— Где господин Армиль?
— Пошел к себе в лавку. Сказал: нужно подготовиться. Как знал, что вы не одни вернетесь.
Ага, выходит у лекаря все же есть своя лавка. А то я уже всерьез начал подозревать, что он в трактире и пациентов принимает.
— Митр, разыщи его!
Возница испарился. Хозяин принес воды. Шарлотта отерла Муру лицо, смочила салфетку, попыталась напоить, выжав ему немного воды на губы. Мур остался безучастен. Я просто прислонился плечом к стене — просто потому, что желания идти куда-то еще не было. Шарлотта оглянулась на меня с недовольным видом, но прогнать не пыталась.
Потом… прошло сколько-то времени. Наконец, появился Митр в сопровождении лекаря.
— Вы быстро обернулись, герцог Даренгарт, — сказал он, направляясь к постели.
Я заступил ему путь.
— Я хотел бы получить магическую клятву, господин Армиль.
Лекарь пытливо взглянул на меня. Да-да, я уже получил подтверждение, что он — истинный Наблюдатель. Но сомнения мои никак желали стихать после всего случившегося. Армиль просто вскинул руку, вызывая между нами в воздухе светящийся слепок королевской печати.
— Клянусь в том, что ни словом, ни делом не собираюсь навредить ни этому человеку, ни вам, герцог Даренгарт, — лекарь прикоснулся к печати и она вспыхнула, подтверждая истинность клятвы. Формулировка проста и незатейлива, но магическая основа сродни Клятве крови по силе. Я кивнул.
Шарлотта, замершая у постели, качнулась в сторону, уступая лекарю дорогу.
— Не намерены ли вы упасть в обморок? — поинтересовался я у девушки. Она вспыхнула и с вызовом уставилась на меня.
— Не дождетесь!
Ну, что за девица? Крапива!
Я поразмыслил еще несколько секунд. Скорее, я был склонен ей верить. Но опасность всегда остается…
— Прекрасно. Вы бы сильно отвлекли господина лекаря… окажите ему помощь.
Шарлотта замерла.
— А вы?
Я демонстративно скрестил руки на груди.
— Не имею желания возиться с грязными ранами.
— Госпожа, принесите полотенца. Они будут нужны, — попросил Армиль. Он, как по мне, излишне деликатничал. Стоило быть расторопным. Шарлотта сочла мое недовольство возмутительным и порывисто выбежала из комнаты.
Я повернулся к застывшему у входа в комнату хозяину.
— Заприте двери, никого не впускайте без моего разрешения.
— Вам не помешает осмотр, герцог, — заметил за моей спиной Армиль.
Я скрипнул зубами.
— Займитесь делом. Этот человек должен быть достаточно жив, чтобы рассказать о случившемся.
— Герцог, — угрожающе начал Армиль. Я споткнулся о порог левой ногой и только потому остановился, не в силах развернуться лицом к тому, что творилось в комнате. От ярости сжимались кулаки. Четыре дня мне дурили голову. Не представляю — как. Но обязательно разберусь.
— Не утруждайтесь, герцог Даренгарт уже все решил! — послышался язвительный голос Шарлотты. — Он не видит важности ни в чем, кроме расследования. Готов положить на алтарь любого. Да и какое дело вам до Мура. Или даже до себя, — голос ее подозрительно дрогнул. — Вы ведь убили собственного брата, что может вас остановить, вы, кровожадный!..
Ты тоже не в силах справиться со своей злостью, синичка?
Я даже не смог ответить по достоинству. Приступ смеха оказался сродни болезненному кашлю. Пришлось упереться плечом в дверной косяк.
— Право… вы превращаете меня в чудовище, госпожа Шарлотта, — отсмеявшись, зловеще процедил я. — Я не убивал брата.
— Поздно отнекиваться, вы сами признались.
— Я не сказал, чем завершилась наша встреча. Остальное додумали вы. Так кто же из нас кровожаден?
Шарлотта замолчала на мгновение. Неприятно, когда тебя обвиняют в жестокости, да, птичка?
— Сейчас вы вольны говорить, что угодно. Ваш брат не сможет подтвердить…
— Отчего же? — хмыкнул я. — Если вы перестанете отвлекать господина лекаря и он, наконец, займется своим делом, все может быть!
Я вышел, от души хлопнув дверью.
Хотелось что-нибудь сломать.
Конец первой части
Часть вторая. Когда оживают легенды
****
Глава VIII. Семейные обязательства и служебный долг
Думается, матушка не обрадовалась бы, обнаружив, насколько нерадивый майорат из меня получился, как мало я интересовался историей владений Даренгартов и их окрестностей. Она бы и за хворстину взяться не погнушалась.
Не сомневаюсь, что ей было известно об особенностях Рутина Яра. Но раньше горожане не привлекали внимания посторонних к своим проблемам. Я много читал бумаг, написанных твердой материнской рукой, и не помню, чтобы она упоминала о вольном городе, кроме как вскользь, когда говорила о делах торговых.
Хотя, конечно, далеко не все она доверяла бумаге. После ее смерти нашлись любопытные, предлагавшие мне немалые деньги, чтобы отыскать матушкин дневник. Разумеется, связь с герцогиней-ведьмой была бы неплохим компроматом. Говорили, что именно куртуазные матушкины записки искал герцог Эно. Правду сказать, вместе с отцовским архивом, герцог вывез из поместья Даренгартов немало матушкиных записок. Она хоть и бывала при дворе крайне редко, но имела весьма хорошую память на имена и события. Умела приметить детали и герцог живо интересовался матушкиными заключениями о тех, с кем она имела возможность побеседовать на столичных балах.
Мне странно слышать, что матушку называют непредсказуемой. Она предпочитала придерживаться правил, правда, сама их обычно и создавала. Так, объезд своих владений она обыкновенно начинала с запада на восток, редко останавливалась в дорогих гостиницах, предпочитая дома купцов или простых мастеровых… Она была любопытна, знали бы мастера, сколько она успевала приметить, пока гостила в их домах. Некоторые наверняка испугались бы за свои профессиональные секреты!
После того самого случая с волком-людоедом в Громовинке, мать всегда делала крюк с тракта, чтобы заехать в пару поселков, что ближе всего оказались к Сырому Ущелью, месту примечательному своей скверной репутацией.
У самого ущелья бирюком жил баронет Рутаро Агат. Он был знатным охотником, а заодно и ведьмаком. Мать заключила с ним соглашение об охране Громовинки и близлежащих селений. В общем, баронет стал кем-то вроде егеря, и не раз привозил громовинцам клыки весьма странной формы.
Я видел этого человека лишь однажды. Впечатление он на меня произвел весьма сомнительное. Вряд ли он держал в голове, что рядом с ним могут находиться люди и часто уходил в собственные мысли. Лицо его при этом делалось столь страшным, что немногочисленные слуги боялись завести с ним разговор. Еще он был абсолютно сед, безус и безбород. Не стар, должно быть, и оттого белоснежная шевелюра его сбивала с толку. У баронета был сын лет пяти, не старше. Тихий запуганный мальчишка.