Молот ведьм - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Пекара cтр.№ 25

– И что, красавчик? – спросил я. – Думаешь меня задержать?

Он усмехнулся еще шире, но ничего не ответил.

– Я милосердный человек, – сказал я ему. – Люблю совершать добрые поступки. Поэтому позволю тебе свободно уйти, хотя ты и совершил ошибку, проявив легкомыслие и встав у меня на пути.

Он все так же молча шагнул ко мне. Ну что же, я понял, что он отказывается от предложения, поэтому метнул в него нож, спрятанный в рукаве плаща. Финнеас с грохотом упал на пол. На лице – глуповатое выражение, из открытого рта стекает струйка крови. Я подошел и вытащил клинок из его шеи, а потом вытер о его же кафтан. Я любил этот нож, был он удобным, и я не собирался с ним расставаться. Финнеас все еще жил, но тщетно силился вдохнуть – только смотрел на меня вытаращенными глазами, а пальцами царапал доски пола. Я знал, что он уже готовится к переходу в мир иной, поэтому оставил его в покое и нажал на ручку двери, что вела в спальню дочки Шульмайстера.

Я мог и не убивать Финнеаса. Мог оглушить или ранить. Но, во-первых, не люблю оставлять за своей спиной людей, которые способны прийти в себя и объявиться в самый неожиданный момент. Особенно когда знаю, что вскоре стану беспомощным, будто новорожденный котенок. Во-вторых, я лояльно и великодушно предупредил Финнеаса, дав ему шанс, чтобы ушел с дороги, но тот предпочел драку. И, наконец, в-третьих, я не забыл, что проиграл из-за него сто крон в споре со Шпрингером. Может, это и не была вина только лишь бойца, но я не мог противиться своего рода подспудной, пусть и достойной сожаления злости.

Я вошел в комнатенку, где на кровати лежала девушка лет шестнадцати, с худым телом и реденькими волосами. Я уселся в кресле напротив и взглянул на бледное изможденное лицо. Желтоватые волосики слиплись в сосульки, а кости скул, казалось, готовы проткнуть пергаментную кожу. Узенькие ладошки лежали поверх покрывала, словно крылья мертвой птицы.

Любой человек, даже если спит самым спокойным, а то и мертвецким сном, все равно совершает разнообразные движения. Порой дернется у него веко, задрожит уголок рта, он причмокнет или оближется, захрапит, глубже вздохнет, пошевелит пальцами. Но эта девушка производила впечатление мертвой. Хотя точно не была таковой.

Я приставил к ее губам отполированный серебряный кубок и увидел, как поверхность покрывается туманом. Она была жива и дышала, пусть даже ее дыхание оставалось едва заметным.

– Ну что же, маленькая, – сказал я, скорее для самого себя. – Ты странствуешь, и я сделаю все, чтобы ты уже никогда не вернулась.

Конечно, она лежала передо мной совершенно беззащитная, я мог убить ее тело, сжечь, уничтожить любым способом. Но это бы ничего не решило. Странствующий дух маленькой Шульмайстер тотчас понял бы, что тело, в которое он должен возвратиться, находится в опасности. Наверняка ее дух не смог бы вернуться и защищаться, но попытался бы войти в другого человека. В слабого, больного или пьяного. В кого-то, кто окажется не в силах сопротивляться. И дух овладел бы таким телом, уничтожая дух жертвы. А я не мог этого допустить.

Оставался один-единственный путь. Если дух девушки, вернувшись, не обнаружит ее тела, он будет странствовать, неприкаянный, все более слабея и все более отчаиваясь, пока не ослабнет окончательно и не канет где-то во мрачной пустоте, став пищей для других, более сильных существ. В любом случае он не решится кем-либо овладеть, пока у него останется хотя бы крошечная надежда на то, что отыщет собственное тело.

Сам способ обхождения с, как мы их называли, «странствующими ведьмами» известен издавна. Но применяли его неохотно. Обычно инквизиторы предпочитали уничтожить тело ведьмы, уповая на то, что она не сумеет захватить другое тело либо что таковое овладение выйдет боком ей самой. Конечно, дух мог попытаться напасть на инквизитора, но мы отыскали способ защиты от «ведьмовского прикосновения», поэтому особо его не боялись.

Однако сложно было не заметить, что это полумера. Уничтожение внешней оболочки не уничтожает самого зла, которое находится в душе, а не в теле. И поэтому я решил придерживаться дороги более трудной. И, скажем честно, милые мои, более болезненной для вашего нижайшего слуги.

Я отодвинул кресло и встал на колени перед кроватью. Молитвенно сложил руки и поглубже вздохнул.

– Отче наш, сущий на Небесах, – начал я, – да святится имя Твое, да пребудет Царствие Твое, да будет воля Твоя, как на земле, так и на небесах.

Прикрыл глаза и ощутил, как снисходит на меня Сила. Несмотря на сильно, до боли, смеженные веки, я начал видеть. Стены комнаты налились краснотой. Она вытекала из меня, окутывала, словно огненным саваном, тело лежавшей девушки.

– Хлеб наш насущный дай нам днесь и дай нам силу не простить обидчикам нашим ^[12].

Я уже не видел белого девичьего тела на постели. В брызгах красноты, словно сквозь туман, проступала реющая мрачная фигура. Весь образ мигал, трясся и плыл, но я знал, что должен выдержать. Несмотря на то, что – как обычно – появилась сестра молитвы: боль. Как всегда, пришла она в самый неожиданный момент. Как всегда – когда появилась надежда, что на этот раз боль меня минует. Как всегда, вплыла в меня, будто галера с багряными парусами. Была столь сильна, что я почти потерял сознание и едва не оборвал молитву. Казалось, добиралась она до каждого уголка моего тела и рвала его в клочья. Тошнота ударяла волнами, что поднимались от каждого нового извержения боли.

– И позволь нам противостоять искушению, а зло пусть пресмыкается у ног наших. Аминь, – прохрипел я.

Боль уже не плескалась волнами. Она росла и усиливалась. В каждый конкретный миг мне казалось, что боль уже не станет сильней, но она – вопреки ожиданиям – все увеличивалась. Кровать, на которой лежала девушка, теперь окружена была яростной огненной завесой. Рядом, надо мной и подле меня появились странные образы. Я старался не смотреть на них. Знал наверняка, что если буду всматриваться в некий элемент, фрагмент этой реальности-нереальности, то чем сильнее захочу его увидеть, тем быстрее он расплывется и исчезнет. Образы проплывали мимо меня, я же продолжал молиться и видел время от времени себя самого: словно глядел сверху на темную, коленопреклоненную фигуру, пульсирующую алой болью.

– Отче наш… – начал снова, хотя молитва не приносила успокоения, а лишь увеличивала рвущую боль.

Я потерялся в боли. Как всегда. В определенный миг, слава Богу, боль перестала расти, и это, казалось, принесло некоторое облегчение, хотя сила ее оставалась неописуемой и непредставимой.

Мне пришлось трижды повторить молитву, пока я не увидел, что пламенное озеро, окружавшее кровать, загустевает в нечто наподобие сверкающего, ядовито-красного камня. Теперь ведьма была окружена святой аурой, которая не позволила бы ее духу ни увидеть, ни добраться до оставленного тела. Также я приметил пульсирующую золотую ниточку, что вела от губ девушки куда-то во внешнюю тьму. Я направил мысль и взгляд вслед за нитью и внезапно, словно выброшенный гигантской рукой, оказался над Биарритцем, глядя на темную, будто сотканную из густого дыма форму, от которой исходили чистые зло и ненависть. Кончик желтой нити терялся именно в этих мрачных испарениях.