Смерть под маской - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Грэм cтр.№ 9

В прачечной, засыпая в машину экологически чистые, не содержащие энзимов бледно-зелененькие гранулы, Мэй молча негодовала на коварного духа, который направил ее шаги в сторону спальни. Как и все прочие члены общины, она была непоколебимо убеждена, что все события и действия в каждый конкретный момент определяет не она сама, а расположение светил. И Мэй не имела права жаловаться — звезды ее предупредили: луна планеты Марс, под названием Зурба, избегала появляться всю неделю.

Пришло время вынимать из машины выстиранную, переливавшуюся всеми красками одежду, и Мэй невольно подумала, как велика разница между свежестью и безукоризненной чистотой тканей и ее собственными грязными предположениями.

А потом, спустя месяц после того случая, произошел еще один, не менее тревожный. Посреди ночи она внезапно проснулась. Ее разбудил тихий стук. Он донесся из комнаты Джима, которая находилась рядом с ее собственной. За первым звуком последовало еще два. Было похоже, что кто-то осторожно открывает и закрывает ящики письменного стола. Мэй и в дневное время слышала пару раз, как кто-то ходит за стенкой, но тогда не придала этому значения, решила, что кто-то взял на себя печальный труд разобрать бумаги Джима. Но за ночным вторжением явно стояло что-то другое. «Наверное, воры», — подумала Мэй и, схватив с полки самый тяжелый из имевшихся томов, а именно «Новые карты Атланты и ее внутригалактический Логос», выскочила в коридор и, затаив дыхание, храбро повернула ручку двери. Та оказалась запертой.

Как ни осторожничала Мэй, вероятно, ее услышали, потому что внутри послышалось легкое движение. Невзирая на страх, Мэй стояла наготове, подняв том над головой. Однако дверь оставалась закрытой. Она напряженно прислушивалась, не зная, что делать дальше, как вдруг раздался металлический скрежет. Она догадалась, что это звук отодвигаемой оконной задвижки, стремглав влетела к себе в комнату, но пока, оставив книгу, добежала до собственного окна, было уже поздно. Раскрытое окно соседней комнаты чернело в темноте, и она уловила только тень, мелькнувшую в конце террасы.

Это заставило ее задуматься о том, уместно ли сейчас поднимать шум, потому что кто бы ни был ночной посетитель, он бежал не в направлении улицы, хотя сделать это было очень легко: подобно большинству особняков елизаветинского периода, их дом тоже находился совсем рядом с главной деревенской улицей. Пару месяцев назад на их территории уже было замечено несколько случаев мелкого хулиганства (вырванные с корнем цветы, мусор в пруду и т. п.). Тогда они установили галогеновую лампу, которая автоматически включалась при приближении к дому человека или машины. Сейчас она не зажглась.

Вдвойне обеспокоенная, Мэй опустилась на кресло возле окна. На сей раз ни напоенный ароматом цветов ночной воздух, ни мерцающее великолепие звездного неба не произвели на нее, как обычно бывало, успокаивающего эффекта. Несвойственное ей чувство глубокого одиночества овладело ей. Оно было совсем не похоже на то, что овладевает человеком среди ночи, часов около четырех, когда мысль о неизбежности смерти давит на тебя, как повязка на глазах. Нет, это было не безнадежное отчаяние, и все же… Все же ей было не по себе. Ей стало ясно, что в ее Раю, — а для нее это место действительно стало раем, появился самый что ни на есть настоящий Змей — двуликий, двуличный и злоязычный.

Она не знала, кто он, зато знала почти наверняка, что человек, шаривший в комнате Джима, вошел в дом. Мысли ее вернулись к услышанному ранее обрывку фразы. Упрекая саму себя за абсурдность такого предположения, Мэй почему-то была убеждена, что между двумя этими случаями существует некая связь. У нее возникло искушение забыть про них и оставить все как есть в надежде, что ничего подобного больше не произойдет. В данном случае принцип «занимайся своими делами и не суй нос в чужие», возможно, не так уж плох. Правда, такой подход был абсолютно чужд духу их общины. Весь смысл их жизни как раз в том и заключался, чтобы вникать в дела друг друга, в чем же еще, как не в этом, выражается забота о благе ближнего?

Итак, мысли Мэй крутились вокруг этих двух тем — таинственного голоса и таинственного посетителя. Она сидела неподвижно, нервно собирая в складки свое широкое платье, отчего верблюды на нем пришли в движение, создавая вполне реальное впечатление идущего каравана.

Если бы только она знала, с кем разговаривал тогда Учитель — с мужчиной или с женщиной! Тогда можно было бы выбрать в советчики персону противоположного пола. Она вскочила на ноги, готовая только что не рычать от бессильной ярости, ей всегда была невыносима сама мысль о том, что существуют в жизни проблемы и ситуации, которые не поддаются решению. Мэй стала ходить взад-вперед, мысленно, но страстно взывая к персикоцветной госпоже Гуаньинь ^[3], чье божественное покровительство и деликатное руководство было обещано ей на прелестной церемонии, сопровождавшейся вручением корзины фруктов, нескольких рулонов белой льняной ткани и чека на довольно впечатляющую сумму. И хотя с того самого первого дня не было случая, чтобы госпожа Гуаньинь отказала бы ей в совете или не послала бы в поддержку свои целительные лучи, сегодня она так и не отозвалась.

Арно рыхлил землю для бобов и сражался со своим коаном ^[4]. Это был очень трудный коан, поскольку разработал его не кто другой, как сам мастер дзен-буддизма Бак Ан. «На что похож звук, издаваемый одной хлопающей ладонью?» — вопрошал он.

Арно знал, что логически последовательное рассуждение ему ничего не даст. Согласно самоучителю сатори ^[5], для откровения (как бы мгновенно оно само по себе ни происходило) требовались месяцы, а то и годы усиленных занятий интенсивной медитацией и самосозерцанием. Послушник обязан полностью реализовывать свое подсознание в каждый момент каждого дня. Он должен на сто процентов подключать свое сознание и физические силы к любому занятию, каким бы скучным или недостойным это занятие ему ни казалось. Арно придумал для себя кучу маленьких приемов, которые помогали ему вернуться в настоящее, когда его внимание начинало рассеиваться, что случалось постоянно. Сейчас для того, чтобы не отвлекаться от прополки, он ущипнул себя за руку.

Он сжал черенок, сосредоточившись на ощущении полированной поверхности ручки, сконцентрировал взгляд на заржавевшем лезвии лопаты, а также на малюсеньких цветочках мокрицы, с их крошечными тычинками с черными точками наверху.

Уход за садом не доставлял ему ни малейшего удовольствия. Декартово представление о человеке как господине и защитнике Природы-матушки не находило отклика в его душе. Садовая работа была неприятна и трудно понимаема. Сад ему представлялся неким существом, которое только и ждет, чтобы сделать его своим пленником — здесь было полно цепляющихся веток, предательски скрытых травой мокрых клочков земли, куда проваливалась вдруг нога. К тому же здесь всегда была куча мошкары и всякого рода ползающей публики, например, колорадских и майских жуков, слизней и червяков. Каждое из этих существ имело свой личный интерес и жирело на результатах трудов Арно, которые и без того, честно говоря, оставляли желать лучшего. Он не имел ни малейшего представления о земледелии и потому пытался выращивать морковь на суглинке, фасоль и бобы на заболоченных участках, а картофель упорно сажал год за годом на одном и том же месте.