И действительно, когда я вошел в кабинет Герсарда, сразу понял, что день у епископа не задался. Его Преосвященство стоял подле окна, хмурый, будто грозовая туча. Я видел его в профиль, но трудно было не заметить, что левая рука обвязана бинтами, а на щеках – нездоровый румянец.
– Льет, – крякнул Герсард раздраженно.
Я лишь с сочувствием вздохнул, ибо знал, что в дождь приступы подагры усиливаются. Я, правда, думал, что Его Преосвященство очень любит весь этот цирк и суматоху вокруг собственной персоны, однако не сомневался, что он действительно болеет.
Однако я знал рецепт от этого. Где-то с месяц в каменоломнях или на вырубке – и все болести нашего епископа сбежали бы, будто стадо овечек от волка. Понятно, что я никогда бы не осмелился отпустить подобную шуточку при ком-либо из окружения Его Преосвященства, да и с братьями-инквизиторами мы редко когда позволяли себе такое.
– А ты чего вздыхаешь? – повернулся он ко мне.
В правой руке епископ держал серебряный кубок, глаза были красными от перепоя и недосыпа. Даже седые волосы, за которыми он обычно ухаживал, аккуратно зачесывая за уши, сейчас торчали, словно кривые рожки. На щеке и лбу расплывалось отчетливое розовое пятно, поскольку, увы, Его Преосвященство страдал и от аллергии. У меня было неясное подозрение, что, возможно, она напрямую связана с количеством потребляемого пития, но такого рода подозрения я предпочитал держать при себе.
Поэтому я лишь низко поклонился:
– Я – слуга Вашего Преосвященства.
– Мордимер. – Он подпер левой ладонью щеку, зашипел от боли и грубо выругался. – И чего ты снова хочешь?
– Ваше Преосвященство меня вызывали, – сказал я тихо, стараясь придать голосу бархатную мягкость.
– Вызывал, вызывал, – повторил он, и я отчетливо видел, что он пытается вспомнить, какого дьявола я был ему, собственно, необходим.
– А знаешь, что молоко действует? – оживился он на миг.
Однажды я имел честь сообщить епископу, что молоко неплохо снимает боль, причиняемую в желудке кислотами, – и, слава Богу, рецепт помог.
– Только медик перед каждым кубком заставляет меня проговаривать «Отче наш», – добавил Его Преосвященство. – Коновал проклятый…
– Я рад, что оказался хоть в чем-то полезным.
Он вцепился в мраморный подоконник и сосредоточил на мне взгляд.
– Ты сейчас едешь в… – заколебался Герсард и махнул ладонью, а вино плеснуло ему на рукав.
– В Госсбург, Ваше Преосвященство, – подсказал я.
– Нет, – сказал он с таким удовлетворением, словно поймал меня на достойной наказания ошибке. – Ты едешь в Кассель. Настоятелем прихода при церкви Гнева Господня там некий Мельхиор Вассельрод. Мы учились вместе…
– Ваше Преосвященство? – решился я напомнить о себе, когда пауза затянулась.
– Были мы друзьями, – пояснил он. – Молодежь… – Его взгляд затуманился. – Ах, Мордимер, вот бы снова стало двадцать лет, а, парень?
Он покачал головой и оперся о подоконник. В кабинете Его Преосвященства подоконники были низкими, а окна – огромными. Даже думать не хотелось, что произошло бы, выпади епископ в сад в то время, когда пребывал в моем обществе, поэтому я подошел и решительно взял Герсарда под правую, здоровую руку.
– Позвольте, Ваше Преосвященство. Мне будет спокойней, если Ваше Преосвященство сядет.
Конечно, он мог и рассердиться, но лишь глянул на меня, а в глазах блеснула слеза.
– Ты и вправду хороший мальчик, Мордимер, – сказал он, дыша на меня вином, и позволил усадить себя в глубокое кресло.
Я дал ему кубок в здоровую руку, а он поднял его к губам и громко отхлебнул.
– Многие бы возрадовались, когда б их епископ выпал в окно и разбился о твердые камни, – пробормотал Герсард с обидой. – Хорошо, что ты – другой.
Вообще-то под окнами епископа не было камней – лишь нежно взращиваемый лужок да клумбы с редчайшими цветами, однако в любом случае падение со второго этажа (а этажи в епископском дворце были крайне высоки) могло закончиться скверно.
– Осмелюсь утверждать, что все молятся о долгой жизни Вашего Преосвященства, – сказал я.
– Это потому, Мордимер, что ты честен и всех прочих меряешь по себе, – снова растрогался он. – Но ты должен следить, мой мальчик, чтобы люди не пользовались твоими добротой и простодушием… Так, как они всегда пользуются моими. – Он промокнул глаза забинтованной рукою и снова зашипел от боли. – Что думаешь, парень, вот возьмись ты, как привык, по-своему, за моих медиков – придумали б они лекарство от подагры? А?
– Невозможно научить свиней летать, – ответил я, поскольку не думал, что пытки привели бы к чудесному улучшению умений пытуемого.
Епископ печально кивнул.
– Только где взять лучших? – вздохнул он. – Сам Святой Отец прислал мне своего лекаря. Так я погнал того разбойника в три шеи…
Я слегка усмехнулся, поскольку уже слышал эту историю. Папский медик внимательно осмотрел и обследовал нашего епископа, после чего приказал ему перестать пить и начать питаться здоровой пищей, много лежать, принимать грязевые и травяные ванны, делать компрессы и массажи, а также проводить как минимум три месяца в здравницах на горячих водах. Вдобавок, поскольку это был папский лекарь, он добавил молитвы, псалмы и как минимум трижды в день – участие в святых мессах. Ха! Те, кто присутствовал при разговоре, хорошо помнят тираду Его Преосвященства, которая завершилась ударом украшенного шитьем сапога о голову лекаря. И оказалось, что приступ подагры – будто рукой сняло. Что ж, неисповедимы пути Господни…
– Но ладно, ладно, Мордимер, хватит нам уже о моих болестях, – глянул он на меня. – Кассель, верно?
– Верно, Ваше Преосвященство.
– Ты ведь человек, достойный доверия и весьма деликатный, – снова вздохнул епископ. – По крайней мере, если сравнивать с этими всеми. – Я догадался, что речь о моих братьях-инквизиторах, но промолчал. – Поэтому реши дело без лишнего шума, без официального дознания и без приговоров – не дай Бог. Ну, разве что, – добавил он со значением, – сам знаешь…
Я понимал, что Герсард, скорее всего, не хочет навредить старому другу, поэтому истово закивал.
– Все будет, как пожелает Ваше Преосвященство.
– Если там действительно происходит что-то злое – действуй, сыне. Но я полагаю, что Мельхиор всего лишь чудит. Старость не радость. Сам убедишься, когда будет тебе столько лет, сколько и мне. Возьмешь с собой своих парней?
– Пожалуй, нет, Ваше Преосвященство. Они получили шесть недель нижних казематов, и осталось им сидеть еще четыре.
– Вот шалунишки, – рассмеялся он. – Дать тебе индульгенцию?
– Покорно благодарю, отче епископ, но полагаю, что такая передышка им не помешает. Я предупреждал, чтобы не затевали глупостей, но ведь не послушали. Им еще повезло, что его милость бургграф имеет ко мне некоторые, скажем так, сантименты, поэтому посадил их лишь на шесть недель.