским просторам в середине XX века. Хотя это общемировая проблема. Сегодня мастерство разнообразных спецслужб в этом плане так возросло, что из провокации или искусственно созданного заговора раздуваются дела, заканчивающиеся громкими международными скандалами. Только недавно в Германии судили высших чинов разведки БНД, которые через своих подставных агентов-провокаторов сами создали и сами же «раскрыли» целую международную сеть торговцев ядерными материалами. Недавний шедевр кинопроката «Портной из Панамы» по роману мастера шпионского триллера англичанина Джона Ле Карре в иронично-печальной манере показывает примерную технологию создания такого заговора «продавцов Панамского канала» ушлым агентом британской разведки, надеящимся на повышение и попутно прикарманивающим часть выплат своему «ценнейшему агенту» среди заговорщиков — несчастному портному, втянутому в безжалостное колесо шпионской интриги. Подобное случалось не только в романах Ле Карре, но и в жизни, нашему ли отечеству после «заговоров послов» или «дела врачей-отравителей» об этом не знать. Просто процесс организации таких дел эволюционировал от подметного письма за иконой в новгородской церкви до общеизвестных сюжетов мировой истории.

Хотя многие историки и сходятся в том, что заговор так называемых «конфидентов Волынского» все же существовал и они действительно собирались отстранить от трона своих немецких недругов Остермана и Бирона, доказательств же того, что Волынский собирался посадить на российский престол именно Елизавету Петровну (дни Анны Иоанновны после обострения ее болезни почек ко дню казни Волынского летом 1740 года были уже сочтены), в истории не осталось.

За год до того в 1739 году таким же образом Тайная канцелярия Ушакова подобным же образом расследовала дело семейства Долгоруких, которых обвинили в заговоре по смещению Анны с трона в пользу Елизаветы. Долгоруким дорого обошлась их интрига с бывшим молодым императором Петром II, когда они добились при нем положения правящего клана и успели провернуть акцию с помолвкой царя-подростка с представительницей своего клана Екатериной Долгорукой. Когда заразившийся оспой юный император Петр умирал, отчаянная попытка Долгоруких у постели смертельно больного монарха организовать некое завещание в пользу своей невесты дорого обошлась затем всей знаменитой фамилии. Именно это загадочное завещание, якобы подделанное Долгорукими и хранимое ими в тайне, и стало поводом для репрессий против всего клана бывших фаворитов бывшего же царя.