Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 42

На этом можно было бы и закончить разговор о втором возрождении в России Тайной канцелярии, если бы не одна принципиальная особенность новой канцелярии, которая ранее в черновых вариантах приказов и даже в первом петровском варианте тайной полиции не замечена.

Впервые этот институт примитивного политического сыска применен в России для организации расправы с династическими соперниками правящего монарха. При этом, в отличие от уничтожения Петром Великим старорусской оппозиции и следствия о побеге за границу царевича Алексея, в архивах Тайной канцелярии историки находят не явные свидетельства вскрытия очевидных антиправительственных заговоров, а слепленные следствием очень сомнительные дела. Если заговор царевича Алексея и Кикина был раздут до больших размеров, чем имел в своем основании, но все же он был хотя бы реальным заговором — имелась тайная группа не последних в государстве людей с планом смены режима, то в архивах Тайной канцеляриии императрицы Анны остались уже явные «слепленные» для нужд власти полумифические и совсем мифические заговоры.

Одним из самых показательных таких дел стало расследование «измены» бывшего любовника дочери Петра Великого Елизаветы, офицера Шубина. Его арест и пытки в Тайной канцелярии позволили вырвать признание в несуществующем заговоре неких сил, собирающихся возвести на престол взамен Анны Иоанновны кого-то из других претендентов, а здесь в те годы особенно подозревали в этом прямую наследницу, дочь Петра Великого и будущую императрицу Елизавету Петровну. Шубину после этих признаний, полученных на дыбе лично князем Ушаковым, сохранили жизнь, но выслали в вечную ссылку на Камчатку. Никаких масштабных арестов по этому делу затем не последовало, что само по себе наводит на закономерную догадку: никакого настоящего заговора здесь не было. Шубина, как оппозиционного болтуна и друга цесаревны Елизаветы, просто изгнали со своих глаз, а его показания использовали, чтобы приструнить ближайшее окружение дочери Петра Великого. Это отмечал и исследовавший аннинскую эпоху историк Е.В. Анисимов: «Слежка за цесаревной и ее гостями, возможно, была связана с розыскным делом гвардейцев, обвиненных в заговоре в пользу Елизаветы. 22 декабря 1731 года Анна Иоанновна писала Б.К. Миниху: «По отъезде вашем отсюда открылось здесь некоторое зломышлейное намерение у капитана от гвардии нашей князя Юрья Долгорукого с двумя единомышленными его такими же плутами, из которых один цесаревны Елизаветы Петровны служитель, а другой гвардии прапорщик князь Барятинский, которые уже и сами в том винились». И хотя «по розыску других к ним причастников никаких не явилось», тем не менее, Анна приказала арестовать бывшего придворного и фаворита Елизаветы А.Я. Шубина… Роман был прерван по распоряжению Анны Иоанновны, сославшей Шубина в Ревельский гарнизон, а потом приказавшей арестовать его по делу А. Барятинского. По-видимому, Шубин был арестован облыжно. Б.К. Миних писал: «Присланные (с арестантом) письма я рассмотрел, и явились его деревенские партикулярные и полковые, а причиннных (т. е. связанных с причиной ареста) никаких не имеется». Тем не менее, в январе 1732 года Шубин был сослан в Сибирь «за всякие лести». Что имелось в виду под этим — не ясно. Известно лишь, что Шубин провел на каторге десять лет и был освобожден только в 1742 году, причем курьер с большим трудом нашел лишенного имени и фамилии арестанта» ^[10].

Здесь все наводит на мысль о действительно облыжном характере обвинения Шубина, пострадавшего, скорее всего, просто за его дружбу с цесаревной Елизаветой. И отсутствие доказательств заговора в его бумагах, и отсутствие дальнейших арестов (не собирались же двадцатилетние офицеры Шубин с Барятинским вдвоем поднять гвардию против императрицы Анны), и невнятный приговор Шубину «за всякие лести», который историк последующей эпохи так и не смог расшифровать. А то, что на основании такой «доказательной базы» молодого человека загнали на десять лет в сибирскую каторгу, отобрав у него даже имя, так что и курьер правительственный долго не мог найти, так в нашей истории сыска к такому не привыкать — осудили-то «за всякие лести». Хотя часть историков в этой связи высказывают версии, что Шубин сам не откликался на свою фамилию и прятался в каторжной толпе от столичного курьера, поскольку опасался указа об утяжелении своей участи или этапа опять в Тайную канцелярию для более сурового рассследования его дела, — такие случаи на каторге были не редкость, никто же изначально не знал, с чем прибыл по его душу курьер из столицы.

После Шубина Ушаков приказал арестовать еще одного близкого друга Елизаветы, Семена Нарышкина, собираясь и из него выбить новые показания о тайной группе «елизаветинцев», чтобы затем запугать саму популярную в стране Петрову дочь. Но Нарышкин от ареста скрылся, тайно бежал из страны и обосновался во Франции, где уже действительно попытался сколотить заговор из русских эмигрантов, нащупать контакты с недовольными в России и союзничать в своих начинаниях с иностранными разведками. Так липовые заговоры, плодя обозленных преследованиями стойких оппозиционеров, вызывали к жизни заговоры уже настоящие. В будущем российские (советские) спецслужбы на эти грабли наступят еще не раз. А группа сторонников Елизаветы под началом Семена Нарышкина в Париже становится в нашей истории одной из первых групп политических оппозиционеров-эмигрантов. Раньше, еще даже и в эпоху правления Петра I, для такого феномена, как политическая русская эмиграция, не было ни идейной почвы, ни самой кадровой базы из достаточного числа русских эмигрантов за пределами России. Начиная с первых групп династической оппозиции, подобных нарышкинской, феномен политической эмиграции становится новой проблемой российской власти и ее сыска. А когда династических дворянских эмигрантов сменят идейные либералы, республиканцы, социалисты, народники — вот тогда проблема приобретет угрожающие размеры для режима Романовых.

Пока же первыми эмигрантами, тревожащими их, стали обиженные дворяне и сановники, мечтающие о более подходящем для себя монархе на русском престоле, да еще убежденные раскольники-староверы, у них была своя политикорелигиозная эмиграция. Нарышкин же, проживавший во Франции с чужим паспортом на фамилию Тенкин, закончив в эмиграции Сорбонну и подружившись в Париже с Вольтером, одним из первых русских политэмигрантов вступил в откровенные отношения сотрудничества с иностранной разведкой против единого врага — существующего в России режима императрицы Анны. Именно через этого эмигранта и его соратников сторонники цесаревны Елизаветы из России позднее установят связь с дворами Франции и Швеции в надежде на поддержку грядущего переворота в пользу Елизаветы Петровны в России. И пусть эти контакты не станут определяющими в свершившемся в 1741 году военном перевороте русской гвардии с призванием Елизаветы на трон, пусть этот переворот станет в большей мере внутрироссийским заговором, сам факт такой смычки очень примечателен. Впервые в богатой на дворцовые перевороты истории России такой заговор изначально строился по новой схеме: сторонники претендента на престол в России — их друзья политэмигранты — западные разведки — правительства западных стран и их монархи. И в центре этой комбинации, которую не смогла пресечь аннинская Тайная канцелярия Ушакова, оказался наш первый идейный организатор эмигрантского заговора на паях с иноземной разведкой — Семен Нарышкин. После воцарения своей бывшей любовницы и невесты Елизаветы Петровны на русском троне Нарышкин вернется в Россию, но отойдет и от бывшей любимой претендентки на престол, и от политики вообще, став организатором первого в России ансамбля духовых инструментов, он умрет в 1775 году уже в годы правления Екатерины II.