Смерть лицедея - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Грэм cтр.№ 26

Роза жарила картошку. На ней была свободно ниспадающая блуза, манжеты которой колыхались в опасной близости от пахучего, брызжущего жира.

— Как те парни справляются со своими ролями, любимая?

— Какие парни?

— Те, у которых фамилия, как у итальянского блюда.

— А, Вентичелли. Ужасно во всех отношениях.

Пересказав пару-тройку забавных случаев с генеральной репетиции, Роза не могла удержаться, чтобы не сравнить невинное и трогательное любопытство Эрнеста с напыщенным самолюбованием Эсслина, которое присутствовало всегда, но невероятной степени достигало накануне очередной премьеры. Тогда весь дом ходил ходуном от эмоций, достойных примадонны. В сущности, вся их совместная жизнь протекла среди шума и грохота, словно карнавальное шествие. Постоянное бахвальство — на премьерах, на заключительных спектаклях, на репетициях, на актерских посиделках — и бесконечные капризы на сцене и дома.

Горькие воспоминания нахлынули на Розу, но она овладела собой. Счастливец Эсслин бо́льшую часть своей рабочей недели обитал в другом мире. Он ходил в контору, обедал с клиентами, выпивал со своими знакомыми (друзей у него не было), которые не ходили в театр. Роза бездумно, а также из-за различия интересов растеряла всех своих прежних подруг. И ее положение в качестве миссис Кармайкл настолько тесно переплелось с игрой в театре Лэтимера, что сделалось почти таким же иллюзорным, пока не наступил перелом.

Довольно скоро она узнала, что Эсслин ходит налево. Он сказал, что ведущему актеру именно так и положено себя вести, но при этом он всегда будет благополучно возвращаться домой. Роза, рассвирепев, ответила, что если бы для нее было главное, чтобы он благополучно возвращался домой, она бы лучше связала свою судьбу с почтовым голубем. Но пролезали годы, он всегда благополучно возвращался домой, и она не только смирилась с его волокитством, но и странным образом начала гордиться этим, как она полагала, свидетельством его популярности, словно мать, чей ребенок постоянно приносит домой хорошие отметки. В его неверности был и положительный момент — чем больше он расходовал сексуальной энергии на стороне, тем меньше у него оставалось для жены. Как и многих людей, витающих в романтических облаках, Розу не привлекало бурное времяпрепровождение в постели. (И здесь, как и во многих других отношениях, идеален был ее милый Эрнест, которому вполне хватало робко и виновато побарахтаться в миссионерской позиции, обычно после воскресного ланча.) Поэтому заявление Эсслина, что он хочет развода, оказалось для Розы, словно гром среди ясного неба. Он сказал, что влюбился в семнадцатилетнюю девицу, игравшую принцессу Кариссиму в «Матушке Гусыне». И хотя та вскоре нашла себе молодого человека своих лет, сдала выпускные экзамены в школе и благоразумно уехала поступать в университет, Эсслин, опьяненный свободой, решил не останавливаться.

Розу удивила и напугала ее собственная реакция на уход мужа. Она настолько привыкла жить в состоянии вечного притворства, что с трудом осознала, какой тяжелый груз настоящей боли скрывается за всеми ее криками, истериками и драматическими жестами. Когда Роза уехала из «Белых крыльев» и поселилась в новой квартире, она провела долгие мучительные недели, пытаясь разобраться в своих эмоциях, отделить искреннее сожаление от притворного и отыскать источник своего горя. В то время она постоянно ходила, обняв себя за плечи, будто боялась в прямом смысле рассыпаться, будто все ее тело было открытой раной. Постепенно она начала понимать свои истинные чувства. Сумела их исследовать, изучить, дать им название. Теперь она осознавала, что ее душу охватывает мрачная, безысходная скорбь о ребенке, которого она так и не родила. (Но при этом раньше она даже не знала, что хочет ребенка.) Сожаление об этой утрате она постоянно носила в груди, словно камень.

При помощи врожденной гордости и усиленного самоконтроля она заставила себя продолжить выступления в театре Лэтимера. Новый удар постиг ее, когда Эсслин объявил о беременности Китти. И хотя Роза в тот момент упорно глядела в сторону, по звучанию его голоса она понимала, что он широко улыбается. Ненависть с такой силой бушевала во всем ее теле, что она готова была закричать и уже открыла рот. Она испугалась, что окажется во власти этой горячей злобы. Что однажды темной ночью просто пойдет и прикончит их обоих. Теперь она больше так не думала. Но пригашенные угольки еще теплились, изредка она отодвигала заслонку печки, чтобы слегка их поворошить, и жар обдавал ей щеки.

— Все хорошо, дорогая?

— Ой. — Роза сосредоточила внимание на картошке. — Да, любимый. Все хорошо.

— Смотри, чтобы не подгорело.

— Не подгорит.

Картошка выглядела и пахла чудесно; масляная, хорошо прожаренная, с хрустящей корочкой. Роза подождала еще минуту, главным образом чтобы восстановить самообладание, потом переложила картошку в блюдо из термостойкого стекла и посыпала петрушкой. Они сели за стол. Эрнест взял себе картошки, потом протянул блюдо Розе, которая последовала его примеру.

— Так мало?

— Ну… ты знаешь…

Она похлопала по складкам своего живота под просторной блузой.

— Что за чушь! — воскликнул Эрнест. — Если бы Аллах хотел, чтобы женщины были худыми, он не создал бы джеллабу ^[55].

Роза засмеялась. Эрнест не единожды удивлял ее своими остротами. Она подложила себе еще картошки, а Эрнест про себя порадовался, как умно он поступил, подписавшись на «Ридерз дайджест».

Эсслин сидел за столом, листал «Таймс», завтракал оксфордскими тостами с вареньем и подбадривал свою жену:

— Ты выступишь прекрасно. В конце концов, слов у тебя совсем немного. Немногим больше, чем было у Поппи Дикки ^[56].

— Мне нездоровится.

— Конечно, тебе нездоровится, мой ангел. Ты беременна. — Эсслин перевернул страницу с коммерческими новостями, прежде чем возобновить разговор. — Вот как бы ты справилась с ролью такого масштаба, как Сальери? Я постоянно на сцене.

— Но ведь ты это любишь!

— Не это главное. — Эсслин оставил попытку проследить за доходами цинкового комбината Рио-Тинто и строго взглянул на жену. — Талантливый человек должен не только тешиться мыслью, что он приносит огромное удовольствие огромному множеству людей, но обязан проявлять свое дарование в полной мере. Ненавижу бессмысленные траты.

Китти проследила за его взглядом, взяла свой недоеденный тост, немного липкий и уже остывший, и принялась угрюмо его жевать.

— Не сказала бы, что наши зрители — огромное множество людей.

— Я выразился фигурально.

— Как?

— Не притворяйся глупее, чем на самом деле, котенок. — Эсслин откинулся назад. — Что ты делала с моим портфелем?