Проглоти путь.
Определившись с планом действий, Кира выставила будильник на еженедельный сигнал и в следующий час провела первое занятие с Кротким Клинком. Поскольку на этот раз она не выматывалась физически и не было Воробья, чтобы внезапно ее пугать, Кира придумала себе другое, столь же трудное испытание: пыталась решать в уме задачи, одновременно уговаривая Кроткий Клинок принять ту или иную форму. Математические уравнения оказались великолепным фактором стресса. Также Кира воображала, что снова попала на корабль медуз и вокруг нее, обездвиживая, обвиваются щупальца, или вспоминала болевой шок в тот момент, когда нумерист разбил ей нос, – и вернувшийся страх ускорял сердцебиение, наполнял вены адреналином, – и в этом состоянии Кира изо всех сил старалась придать Кроткому Клинку желанную форму.
Этот второй способ был небезопасным – по сути дела, Кира приучала свою эндокринную систему к гиперреакции на физическую опасность. Но ей надо было научиться взаимодействовать с Кротким Клинком при далеких от идеала условиях, и сейчас иного выхода не оставалось.
Когда ей больше не удавалось сосредоточиться для таких упражнений, Кира отдыхала, играя на концертине. Клавиши на инструменте были словно перламутровые, а по бокам – завитки инкрустации. Такие украшения Хва-Йунг добавила от себя, и Кире они нравились. Порой она не играла, а проводила пальцем по завиткам и созерцала, как отражается в них красным отблеском приглушенный свет.
Грегорович слушал ее музыку. Он сделался невидимым, но постоянным спутником. Порой он комментировал – то похвалит, то что-то предложит, – но чаще удовлетворялся ролью внимательного слушателя.
Так миновал один день, прополз другой. Время, похоже, замедлилось – знакомый телескопический эффект. Кира словно стала пленницей лимба, пустого и безвидного. Мысли тоже становились медленными и неуклюжими, а пальцы уже не находили нужных кнопок на концертине. Тогда она отложила инструмент в сторону, вновь включила концерты Баха и позволила музыке унести ее прочь из реального мира.
.
Голос Грегоровича пробудил ее от оцепенения. Корабельный разум тихо и размеренно повторял:
– Кира… Кира… Ты не спишь?
– Что такое? – пробормотала она.
– Пора прощаться.
– Ладно.
– Ты справишься, Кира?
– Да. Справлюсь.
– Хорошо. Доброй ночи, Кира. Светлых снов.
3
Кира лежала на койке – Кроткий Клинок удерживал ее на месте. По бокам висели ремни, чтобы пристегиваться в невесомости на время сна, но Кира перестала ими пользоваться, когда поняла, что чужь и так, без постоянного контроля, не ослабит хватку.
Погружаясь все глубже в расплывчатый туман, почти что забытье, Кира позволила маске скользнуть на лицо и смутно почувствовала, как чужь плотнее соединяется с ней, облепляя каждую часть тела, обвивая защитным коконом – черным, как чернила, прочным, как алмаз.
Она могла бы воспрепятствовать этому, но ощущение было приятное.
Кира побуждала Кроткий Клинок к покою и надеялась, как и в прошлый раз, войти в состояние спячки и больше не тревожиться. Чужь не сразу ее поняла, но постепенно голод отступил, и знакомый холодок побежал по рукам и ногам. Потом она перестала слышать аккорды Баха, и вселенная за пределами ее сознания окончательно отступила…
Ей снились сны, и сны были беспокойные, полные гнева и ужаса и зловещих, таящихся в тени силуэтов.
Огромный зал, серый и золотой, с рядом окон, за которыми простиралась космическая тьма. Звезды мерцали в глубине, и в их тусклом свете сиял полированный пол и колонны из рифленого металла.
Плоть-которой-она-была ничего не могла разглядеть в потайных углах почти бесконечного зала, но она чувствовала взгляды неведомых и враждебных разумных существ, следивших… следивших с неутолимым голодом. Штыри страха пригвоздили ее к месту, и она не ничего не могла сделать, чтобы облегчить этот страх: скрытые наблюдатели оставались невидимыми, хотя она чувствовала, как они подползают ближе.
Тени искажались, бурлили, порождая непостижимые формы… проблески образов: невидимый ящик. Внутри него с безумной яростью бьется нарушенное обещание. Планета, окутанная чернотой, чреватая злобным разумом. Потоки огня извергаются с ночного неба: прекрасное, пугающее, душераздирающе прекрасное зрелище. Башни накренились. Кровь кипела в вакууме. Земная кора дрожала, трескалась, выблевывала лаву на плодородную долину.
И худшее. Невидимые существа. Безымянные ужасы, древние, чужеродные.
Кошмары, которые обнаруживали себя лишь ощущением неправильности, искажением привычных углов…
4
Дзынь! Дзыынь! Дзззынь!
Пронзительный сигнал будильника вернул Киру в состояние бодрствования. Она сморгнула, растерянная, отупевшая. В первый момент ничего не могла сообразить. Потом вернулось понимание, кто она и где, и Кира застонала.
– Компьютер, выключи будильник! – прошептала она.
Голос прозвучал отчетливо даже сквозь покрывавшую лицо маску.
Пронзительный звонок умолк.
Несколько минут Кира полежала в темноте и тишине, не в силах пошевелиться. Неделя. Казалось, прошло больше времени – она как будто вечность уже была прикована к кровати. Но и словно только что закрыла глаза. Душный воздух давил на грудь, словно каюта очутилась глубоко под землей. Сердцебиение участилось.
– Ну же, давай! – сказала она Кроткому Клинку.
Пожелала, чтобы маска сошла с лица, а тело освободилось от паутины волокон, сковывающих все члены. Затем принялась тренироваться с чужью, совершать усилия то заодно с ней, то вопреки. Когда Кира наконец остановилась, живот сводили голодные спазмы и сон полностью слетел с нее, хотя свет она так и оставила приглушенным.
Кира выпила несколько глотков воды и попыталась уснуть. Провозилась дольше, чем собиралась – полдня по меньшей мере, – но наконец разум и тело расслабились, и она снова провалилась в желанное беспамятство.
Во сне Кира стонала и металась, терзаемая видениями, и никто не мог снять с нее это заклятие. «Рогатка» мчалась все дальше в неведомые глубины космоса.
5
С этого момента впечатления стали смутными и отрывистыми. Пустота и однообразие окружающей обстановки в сочетании с наведенной чужью спячкой сбивали с толку. Кира отделилась от происходящего, словно все это был сон, а она – бестелесный дух, наблюдающий извне.
Но в некоторые моменты она чувствовала себя очень даже телесной – когда упражнялась с Кротким Клинком. Тренировки казались бесконечными. Изменилось ли что-то в ее отношениях с чужью? Наладился ли контроль? Кира не была в этом уверена, но продолжала тренироваться. Врожденное упорство – если даже не осталось иных стимулов – не позволяло сдаться. Она верила в пользу усердия. Не оставлять усилий – и она своего добьется.