Но Федор и слушать не захотел… А месяц спустя у него состоялся разговор с хозяином:
– Ну что, Серый, пора за работу, родной, – стажировка окончена.
– А это как? – весь в предчувствии, Серый так и ощетинился.
– Как? Ты что решил – это работа: на даче отсиживаться и в глазок зыркать… за тыщу зеленых. Ты уже съел, ого, не рассчитаешься.
– А я и не собираюсь рассчитываться. Я по договору все выполняю. Не нравится – я ухожу.
Хозяин присвистнул:
– Фью-ти, как! Я в куражу и ухожу… Куда ты денешься, серенький.
И Федор вновь понял, что ему деваться некуда. И все-таки он взял себя в руки и холодно ответил:
– Ты что, купил, что ли, меня?
Хозяин почмокал губами:
– Ну, представим так…
– А я не продавался и не продаюсь. – Федор поднялся и положил на столик перед хозяином оружие. – Я свободен.
– Ладно, ладно – не купил, прикупил. – Хозяин фальшиво улыбался, зверь смотрел из его зрачков. – Работать надо – это серьезно… Предложения есть. А ты сядь, все равно ведь не уйдешь… Оплата – не обижу, по товару… Аванс – ну, иномарку на выбор…
И Серый все понял, дрожь изнутри его начала коробить, так что он изменился в лице. И тогда хозяин с усмешкой сказал:
– Молодец, без слов понял… Месяц на успокоение нервов… Надо, Федя, надо… Просят люди, почему бы и не удружить. Да и ты очень уж засиделся, фигуру терять начал – не годится.
– Значит, в профессионалы, – подумал Серый вслух.
Хозяин хохотнул:
– До профессионала тебе пока далеко, пока, Федя, сплошняком любительство. Профессионалам цены нет…
Месяц срока. Через месяц жена родит четвертого… неужели они на этом и промышляют… и вот таким путем подбирают и готовят кадры: на короткий срок – за красиво пожить. А если не тот кадр? Если жена и дети, которых любишь и которых обязан поднять на ноги? Значит, надо жить – и нельзя быть «кадром». Если согласиться – назад пути нет. Или спалишься, или отстреляют. Все ясно… Если выйти из игры – жить не дадут. Отстрелят. Хотя и не на сто процентов. Значит, в любом случае. А если в тот же день и угрохают?.. Самому себя? Дешевка. Их перешлепать? Это конец Серовым… Подняться всей семьей и бежать? Куда? Фантазия и месяц сроку…
Вот по такому кругу, но еще более запутанному, и блуждало сознание. И с каждым днем удавка затягивалась все туже. И в конце концов сознание вошло в тупик: или ты, или тебя – третьего нет… И вспомнился крест на полигоне, а за дорогой – дачи.
Вера была занята собой – своей беременностью, своей школой. До родов ей надо было завершить учебную программу, чтобы после родов, если и заниматься, то общим развитием. И муж молчал. Молчал и тогда, когда оказался в тупике – и теперь уже требовался сторонний разум. Несколько ночей он не спал. И однажды в такую ночь, в лязге и стуке сатанинского дракона, он решил ехать к отцу Михаилу.
Только Богу известно, о чем они говорили. Но всхлипывал как ребенок и плакал, может быть впервые, богатырски сложенный молодец. Он потряхивал головой и время от времени доверительно упирался лбом в плечо отцу Михаилу. А батюшка, закрыв глаза, медленно вскидывал лицо и так замирал на некоторое время. Прошло полчаса, прошел час, когда наконец отец Михаил обхватил голову Федора старческими ладонями, сдавил ее и с болью воскликнул:
– Заблудился Федор! В погибели плутаешь! Господи, разорви узы!
Федор уронил голову на грудь, и ему представилось: стоит он на краю пропасти, а старик убеждает его: если даже и туда прыгнуть – ничего, не надо только бояться – смерти нет!
– Веришь ли ты, Федор, что Господь наш Иисус Христос воскрес из мертвых?! Веришь ли, что Он есть Живый и Всесильный, и по вере твоей может избавить тебя от любых бед?.. Веришь ли?!
Федор прямо смотрел на батюшку – и молчал, и только губы вздрагивали.
– Веришь ли? – еще раз воскликнул батюшка и стукнул перстами Федора в грудь.
– Не знаю, – прохрипел в ответ Федор.
– Господи, прости нас, грешных… Вставай и будем молиться, чтобы Господь вразумил.
И батюшка начал молиться вслух, а Федор все никак не мог одолеть навязавшееся слово: «Врешь, врешь, врешь…» В душе его было холодно и пусто.
Лишь после долгой молитвы, благословляя Федора, отец Михаил сказал:
– Не ходи, ни шага. Их для тебя не существует. Веруй, что Господь защитит, веруй и молись. Будь рядом с женой и детьми. И никаких соглашений… Приходи завтра – вместе будем молиться.
Федор пришел, но легче не стало. Совет, однако, он все-таки принял: никаких соглашений, ни шага. А через неделю отец Михаил при встрече улыбнулся:
– Все уладится – веруй…
И потянулись дни выжидания, хотя и то верно – скучать было некогда. Жена и вовсе огрузла, с детьми приходилось возиться самому, по хозяйству – тоже самому, в магазины на поселок – самому, а главное – денежки тратить научились, а их-то и не видать. И хотя сбережений должно было хватить до конца года, но это ведь – не до конца жизни.
7
Снег сошел в марте, а в начале апреля установилась майская погода. Шестого апреля прогремел гром, а термометр в тени показывал плюс пятнадцать. Земля подсохла, почки на деревьях пошли в рост, люди сбросили плащи и головные уборы.
Пруд был полон воды. Федор повыловил с зеркала весенний мусор, поправил берега и стоки – и дела с прудом были окончены: разбрасывай корма да следи, чтобы вода не зацвела. И тогда, не по времени, он взялся за огород. Теплиц было много: вскапывал грядки, приводил в порядок каркас или ставил на место дуги, натягивал и крепил пленку – прогреется под пленкой земля, тогда и сеять можно, и рассаду высаживать. Работал Федор легко и споро. Поднимался рано, ложился поздно, и только когда дети засыпали, они могли посидеть с женой с глазу на глаз.
Зная, что носит последние две-три недели, Вера прекратила занятия со своими учениками и теперь готовила белье для семьи и для будущего человека: пеленки, распашонки, подгузники и чепчики – все выстиранное и проглаженное ложилось стопками дожидаться своего хозяина. Радостно было на сердце – и она пела в душе своей Богородичные молитвы.
Но появлялся муж – и охватывала тревога. Федор молчал, он лишь объявил, что пошел в отпуск, чтобы помочь и быть с детьми. Все так – и это хорошо, но Вера и не сомневалась, что муж затаился, что на работе у него непогода. Вот и разговор, если и завязывался, то нечайный.
– Ты все гладишь – хорошо с опытом, знаешь, что надо. А как вот без опыта, – Федор умылся, переоделся в другом доме, и пришел поужинать. – Нет бы меня погладила, – пошутил он. И Вера поставила на подставку утюг, поднялась со стула и обняла мужа за шею, и прильнула к нему, и погладила щетинистую щеку.
– Феденька мой, устал… садись, я тебя кормить буду… и чай заварю свежий, и поцелую.