Смерть лицедея - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Грэм cтр.№ 50

— Возможно.

— Держу пари, что да. Прямо как в фильме-нуар «Молочник всегда приходит дважды» ^[78].

— Не будь такой грубой, Калли.

— Или, — сказал Барнаби, вытряхивая таблетку из баночки, — с равной вероятностью, это Дирдре.

— Бедная Дирдре, — машинально сказала Джойс. Потом с досадой фыркнула, видя, как ее муж глотает таблетки, — она упорно считала его болезнь плодом воображения.

— Перестала бы ты это повторять. Да и все остальные тоже, — сказала Калли.

— Что ты имеешь в виду, милая? — спросила ее мать.

— Вы относитесь к ней, будто к какой-то несчастной страдалице.

— Это легко объяснимо, — возразила Джойс. — У нее совсем безрадостная жизнь. А ты пользуешься всеми благами. Поэтому будь подобрее.

— С каких пор, если пользуешься всеми благами, делаешься добрее? Вы с папой ее жалеете. И смотрите на нее покровительственно, сверху вниз. Жалость не означает доброту. Она расхолаживает людей. А те, кто ее ищут, недостойны уважения. — Барнаби взглянул на свою красивую и умную дочь, а она продолжала: — Когда я была дома в прошлый раз, мама твердила, что Дирдре нужно сбавить вес и перейти на контактные линзы. Меня от такого просто тошнит. Нашли себе Золушку. Дирдре достаточно интересна и умна, какая есть. Дайте ей шанс, и она в театре Лэтимера всех за пояс заткнет. У нее такое понимание сцены, что она самому кардиналу Уолси ^[79] утерла бы нос. — И добавила, когда ее мать взяла банку растворимого кофе: — Ради бога, только не это. Ей и так предстоит нелегкое пробуждение. Возьми один из моих фильтров.

Джойс достала кофейный фильтр из коробки «Маркс энд Спенсер» и вставила в чашку. Калли всегда привозила домой, как она выражалась, дополнительный паек. Это была одна из причин, по которой ее отец с таким нетерпением ожидал приездов дочери.

— Можно вечером я съем овощную лазанью? — спросила Калли. — Она в морозильнике.

— Я собираюсь делать буйабес.

— Ну мама, что ты такое выдумала?

— Я уже все подготовила. — Джойс указала на открытую книгу, лежавшую на хлебной доске. — Объяснения очень понятные. Я уверена, что у меня все превосходно получится.

Калли закончила есть свой ананас, подошла к матери и взяла книгу.

— «Флойд о рыбе». Раньше тебя было не соблазнить телевизионной рекламой.

— Нет, я эту книгу не покупала. Ее отдал мне Гарольд.

— Гарольд? — спросил ее муж. — У Гарольда снега зимой не выпросишь.

— Он сам ее тоже не покупал. Ее подбросили в театр анонимно. Тост…

Калли в мгновение ока выхватила кусок хлеба из челюстей тостера и сказала:

— Странно подбрасывать такую вещь в заведение, где не продают еду.

— Она предназначалась не для театра. Посылка была адресована лично Гарольду.

— Когда ее доставили? — спросил Барнаби.

— Ну… не знаю… — Джойс положила масла себе на тарелочку. — Пару недель назад.

Кофе капал сквозь мелкую сетку фильтра, и его аромат смешивался с запахом калины.

— Давайте глянем.

Калли снова взяла книгу, прошипела отцу на ухо: «Сожги ее» — и положила рядом с яйцом, которое уже достаточно остыло, чтобы он почувствовал себя в состоянии съесть хоть кусочек. Он открыл книгу. Дарственной надписи не было.

— Она пришла по почте?

— Нет. Ее бросили в прорезь для почты. Так сказала Дирдре.

— Чудесно. — Барнаби сунул книгу себе в карман.

— Том! А как же буйабес?

— Боюсь, с этим лакомством нам придется повременить. — Он поднялся. — Я ушел.

Выходя, он слышал, как его дочь спросила:

— У тебя есть телефон того парня, который играл Моцарта?

А Джойс сказала:

— Открой дверь, Калли.

Миссис Барнаби поднялась наверх с подносом, поставила его на пол возле гостевой комнаты и постучалась.

Дирдре спала беспробудным сном. Даже теперь, много часов спустя после того, как ей дали выпить горячего рома с лимонным соком и отвели в постель, она с трудом осознавала, что слышит чьи-то голоса, но очень далеко, а временами, будто бы во сне, — звяканье посуды и бой часов. Она упрямо не желала просыпаться, смутно понимая, что пробуждение чревато таким кошмаром, от которого ей снова захочется впасть в забытье.

Джойс открыла дверь и тихо вошла. Она заглядывала уже два раза, но девушка спала так крепко, что Джойс не осмелилась ее беспокоить.

Когда Том привел Дирдре домой в два часа ночи, она была в ужасном состоянии. Насквозь промокшая и покрытая грязью, с исцарапанным и заплаканным лицом. Джойс померила ей температуру, и супруги решили, что она просто переволновалась и переутомилась, поэтому врача вызывать не нужно. Том, оплачивая такси, узнал, откуда Дирдре приехала, и Джойс еще до завтрака позвонила в больницу, надеясь к пробуждению девушки разузнать что-нибудь обнадеживающее. Но ей ответили очень уклончиво (а это всегда дурной знак), а когда она созналась, что близкой родственницей не является, то просто сказали, что состояние мистера Тиббса такое, какое и ожидалось.

Она подошла к кровати и увидела, как сонное оцепенение сходит с лица Дирдре.

Она резко села на кровати и воскликнула:

— Мне надо в больницу!

— Я им уже позвонила. И тебе на работу тоже. Объяснила, что тебе немного нездоровится и в ближайшие дни ты не выйдешь.

— Что они сказали? В больнице?

— Он чувствует себя… относительно хорошо. Можешь позвонить им, когда позавтракаешь. Завтрак у нас простенький. — Миссис Барнаби поставила поднос на колени Дирдре. — Несколько тостов и кофе. Да, о своей собаке не беспокойся. За ней присмотрят в отделении полиции.

— Джойс… вы такие добрые… вы с Томом. Не знаю, что бы я делала прошлой ночью… если бы… если бы…

— Ну, ну. — Джойс взяла Дирдре за руку, совершенно не думая, покровительственно это выглядит или нет, и обняла ее. — Мы очень рады, что смогли о тебе позаботиться.

— Какие прекрасные цветы… — Дирдре поднесла к губам кружку. — И кофе восхитительный.

— За это скажи спасибо Калли. Она не признает растворимого кофе. И за ночную рубашку тоже.

— Ой. — Лицо девушки потемнело. Она взглянула на широкие ярко-красные фланелевые рукава. Она и забыла, что Калли дома. Она помнила дочь Барнаби девятилетней девочкой и отлично знала, какого мнения Калли о ЛТОК — та без особого стеснения высказывала его еще подростком. Теперь она играет в Кембридже и, без сомнения, стала еще язвительнее. — Не думаю, что справлюсь даже с одним тостом.