Реки Аида - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 49

Разъяренный Ханас с порванным галстуком и с разорванной рубашкой прыгнул на лежащего обеими ногами. Под набойками его каблуков оказалась рука комиссара.

Если бы Попельский был в полном сознании, то и так мог бы описать свои ощущения только очень приблизительным способом — с помощью выражения «как будто».

Услышал бы потому что в своем локте «как будто» треск, какие-то нервы и провода в его руке «как будто» странно напряглись, а потом почувствовал бы, что по его конечности распространяется странное и «как будто» зудящее тепло.

Во время эпилептического приступа мозг Попельского всегда создавал пророческие видения. Они имели характер художественный и представляли, как правило, какой-то поход. В своем видении Попельский всегда раздваивался и одно воплощение всегда следовало по следам второго. Эта следящая инкарнация была ему ближе, с ней всегда отождествлялся, а та отслеживаемая и наблюдаемая ему была во многом чужда. Тот другой и незнакомый Попельский, отслеживаемый глазами первого, направлялся всегда к четкой и очевидной цели, которой было добраться до злодея. На своем пути встречал какое-то легкое для форсирования препятствие. Это были чаще всего двери, перегородки, шторы или занавеси. Второй Попельский, имея еще за собой первого, доходил до того препятствия, пересекал его в блаженном и непоколебимом чувстве, что за ним будет ждать преступник, которого отслеживал в данный момент проводимом расследовании. И после этого всегда происходило разочарование. На той стороне не было преступника, был зато ему кто-то знакомый и близкий — случалось, что Вильгельм Заремба или очередное полицейское начальство; появлялись также близкие — родители, которых почти не помнил, либо Леокадия ли Рита. Во время такой встречи два воплощения Попельского снова объединялись, и тогда обычно пробуждался.

Пророческая сила этих маяков проявлялось в первых сюжетных последовательностях — до момента достижения препятствия. Детали интерьера или фрагменты пейзажей, виденные в видении, полностью совпадали с вполне реальными, которые впоследствии видел наяву — в момент встречи с разыскиваемым собой преступником. Он переживал тогда дежавю. Оно было итогом расследования, самый замечательный момент в жизни упрямого следопыта. Происходило это одним и тем же способом — вот во время трудного расследования приходит к очередному подозреваемого, входит в какие-то ворота, на какой-то двор и переживает прозрение. Эпилептическое видение становится непоколебимой реальностью. Часть пророческого сна сразу становится явью. Был уверен — вскоре доберется до преступника.

И именно так и происходит: он достает пистолет, преодолевает препятствие на своем пути — какие-то двери, перегородки — и оказывается в логове преступника.

Таким образом часто заканчивал успехом свои расследования. Видение не помогало ему, однако, никогда в его ускорении. Хотя он сосредоточился исключительно на полевых поисках, хотя и входил во все львовские ворота и дворы, никогда ему не удавалось попасть на место из своего сна. Дорога коротким путем вела в заблуждение. Ему приходилось быть терпеливым — видение в конце концов всегда осуществлялось.

Теперь в своем эпилептическом сне — как обычно — наблюдал и следил сам за собой. Второй Попельский шел по середине какой-то широкой улице, которая на своем конце сужалась и как будто застревала в руинах. Она была пуста — шли по ней только они двое. Вокруг их ног клубился белый дым. Они выглядели так, как будто шагали в густом тумане, который поднимался все не выше, чем полтора метра от поверхности земли.

За руинами, лежащими в начале улицы, были видны в отдалении большие дома с плоскими крышами. Но не они привлекали внимание второго Попельского, но один из домов, на верху которого сидел каменный, глядящий на улицу ангел с широко расправленными крыльями. Оба Попельских вошли в этот дом, по сильно поврежденной лестнице забрались на третий этаж и остановились под дверями, обозначенными номером 5. Отворила их какая-то мелкая, невысокая женщина, открывая вид на длинный коридор. В отдалении стояла Леокадия Тхоржницкая. Она не сделала ни одного приглашающего жеста, не улыбнулась и не дала знать, что их узнает. Внезапно она протянула руку, он почувствовал прикосновение ее прохладной и сухой ладони, когда его гладила по голове, когда прижала влажную салфетку к его лицу, когда шептала слова утешения.

— Не беспокойся обо мне, — сказала она. — Я справлюсь со всем этим злом, которое мне сделают… А ты лежи спокойно и не трогай только своего локтя.

Попельский смотрел на Леокадию, сидящую рядом с ним, и пытался встроить себя и ее во времени и в пространстве. Несмотря на горячечные умственные усилия он не мог понять, почему он сидит в этом подвале, почему шея обвита коровьей цепью, прикрепленной висячим замком к сливной решетке, или почему Леокадия голая и имеет лицо, мокрое от слез.

Его кузина сидела в темном углу подвала со скрещенными руками и ногами, которыми закрывала свою наготу. Полумрак, плохо освещенный жалким светильником, прикрепленным к стене, создавал, впрочем, довольно эффективную завесу ее стыду.

— Где Рита? — прошептал он.

— Наверху, — ответила она.

Попельский потянулся рукой к цепи на своей шее. Боль, которая терзала ему руку, имела в себе что-то материальное. Если бы в тот момент он мог выдумать что-нибудь толковое, если бы какие-то остатки интеллекта не угасли среди белых огней, мигающих у него перед глазами, сравнил бы свою боль с рычагом, со стальным, железным прутом, который расщепляет кожу и ткани, вкручивается в локоть и безуспешно пытается отделить сломанные кости. Он упал на холодный, мокрый пол и почувствовал на лице острые частицы стекла. Закрыл крепко глаза, чтобы остановить слезы. Не лучшим образом ему это удалось. Они потекли на жесткий бетон, на раздавленное стекло разбитой лампочки. Они были его вторым выделением, которое он оставил в этом подвале. Холодное прикосновение мокрых брюк говорило ему, что первым была моча, освобожденная эпилептическим приступом.

— Не шевели рукой, она сломана, — сказала Леокадия спокойным, хладнокровным голосом, который контрастировал с ее заплаканными глазами. — И не смотри на меня! Закрой глаза и не смотри ни на что, что тут будет происходить!

Отвел глаза и вздрогнул, увидев урода, который подпрыгивал в темном входе и длинными обезьяньими руками шлепал себя по промежности, плотно обтянутой брюками. Он подбежал к светильнику и погасил его одним дуновением.

— Зря стесняешься, знаешь, Лыссый, — в темноте он услышал голос Ханаса. — Он не любит трахать на глазах других…

Подбитые ботинки заскрежетали на стекле. Он подошел к Попельскому и пнул его в лодыжку. Было больно, но боль эта не охватила своим действием только ноги. Разошлась мгновенно, как ток, по всем нервам и добралась до разбитого локтя. Попельский схватился за руку и стиснул зубы. Раздались его стон и кашель.

— А теперь Тосик выдерет твою кузину, Лыссый, — сказал Ханас. — Я позволю ему только два раза, чтобы твою дочку мог из четырех!

Он сел на стул и закурил папиросу.