Когда Арно попытался сменить заскорузлую от пота и слез наволочку, ему пришлось отдирать от нее каждый палец Тима по отдельности, при этом ласково его увещевая. Но когда Арно это наконец удалось, мальчик в безотчетном страхе больно сжал его руку. Арно вынужден был терпеть и долго сидел, нашептывая слова утешения: «Все в порядке… Все будет хорошо. Тебя никто не обидит, ты меня слышишь?»
Но Тим лишь дико вращал глазами, обшаривая глазами каждый закоулок.
«Кроме меня здесь никого нет. Никто тебя не тронет. Скажи, чего ты боишься?»
Этот вопрос, прозвучавший, казалось бы, негромко и ласково, вызвал у Тима приступ отчаянной икоты и новых рыданий. У Арно опустились руки.
«Послушай, может, тебя беспокоит, что теперь с тобой будет? Я еще вчера тебе объяснял, что теперь Поместье принадлежит Мэй и мне. Мы тебя не бросим. Учитель поручил нам заботу о тебе. Он очень любил тебя, Тим…»
Голос Мэй вернул его к реальности:
— Арно, ты не думаешь, что стоит посоветоваться насчет него с каким-нибудь врачом?
Кен и Хизер обменялись изумленными и неодобрительными взглядами. Кто бы мог подумать, что под этой крышей когда-нибудь прозвучит такое кощунственное предложение?! До сих пор к любому медикаментозному вмешательству — от безобидных анальгетиков, до серьезных операций — относились здесь с величайшим подозрением. Оба они накануне, когда им рассказали о болезни Крейги и как он проходил лечение, были неприятно поражены и не хотели поверить в то, что Учитель вполне сознательно отказался от использования множества целебных восстанавливающих средств, которые имелись в его распоряжении.
— Мне кажется, если мы так поступим, Мэй, мальчик вообразит, что его предали. И перестанет нам доверять, — сказал Арно. Впервые он высказывал мнение, отличное от мнения дамы его сердца, и ему было тяжело это делать.
— Я все понимаю. И мне это тоже неприятно, но нельзя оставлять его здесь в таком состоянии. Ах, если бы Учитель был с нами! — вздохнула Мэй.
— Он скоро снова родится среди смертных, — из своего уголка за печкой подал голос Кен. Его слова повисли в воздухе.
Никому от этого не стало ни на йоту легче.
В то же самое время над их головами Джанет, устроившись у окна на мягком пуфике, дрожащими пальцами вынула из кармана голубой конверт и стала его разглядывать. Невзрачная марка, штемпель района Слау. Почерк мужской (кто бы сомневался!), но не сформировавшийся. Почему же она так уверена, что это любовник? Может, она просто находится под влиянием ревности и обиды?
Возможно, она ошибается, и это письмо, как и все другие, от матери или сестры Трикси. Или подруги. Ясно одно: кто бы он ни был, это человек ей близкий (иначе зачем было писать так часто?). Учитывая факт близости (или родства), есть шанс, что этот кто-то знает, где Трикси.
Джанет уже начала вскрывать конверт, но вдруг остановилась. Если это письмо от друга или родственника, то ему не нужно указывать в письме обратный адрес, и тогда получится, что она совершит этот аморальный поступок совершенно зря. Ведь единственное, что могло бы служить оправданием, если она прочтет письмо, — это желание разыскать Трикси и убедить ее вернуться, объяснить ей, что поскольку она свидетель по делу об убийстве, то ее бегство — серьезный повод для подозрений. Скорее всего, ее уже объявили в розыск, и тогда Джанет как друг просто обязана убедить ее вернуться. Она не станет вникать в содержание письма, но, возможно, найдет что-то о ее местонахождении.
Джанет разорвала конверт и достала листочек бумаги.
«Трикс, любимая! Ты не поверишь, — я тоже едва этому верю, — но Гедды больше нет. Она ушла, и это чистая правда! Звони или просто приезжай скорей. Люблю-люблю! В.»
Джанет хлопнула листком по колену. Ее всю трясло, и на глазах выступили слезы. Так вот почему Трикси сбежала! Сбежала, чтобы быть с этим субъектом, с этим «В.», который измывался над ней раньше и наверняка продолжает это делать и теперь! Она читала о таких женщинах, которые снова и снова возвращались к мужьям, несмотря на побои. Подобное поведение всегда казалось ей абсолютно необъяснимым. Джанет никто никогда и пальцем не тронул, но она точно знала, что если бы тронул, она ушла бы, ни разу не оглянувшись.
Ей вспомнилось первое появление Трикси. У нее был синяк на скуле, губа разбита, щеки и шея в царапинах. Джанет всю передернуло от отвращения, после чего она застыла в неподвижности.
В конце концов ее глаза снова неохотно обратились к листку бумаги, будто она против своей воли вынуждена глядеть на какую-то непристойность. Адрес был, но очень короткий: «Уотерхаус, 17». Судя по штемпелю, это где-то в районе Слау. «Если это не там, то я вообще ничего не найду, но даже если там, то все равно слишком мало информации для поиска. Нет названия улицы, номера магистрали или перекрестка, не говоря уже о том, что неясно, частное это владение или нет. Если хотя бы был номер почтового отделения…»
Джанет читала и перечитывала текст, следуя принципу, что при многократном прочтении слова утрачивают свой смысл и перестают ранить душу. Метод сработал, хотя и не до конца. Джанет все еще ощущала уколы ненависти и обиду, а руки продолжали дрожать, но все-таки она более-менее успокоилась. С угасанием всеобъемлющей боли к ней возвращалась способность к рациональному мышлению.
Начать с того, что совсем не обязательно, будто персона, обозначенная буквой «В.» — мужчина. Трикси («Трикс» — как это вульгарно!) отправитель письма называл словом «любимая», и что из этого? Это означало лишь сильную степень привязанности. То же самое можно было сказать и о заключительном «люблю». Теперь так принято, даже когда адресуют письмо едва знакомым людям. Правда, оно повторено дважды… Что же, это может означать, что автор письма очень экзальтированная личность. Чем больше Джанет размышляла, тем более правдоподобными представлялись ей собственные выводы. Что же касается этой Гедды (или Хедды? Явно иностранка), то, скорее всего, это компаньонка, живущая в том же доме, с которой Трикси, возможно, не поладила. Теперь она уехала, и Трикси может вернуться. И лишь в этот момент, после стольких усилий в борьбе с отчаянием, Джанет вдруг поняла, какая она дура: исчезновение Трикси никоим образом не связано с этим письмом. Ведь Трикси сбежала еще до того, как письмо было доставлено.
Она приготовилась скомкать и выбросить конверт, но вовремя остановилась. Ведь в одном отношении ничего не изменилось: кто бы ни скрывался за инициалом «В.», вероятно, ему или ей известно, где может прятаться Трикси, даже если она в каком-то другом месте, а не в Слау. Так что следующий шаг — позвонить на почту в Слау и попытаться получить точный адрес.
Джанет поднялась на ноги. Она решила действовать, и уже одно это придало ей сил. К своему удивлению, она вдруг почувствовала, что проголодалась. Схватив апельсин, она отправилась на поиски незанятого телефона.
* * *
— Где «Независимая»?
— Я на ней сижу.
— Ну ты и злодей!