– Мередит...
Он произнес лишь мое имя, но сейчас его голос не был
безразличен. Это единственное слово содержало неуверенность, и вопрос, и
надежду. Он повторил мое имя еще раз, и мне пришлось повернуться к постели и к
тому, что ждало меня среди винного цвета простыней.
Глава 18
Он сидел на краю постели – ближнем к зеркалу, ближнем ко мне
– и едва был виден сквозь черное великолепие волос. Волосы, кожа и глаза едва
ли не всех прочих сидхе, кого я знала, отличались по цвету хоть немного, но
Дойл весь был словно из одного куска. Распущенные волосы ниспадали вокруг него
черным облаком, почти скрывая кожу цвета черного дерева. Длинный-длинный локон
упал на лицо, и глаза, черные на черном, потерялись в этой тьме. Казалось,
будто ожил кусок ночи. Он отбросил волосы назад рукой и попытался заправить их
за заостренное ухо. Серьги блеснули звездами на его черноте.
Я двинулась к кровати и остановилась, когда стукнулась о нее
коленками. Ноги мои прижимались к постели, но ощущала я только густоту этих
волос, зажатых между моим телом и кроватью. Он повернул голову, и я
почувствовала, как волосы натянулись под моими ногами. Я придвинулась плотнее,
удерживая их.
Он обратил ко мне эти темные глаза, и в них сияли краски,
которых больше нигде в комнате не было, будто рой сверкающих мошек – синие,
белые, желтые, зеленые, красные, пурпурные и еще тех цветов, названия которым я
не знала. Точки мерцали и кружились, и на миг я почти ощутила, как они летают
вокруг меня – легчайшее дуновение их полета, словно стоишь в облаке
бабочек, – а потом я упала, и Дойл подхватил меня.
Я пришла в себя в его объятиях, у него на коленях, куда он
меня усадил. Когда я смогла заговорить, я спросила:
– Зачем?
– Я – сила, с которой нужно считаться, Мередит, и я
хочу, чтобы ты этого не забывала. Король должен быть больше, чем просто донором
семени.
Я провела ладонями по его коже, обхватила руками его шею.
– Ты меня испытываешь?
Он улыбнулся.
– Как и все, Мередит. Как и ты – меня. Кто-то может
позволить себе забыться в горячке страсти, в жаре тела, но не ты. Ты выбираешь
отца своим детям, короля – двору, и того, с кем ты будешь связана навечно.
Я спрятала лицо в изгибе его шеи, в теплой коже. Жилка
билась под моей щекой. И запах его тоже был теплым, таким теплым...
– Я об этом думала, – выдохнула я в его кожу.
Он потерся шеей о мое лицо.
– И какой вывод тебе пришлось сделать?
Я отстранилась так, чтобы видеть его лицо.
– Что Никка будет жертвой и неудачником на троне. Что
Рис прекрасен в постели, но я не хочу видеть его королем. Что мой отец был
прав, и Гален на троне – просто катастрофа. Что при дворе есть множество
рыцарей, которых я скорее убью, чем соглашусь быть связанной с ними на всю
жизнь.
Он прижался губами к моей шее, но еще не целуя. Заговорил,
не отводя губ, так что слова касались меня легкими поцелуями:
– Есть еще Холод и... я.
Ощущение его губ бросило меня в дрожь, я изогнулась в его
объятиях. Дойл резко выдохнул, его руки обхватили мою талию, мои бедра. Он
прошептал:
– Мерри...
Он дышал горячо и неистово прямо мне в кожу, пальцы
вонзались в бедро, в талию. В его руках было столько силы, столько нажима,
будто при малейшем усилии он мог проткнуть мне кожу, обнажить мясо и кровь,
разорвать меня на части, словно спелый сочный плод. Что-то в нем будто ждало,
когда же его руки вскроют меня, поднимут, разметают горячим наслаждением по
ладоням, по всему его телу.
Он полуподнял меня, полубросил на кровать. Я ждала, что он
накроет меня сверху своим телом, но этого не произошло. Он встал на
четвереньки, возвышаясь надо мной, как кобылица над жеребенком, вот только в
его устремленном на меня взгляде не было ничего материнского. Волосы он
перебросил за плечо, и свет падал на обнаженный торс. Кожа блистала полированным
черным деревом. Он дышал быстро и глубоко, и кольцо в его соске сверкало и
мерцало надо мной.
Я подняла руку и потрогала кольцо, провела пальцами по этому
кусочку серебра, и Дойл издал рычащий звук откуда-то из глубины, словно в его
стройном мускулистом теле эхом отдавалось рычание огромного зверя. Он навис
надо мной, губы раздвинулись, обнажив белые зубы, и рык вырывался из его губ,
из-за его зубов, словно предупреждение.
От этого звука у меня чаще забился пульс, но я не
испугалась. Еще нет.
Он склонился к моему лицу и прорычал:
– Беги!
Я только беспомощно моргала, сердце колотилось где-то в
горле.
Он запрокинул голову и завыл, звук снова и снова отражался
эхом в маленькой комнате. Волоски у меня на теле встали дыбом, и я на миг
перестала дышать, потому что этот звук был мне знаком.
Этот долгий, звонкий вой-лай гончих Гавриила, черных псов
дикой охоты.
Он опустил голову почти к самому моему лицу и снова
прорычал:
– Беги!
Я выкарабкалась из-под него, и он следил за мной темными
глазами, оставаясь неподвижным, но напряженным настолько, что его тело едва не
светилось предвестием насилия, насилия сдержанного, скованного, ограниченного,
но тем не менее...
Я сползла не к тому краю и оказалась в ловушке между окном и
кроватью. Дверь была с другой стороны кровати, позади Дойла.
Мне приходилось уже играть в догонялки. Очень многие
неблагие предпочитали вначале погоняться и поймать, но это всегда была игра,
притворство... Глаза Дойла горели голодом, но один род голода бывает очень
похож на другой, и ошибку понимаешь слишком поздно.
Его голос прорвался сквозь стиснутые зубы:
– Ты... не... бежишь!
С последним словом он рванулся ко мне смазанным от скорости
черным пятном. Я бросилась через кровать, перекувыркнулась, упала на пол перед
дверью и уже была на ногах, хватаясь за ручку двери, когда он врезался в меня
всем телом. Дверь содрогнулась, а на мне наверняка остались синяки. Дойл
оторвал мою руку от дверной ручки, и я не смогла воспротивиться.
Я заорала.
Он оторвал меня от двери, бросил на кровать. Я попыталась
соскользнуть с другой стороны, но он уже был здесь, прижался ко мне бедрами,
пригвоздив меня к постели. Я чувствовала его твердость сквозь его джинсы,
сквозь мое белье.
Дверь за нашими спинами открылась, и в нее заглянул Рис.
Дойл зарычал на него. Рис спросил:
– Ты кричала?
Его лицо было очень серьезным. В руке он держал пистолет –
стволом вниз, но наготове.
Дойл рыкнул:
– Убирайся!
– Я подчиняюсь приказам принцессы, а не твоим,
милостивый государь. – Рис пожал плечами: – Прошу прощения. Ты
развлекаешься, Мерри, или?..