— Дело в том, что я все видела сама.
Барнаби почувствовал себя так, словно перед ним разверзлась земля. «Я ослышался, — сказал он себе мысленно, — ослышался, и точка!»
— Все это есть в моих показаниях.
Это было единственное показание, которое инспектор не перечитывал. Оно ему запомнилось как набор бестолковых фраз о какой-то сверхъестественной чепухе.
— Помните, я говорила про серебристую стрелу, пролетевшую над головой?
«Господи! Господи мой боже!» — Барнаби даже не знал, плакать ему или смеяться. Скорее все же плакать. Как же иначе, если его глупость привела к смерти человека? Барнаби стало невыносимо стыдно. Ему вспомнились сердитые слова Джойс, что он не умеет слушать никого другого, кроме себя. Вспомнил он и о том, как совсем недавно пытался отмахнуться от предложения Троя покопаться в сомнительном прошлом Крейги. Получается, он убежден, будто сам все знает и всегда прав. Как хорошо, что сержант тогда его не послушался… Горькие размышления Барнаби были прерваны Мэй:
— У меня сложилось впечатление, что вы тогда еще не были готовы воспринимать эзотерическое знание. Но, возможно, я ошибалась.
«Это уж точно», — думал Трой, сразу заметив растерянность шефа. И нельзя сказать, что в данном случае ему посочувствовал. Уж он-то, как никто другой, наслушался от своего начальника бесконечных нотаций по поводу того, что всегда следует с беспристрастием рассматривать любые версии. Ко всему прочему, новое развитие событий частично снимало вину и с самого Троя. Ибо, если бы Барнаби, не ровен час, обнаружил легкое (всего какие-то пятнадцать минут) расхождение между точным временем, когда была получена информация из Блэкпула, и его звонком домой шефу, то у него не нашлось бы на сей счет никакого оправдания, кроме виноватого «Откуда мне было знать, что это так важно?» А теперь выходило, что если бы Барнаби проявил больше внимания к показаниям Мэй Каттл, то не только можно было спасти беднягу Тима, но еще и сберечь кучу казенного времени и денег.
Арестованный был предупрежден, что его слова могут быть использованы против него. Трой приготовился к любым неожиданностям, но все прошло мирно, и пять минут спустя они уже сидели в автомобиле, направляясь в полицию.
Трой вел машину. Барнаби устроился на заднем сиденье рядом с мрачным Энди Картером. Тот яростно отрицал слова Фелисити, ссылаясь на то, что она была не в себе и все это ей померещилось. Мол, каждому видно, что ее мозг поврежден наркотиками и спиртным.
— Мы снимем отпечатки с лома.
— Да пожалуйста! Я же говорил до этого, что схватился за него, когда мы были на крыше. И за день до того, когда принес его к себе в комнату.
— Если это все, что вы с ним проделали, то отпечатки это покажут.
Барнаби не спускал взгляда с лица Картера. И не увидел ничего, кроме наглой ухмылки. Тот откинулся назад и положил ногу на ногу. Когда он поправлял туфлю, рукав пиджака из мягкой замши немного задрался и на запястье сверкнул яркий блик. Это были усыпанные бриллиантами часы.
— Откуда у вас это?
— Подарок несостоявшейся невесты.
— Повезло ей, что она в последний момент передумала.
— Мне тоже повезло. Невротичка чертова. Помешана на своей духовной жизни. Можно я закурю?
— Пока нет. Удовлетворите мое любопытство: вы уже знали, что она живет в «Золотой лошади», когда к ним переехали?
Картер чуть помедлил, будто раздумывая, насколько правдивый ответ может ему повредить, и затем сказал:
— Да. Дядя мне об этом сообщил. Он ее узнал.
— Не иначе как по изображению на одной из буддийских рукописей, которыми он так увлекался.
— Жениться на богатой — не преступление. Иначе бы добрая половина мужского населения мотала сроки.
— Вы когда-нибудь сидели?
— Что вы, нет.
— Вы сказали: «мотать срок». Это чисто тюремный жаргон.
— Уж и пошутить нельзя.
За несколько недель, остававшихся до суда, сведений об обоих Картерах собралось довольно много. Под давлением фактов и реальных улик Картер понял, что отпираться бессмысленно. Следуя совету опытного адвоката, которого он нанял на деньги от продажи часов, он решил признать себя виновным в убийстве Крейги. Он добровольно дал показания, без утайки описав то, как все было задумано.
Его дяде однажды случилось смотреть по телевизору американскую программу, посвященную какому-то тамошнему гуру, у которого было две сотни учеников, ловивших каждое его слово, и целый ангар «роллс-ройсов». Вскоре после этого Картер навестил своего старого подельника, досиживавшего срок в тюрьме, и поделился с ним блестящей идеей: они объединят ресурсы и создадут подобную духовную общину у себя дома, что и было успешно претворено в жизнь. Во время судебного разбирательства адвокаты Эндрю напирали на то, что после смерти своего старого дружка Крейги попросту присвоил себе его долю в предприятии, умышленно лишив таким образом племянника Джона Картера причитавшихся ему как прямому наследнику денег.
На суде похудевший и осунувшийся, с глубоко запавшими глазами, Эндрю Картер проникновенно рассказывал, как в ночь накануне убийства он открыл Крейги свое истинное имя, как чуть ли не на коленях умолял того выделить ему хоть небольшую сумму взамен дядиной доли, которая по всем законам — божеским и человеческим — должна была бы на самом деле отойти к нему, но все было напрасно. По словам Эндрю, Крейги просто рассмеялся ему в лицо.
Выступивший со стороны защиты Джеральд Маллой в своей блистательной заключительной речи создал впечатляющий психологический портрет погибшего как профессионального и опасного мошенника. Он привел ряд примеров из его прошлого, которые свидетельствовали о таких безжалостных аферах и сделках, им осуществленных, что всех присутствовавших на процессе стало удивлять не столько то, что его убили, сколько то, почему никто не сделал этого раньше.
Отказ Эндрю Картера признать себя виновным в убийстве Тима Райли был принят. Сыграли роль психологическая неуравновешенность Фелисити, ее пристрастие к наркотикам и алкоголю в совокупности с тем фактом, что она выпила снотворное всего за час до того, как Картер, предположительно, стал выманивать Райли из его комнаты. Все это, конечно, делало ее свидетельство крайне сомнительным. Защита смогла в считаные минуты запутать ее и довести почти до слез. Смазанные отпечатки на ломике принадлежали обоим.
Были предоставлены сведения, подтверждавшие факты агрессивного поведения Райли, его опасную склонность к насилию. По его вине погиб дядя обвиняемого, он же ранее покушался на жизнь самого Эндрю, который избежал гибели только благодаря быстроте реакции и сообразительности.
О том, почему Тима следовало убить, знал лишь сам Эндрю. Трой был близок к разгадке, когда рассматривал разные варианты случившегося, но это были лишь его предположения, не лучше и не хуже всех прочих. На самом деле случилось так, что, когда все, увлекая за собой и Тима, устремились к Мэй, мальчик на полпути повернул обратно к обожаемому Учителю, как раз в тот момент, когда в него попал нож. Тим инстинктивно оглянулся, заметил убийцу и был, в свою очередь, замечен.