Социальный интеллект. Новая наука о человеческих отношениях - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел Гоулман cтр.№ 128

Специально подготовленный консультант всюду, как тень, сопровождает освобожденного из тюрьмы, стараясь изучить его персональный мир, ближний круг его общения. Он ищет в этом круге прежде всего тех, кто мог бы придать его подопечному сил для преодоления прошлого. Это может быть хороший парень, с которым он подружится; дядя, который возьмет на себя роль наставника; церковь, которая станет ему виртуальной семьей. А затем консультант следит, чтобы бывший заключенный проводил время именно с этими людьми и держался подальше от тех, чье влияние может привести его старой дорогой в тюрьму.

Никаких чудес эта терапия не предлагает. Подход весьма прагматичен: он полагается на укрепление дисциплины и эмоциональных привязанностей дома, на сокращение времени общения с проблемными сверстниками, на увлеченность работой (в том числе учебной) и на занятия спортом. Самое важное здесь – развивать сеть здоровых связей, сеть отношений с людьми, которым бывший заключенный небезразличен и которые могут служить для него моделями ответственного подхода к жизни. Соответственно, такой подход требует участия семьи, соседей и друзей ^[705].

Несмотря на то, что мультисистемная психотерапия длится всего четыре месяца, она довольно неплохо работает. Среди прошедших ее молодых правонарушителей число рецидивов за трехлетний период после освобождения снизилось повсеместно на 25–75 %. Но еще сильнее впечатляет то, что таких результатов добиваются от самых несгибаемых и проблемных осужденных – тех, чьи преступления были серьезными и жестокими.

Возрастная статистика говорит о том, что быстрее всего разрастается группа заключенных среднего возраста. Практически все они имеют за плечами многие годы преступной жизни ^[706], а большинство уже достигло неизбежного конечного пункта своей криминальной жизни, которая началась когда-то в молодости первым преступлением и арестом.

Этот первый арест – лучшая возможность для вмешательства с целью перенаправления вектора их жизни от преступного пути. Это поворотный, решающий момент, который отправляет молодого человека либо в знакомые двери тюрьмы, либо прочь от нее.

Если мы будем применять реально работающие программы, которые, например, способны переучивать социальный мозг, выиграют все. Конечно, такой всеобъемлющий план, как разработанный в Каламазу, содержит множество пунктов, которые “работают”: например, грамотность, занятость, приносящая достаточный для жизни доход, и готовность принимать ответственность за свои действия. Однако все эти пункты преследуют общую цель – помочь правонарушителям стать лучшими людьми, а не лучшими преступниками.

Это произошло на закате южноафриканского апартеида, системы тотальной сегрегации между стоящими у власти африканерами – потомками европейских колонистов – и группами населения с другими оттенками кожи. В течение четырех дней тайно встречались 30 человек. Половину подпольщиков составляли белые управленцы, остальные были лидерами темнокожих общин. Они отрабатывали методику проведения “управленческих” семинаров, которые должны были способствовать развитию навыков эффективного руководства в темнокожих сообществах.

В последний день занятий они, словно прикованные, сидели перед телевизором, когда президент Фредерик Виллем де Клерк произносил свою знаменитую речь, возвещавшую конец апартеида. Де Клерк легализовал длинный список запрещенных до этого организаций и распорядился выпустить из тюрем многих политзаключенных.

Энн Лурсебе, одна из общинных лидеров, просто сияла: когда звучало название очередной легализованной организации, она тут же представляла себе лицо одного из ее знакомых, который больше не должен будет скрываться.

После завершения речи подпольщики устроили ритуальное прощание, в ходе которого каждый мог сказать что-то важное для него. Многие ограничивались замечаниями, насколько ценным был этот тренинг и приятной компания. Однако пятый выступающий, высокий, сдержанный африканер, встал и посмотрел в глаза Энн.

– Я хочу, чтобы вы это знали, – сказал он ей. – Меня воспитывали в убеждении, что вы – животное.

Сказав это, он заплакал ^[707].

Подход “Мы – Они” воспроизводит “Я – Оно”, только во множественном числе: суть здесь та же. Поясняя противопоставление “Мы – Они”, Вальтер Кауфман, переводивший на английский сочинения Мартина Бубера, выразился так: “Мир разделен надвое: на детей света и детей тьмы, агнцев и козлищ, избранных и проклятых” ^[708].

Взаимоотношения между одним из “Нас” и одним из “Них” уже по определению лишены эмпатии, не то что сонастроенности. Если один из “Них” осмелится заговорить с одним из “Нас”, его голос не должен звучать так же громко и литься столь же свободно, как наш, а еще лучше, если его не будет слышно вовсе.

Пропасть, разделяющая “Нас” и “Их”, образуется и растет, когда эмпатия помалкивает. И через эту пропасть мы можем проецировать на “Них” всё что угодно. Как добавляет по этому поводу Кауфман, “добродетельность, интеллект, честность, человечность и победа – это прерогативы «Нас», а злокозненность, глупость, притворство и в итоге поражение – удел «Их»”.

Если мы относимся к кому-то как к одному из “Них”, мы подавляем в себе альтруистические побуждения. Возьмем для примера серию экспериментов, в которых добровольцев спрашивали, согласятся ли они вместо кого-то другого вытерпеть удар электрическим током. Хитрость заключалась в следующем: они не могли видеть потенциальную жертву, они просто прослушивали словесное описание этого человека. Чем меньше описание указывало на сходство того человека с добровольцем, то есть сильнее сближало его с представителями категории “Они”, тем с меньшей охотой доброволец шел ему на выручку ^[709].

“Ненависть, – говорил Эли Визель, лауреат Нобелевской премии мира, человек, переживший холокост, – это раковая опухоль, передающаяся от одного человека к другому, от одного народа к другому” ^[710]. История человечества – бесконечный поток отвратительных жестокостей, которые одни группы творили в отношении других – даже если общих черт у них было намного больше, чем различий. Североирландские протестанты и католики, сербы и хорваты воевали годами, хотя генетически они отличаются друг от друга не больше, чем один член их группы от другого.