Мелким шрифтом - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Глэнси cтр.№ 51

Такие мгновения жизни определяют вашу личность, как, впрочем, и то, каким образом вы их проживаете. К. примеру, будь я американцем, наверно, взял бы ружье и пальнул жене прямо в лицо, а Оскару отстрелил бы яйца; затем подошел бы к ослепительно–белой двери, пинком распахнул бы ее, мимоходом укокошив пару юристов, корпящих над бумажной хренью для #### фирмы, — просто чтобы освободить мир от лишнего зла, — а потом спокойно, не обращая внимания на поднявшуюся суматоху, вздохнул бы, сел под стол, приставил дуло к голове и завершил бы свою жизнь смертоносной железной точкой — бабах!

Вы каждый божий день видите такое в программах новостей. А теперь собственными глазами — уже и в нашем Соединенном Королевстве. Кто–то, помнится, рассказал мне про одну даму из Чизика: войдя в магазин, она из дробовика продырявила навылет бабу, которая спала с ее мужем. В первую минуту я не ужаснулся и не возмутился. «Надо же! — промелькнуло в голове. — Чтобы такое — у нас, в Британии, и где — в Чизике!»

Так, почтовый индекс вашего элитарного района не позволяет вам опускаться до дикости.

Будь я французом, то в бешенстве вырвал бы Оскару горло шариковой ручкой, потом насмерть забил бы Элис колесом от ее велосипеда и, довольный собой, явился бы в суд, зная, что наказание мне не грозит: это же типичное crime passionnel ^[192].

Но ведь я — британец. У нас стрелять по людям не принято. И даже ради спасения собственной жизни я не сообразил бы, где и как раздобыть ружье. Что, если дать волю ярости и совершить–таки crime passionnel? Честно говоря, пылким европейцам подобная горячность свойственна; мне же, хладнокровному англичанину, она представляется чрезмерной.

Прошло совсем немного времени, и я с удивлением обнаружил, что мой гнев остыл, а ярость незаметно перешла в напряженную нерешительность. Попытался было стряхнуть с себя напряжение — увы, не получилось, зато удалось подавить сомнения — и я принял решение.

Главное — ничего не рассказывать ни Оскару, ни Элис. Отчасти потому, что не хватало воображения: как можно подойти к людям и сказать им в лицо: «Эй вы, теперь я все вспомнил; ненавижу, блин, вас обоих; снюхались — и в койку, а моя жизнь — под откос».

Потом решил отправить электронное письмо Малколму. Открыл ноутбук, создал новый адрес — чтобы Элис не прознала, — и написал.

Тема: Не забывай меня!

Я закрыл ноутбук и, памятуя расхожую мудрость: месть хороша на холодную голову, — счел за лучшее немного выждать. Своими воспоминаниями я ни с кем не делился; решил, точно шпион, делать вид, будто все идет по–прежнему, чтобы спокойно обдумать план действий. На самом деле все, конечно же, переменилось, в этом новом для меня мире стало трудно жить — казалось, я гляжу на него двумя разными парами глаз; когда я вышел из кафе и сел в лифт, направляясь на встречу с Оскаром, мне вспомнилось блаженство беспамятства, и сердце сжала тоска.

Вина есть сила гравитации, скрепляющая Вселенную.

Ученые размышляют над простейшей задачей. Вот она. Силы притяжения недостаточно, чтобы скреплять наш мир. Теоретически, утверждают они, ее не хватает даже на то, чтобы удерживать чашку на блюдце, или нас на родной земле, Землю близ Солнца и нашу галактику близ других галактик. Гравитация — скрепа слабоватая. Теоретически нас должно разметать в разные стороны, как пушинки в бурю. Однако же все мы на месте, рядом друг с другом — чашка на блюдце, мы на земле, Земля радостно крутится вокруг Солнца, галактики весело вращаются вокруг других галактик.

Как такое возможно? Ученые запутались в теории струн: она предполагает, что сила взаимного тяготения частично поступает из совсем иных источников и мест. Я могу разрешить этот вопрос прямо сейчас, я открою тайну этой недостающей силы, удерживающей все на месте, так что закрывайте ЦЕРН, многочисленные лаборатории, на которые тратятся миллиарды долларов, и — по домам.

Вот она:

Недостающая сила — это чувство вины.

Вина удерживает на месте самые разнонаправленные силы Вселенной.

Она скрепляет даже нас с женой.

Я осознал это, пока ехал в лифте. Оскар и Элис не бросили меня даже после своей любовной интрижки. Почему? Теоретически они должны были немедля раствориться злучах заката, чтобы потом затрахать друг друга до потери сознания. Возможно, именно так они и намеревались поступить, но я неожиданно слетел с катушек и попал в аварию. И как же они поступили? Поняв, что я потерял память, они сочли за лучшее ничего мне не рассказывать. Возможно, мучимые угрызениями совести, они вознамерились загладить свою вину, вот и остались со мной в уверенности, что все в конце концов устаканится. Не тут–то было: их настигло чувство вины, Лифт ехал вверх и, минуя каждый этаж — восьмой, девятый, десятый, — негромко дзенькал, а в моем мозгу вспыхивали, прожигая его насквозь, сцены недавнего прошлого: Элис и Оскар, оба в смятении, сидят возле моей больничной койки, на которую я попал после аварии. В моих чувствах и ощущениях царила тогда полная неразбериха, и все же мне запомнилось жаркое белое свечение между Оскаром и Элис, которое я принял за ненависть. На самом деле то был крепкий коктейль из безудержной страсти и нечистой совести. Таким способом мое искаженное восприятие пыталось мне кое–что сообщить — ярко–белый свет был предупреждающим сигналом. А вот вам иносказательный способ признаться кое в чем для очистки совести. Честно признаюсь, чувство вины и меня едва не заело. Я готов был вообще отказаться от каких–либо действий. Плавно минуя этажи, я уже наметил себе никуда не годный план действий. Загипнотизированный негромким гудением лифта — одиннадцатый этаж, двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый, — я подумал: «А может, не дергаться, пусть все будет как есть? Может, притвориться, что ничего и не было? Ведь после аварии они проявили ко мне столько участия. Неужто мы мало настрадались?» ^[193].