Она с любовью потрепала меня по щеке.
— Дорогой мальчик, тогда ты был бы просто очередным глупым супергероем, который никогда по-настоящему не подвергается опасности.
— Я не против.
— Но тогда ты, возможно, стал бы слишком самоуверенным, заносчивым и высокомерным. Даже ты. А потом — как раз одним из тех, кому мешают мои друзья. Прелестное слово — «мешать», не правда ли?
— Мешать? Никогда об этом не думал, мэм.
— Так подумай, дорогой. Пожалуйста, подумай. Прелестное слово — «мешать». Препятствовать - действие не менее благородное, чем содействовать, если ты препятствуешь содействию зла. Чтобы выработать верную точку зрения, нам всегда приходится балансировать на грани провала, всегда помнить о возможности неправильного выбора.
— Вы говорите о свободе воли.
Миссис Фишер ущипнула меня за щеку.
— А вот и симпатичный повар блюд быстрого приготовления, который может спасти этот город. Ты уже почти полностью выглаженный и синий.
— Полностью выглаженный и синий... Я все еще не знаю, что это означает, мэм.
— О, не ломай себе голову. Когда придет время, все узнаешь. Ты же не к экзамену готовишься.
Она была в розовом брючном костюме и белой блузке с рюшами. На лацкане пиджака блестел золотой восклицательный знак с бриллиантами и рубинами.
— И что это означает, я тоже не знаю. Похожий знак появляется на том телефоне, что вы мне дали.
— Это что-то вроде логотипа, — сказала миссис Фишер. — У «Пепси» это круг с красно-бело-синими волнами. Или улыбающаяся корова на взбитых сливках «Люцерна».
— Коровы и сливки. Ладно, это я понимаю.
— Конечно, понимаешь. Улыбающаяся корова нравится всем. Улыбающаяся корова восхитительна, и взбитые сливки восхитительны.
— Но восклицательный знак...
— Помимо прочего, это обещание.
— Обещание чего?
— И еще декларация убеждений. У него много значений, дорогой, точно так же, как в этом мире у всего, на что ни укажи.
Я указал на нее.
Она указала на меня.
Я не удержался от смеха.
— Жаль, что Сторми вас не знала, мэм. Она посчитала бы вас клевой.
— Она была милой девочкой. Тогда еще Бронуэн, до того, как начала называть себя Сторми. Мы отлично поладили.
Я не встречал никого, кто мог бы сравниться многообразием улыбок с миссис Фишер. Возможно, дело в том, что за свою жизнь она испытала самые разные формы и степени счастья. На этот раз она одарила меня улыбкой, которую я порою уже видел прежде. Ее можно было назвать улыбкой приятного ожидания: голова склонена набок, синие глаза светятся от любопытства — как я отреагирую на ее откровение, — а еще от проказливой радости — меня удалось удивить.
— Вы знали Сторми? Как? Когда?
Миссис Фишер снова обхватила и крепко сжала мою ладонь своими двумя.
— После того как ее, оставшуюся сиротой, удочерила та отвратительная пара, наша небольшая организация вытащила девчушку из передряги.
Сторми было семь, когда ее родители погибли в авиакатастрофе, семь с половиной — когда ее удочерила богатая бездетная пара из Беверли-Хиллз. На второй неделе жизни в новом великолепном доме ее приемный отец заявился к ней в комнату после полуночи, вывалил свое хозяйство и стал прикасаться к ней так, как не подобает взрослым прикасаться к детям.
Сторми все еще сильно горевала по погибшим родителям. Униженная, пристыженная, испуганная, одинокая, запутавшаяся, она три месяца терпела извращенное поведение приемного отца, прежде чем в отчаянии обратилась за помощью.
— Но она рассказала все социальному работнику, который приходил с визитом от агентства по усыновлению, — вспомнил я.
— Да, дорогой. Именно так.
— Ее оттуда забрали. А потом... потом она жила в приюте при церкви Святого Варфоломея, пока не закончила школу.
— Верно, но ее не забирали из того дома неделю. Твоя любимая девушка так никогда и не поняла, что помог ей не первый социальный работник. Вообще- го, он бы ей никогда не помог.
Мне снова пришлось говорить об этом, снова обсуждать все, что рассказывала Сторми о перенесенном надругательстве, и я поймал себя на том, что в мои воспоминания вплетена душевная боль.
— Пара, которая удочерила Сторми... — начала миссис Фишер.
— Она называла их мистер и миссис Хеллборн
[12]. Понятно, что это не их настоящая фамилия.
— Зато весьма подходящая. Мистер и миссис Хеллборн были не просто развращенными. Они развращали многих людей, что встречались им в жизни.
Первого социального работника удалось подкупить До другой служащей из того же агентства по опеке и попечительству дошли кое-какие слухи, и у нее появились подозрения. Она была одной из нас.
По мягкому тенору, по состраданию в глазах, по рукам, в которых она сжимала мою ладонь, миссис Фишер дала понять, что следующие ее слова, возможно, потрясут меня, но в этой буре она будет моим якорем.
— Хеллборны считали себя гражданами мира. В их случае это означало, что они ставили себя выше за конов любого города, штата или страны. Им довелось пожить в нескольких экзотических местах, где жизнь ценилась меньше, чем здесь. Ужасные места, где дети из трущоб уязвимы и часто рассматриваются как товар. Продажные власти позволяли Хеллборнам беспрепятственно потакать своим гнусным желаниям, однако они обзавелись определенной репутацией среди местных.
Мы со Сторми ни разу не занимались любовью. Сторми хотела окончательно убедиться, что я люблю ее саму, а не ищу физического удовольствия, которое она может подарить. Учитывая, через что она прошла, учитывая, что она справилась с тем, что сокрушило многих других, учитывая, каким самодостаточным и счастливым человеком она стала, я был бы первостепенным болваном, если бы стал упорствовать. Сторми хотела подождать до свадьбы, а я хотел того, чего хотела Сторми.
— Хеллборны собирались вывезти маленькую Бронуэн из страны на своей стошестидесятифутовой яхте, — сказала миссис Фишер. — Особняк в Беверли-Хиллз принадлежал их корпорации, зарегистрированной на Каймановых островах. Не привлекая лишнего внимания, корпорация выставила его на продажу. Те люди никогда бы не привезли твою девушку обратно. Никогда. И бог знает, чем бы для нее все закончилось.
Сперва мне показалось, что миссис Фишер рассказывает мне все это без видимой причины. Сторми больше не было. Не имело значения, что могло с ней случиться. Важно лишь то, что случилось с ней, пока она находилась во власти Хеллборнов, и годы спустя, в день, когда в торговый центр «Зеленая луна» явилось зло. Зачем останавливаться на ужасах, которые только могли произойти?