Федор (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Борис Споров cтр.№ 19

К вечеру второго дня гроб с телом привезли в церковь. Отец Михаил велел поставить гроб в приделе Петра и Павла и закрыть лицо покойного. Только рука с крестом и осталась видимой и доступной.

При церкви с входом в правый придел отгорожена комната с диваном и раскладушкой, где можно было и отдохнуть. Отец Михаил предложил – и Вера осталась на ночь при храме.

Батюшка отслужил панихиду.

У изголовья гроба сначала читал отец диакон, затем его сменил пономарь, читали не Псалтирь, как это делается обычно, а Евангелие. И только в церкви Вера поняла, что дедушка когда-то был рукоположен в иерея. Вот почему батюшка и называл его отцом Петром.

И Вера читала над гробом Евангелие: и горели свечи, и теплились лампады. В церкви не дома, в церкви – иначе, в церкви казалось все понятно, в церкви не было слез, здесь они представлялись неуместными, здесь – вечность…

К десяти вечера церковь опустела. Две женщины вели уборку – протирали подсвечники, иконы; да церковный сторож, попив чайку, встал у гроба, чтобы почитать над покойным.

Вера прилегла на раскладушку и тотчас уснула – как будто провалилась. Ничего не снилось, не чувствовалось. И проснулась мгновенно – открыла глаза, точно и не спала. Часы показывали четверть второго. Выпив из термоса чая с лимоном, Вера вышла в придел. Трижды перекрестившись, женщина-чтица отошла от гроба, а на ее место заступила Вера.

«Дедушка, Петр Николаевич, прости меня, недогадливую и невнимательную. Сколько же ты времени был слепым, а я и не знала… И зачем ты молчал, и как же ты управлялся, когда оставался один. И почему же ты не рассказал мне, что был священником? И служил ли ты хоть один раз в церкви? Или только душа твоя мечтала об этом?.. И, наверно, еще много чего ты не раскрывал, о чем не говорил. Дедушка, дедушка, все сделаю, что ты наказывал сделать, ты только помолись обо мне…»

Было открыто Евангелие от Марка, и Вера начала читать, не подозревая того, что именно теперь могут случиться странные вещи.

Она читала десять минут, читала полчаса, затем еще полчаса, и не могла понять, что происходит. – Она читала, но не перелистывала страниц; читала, но не смогла бы пересказать прочитанного, более того – она не понимала, что читает по содержанию. Прочитывает разворот и переносится взглядом на левую сторону, как если бы перелистнула правый лист и читает, читает вслух, проговаривает слова, но даже смысла слов не может уловить…

И тогда она встала на колени и начала молиться: «Боже мой, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих помилуй меня, грешную, Господи…» – И только после молитвы взгляд и слух ее прояснились. И в то же время на душе было спокойно, никаких признаков усталости или сонливости. Вера обошла угол гроба и подняла холстину с лица покойного: глаза были открыты. Вера не удивилась этому. То ли она сказала, то ли хотела сказать: «Отдыхай, а я буду читать». Подошла к Евангелию: оказалось, что оно открыто на Деяниях. И Вера смутилась, не зная, можно ли читать Деяния или же читать от Иоанна… Она перекрестилась и оглянулась, как бы ища совета – прячась, кто-то нырнул за ящик… И Вера начала креститься, повторяя Иисусову молитву… Она начала читать: читала полчаса, час, когда вновь поняла, что читает не перелистывая страниц. Подняла взгляд: окна были освещены мертвенным серым светом – значит, рассвело, но солнце еще не поднялось над горизонтом. Она хотела еще взглянуть на дедушку, когда послышались шаги и сторож сказал:

– Устала, наверно, иди отдохни, а я почитаю. Скоро уже и отец диакон придет.

Вера подошла к иконе Петра и Павла и зажгла лампадку.

Отпевали дедушку после литургии, при открытых вратах, по полному чину, с хором. Четыре священника, три диакона и все присутствующие пропели ему Вечную память. И отец Михаил сказал короткое надгробное слово:

– В год тысячелетия Крещения Руси, накануне дозволенных властью торжеств по этому случаю, мы хороним мужественного человека и подвижника, иерея отца Петра Николаевича Смолина. Он прожил большую жизнь, и лет ему было без малого девяносто, и все эти долгие трудные годы прожиты им для других. Отец Петр родился в Братовщине и до смертного часа не ушел с заповеданной земли, как он сам говорил, прожил жизнь в осаде. Он и завещал похоронить себя возле оскверненного храма, который оберегал со дня закрытия его в 1932 году и до окончательного осквернения властями в 1960 году. Но и после этого он верил, что храм будет восстановлен, и бережно хранил церковные святыни, без коих и служить нельзя… Много ли найдется таких, кто и в школе детей учил, и тайно рукополагался в иереи, чтобы тайно крестить детей, причащать и соборовать немощных, отпевать усопших. А когда его отстранили от школы, он пошел работать конюхом, но из села не уехал. Так и трудился до 1941 года. От первого до последнего дня был на фронте. Возвратился с фронта – и вновь начал работать в школе. И вот наглядный пример характера: за две недели до кончины отец Петр ослеп, но чтобы не расстраивать ближних, он не говорил о своей слепоте, и когда внучка отлучалась на день-на два – самостоятельно управлялся по дому. Вот какой он был…

И подняли крест и Евангелие, иконы и хоругви, взяли на руки гроб с телом отца Петра и под пение литии и удары колокола обнесли вокруг храма, и только после этого закрыли гроб и задвинули в катафалк, в приспособленный для этого автобус. В автобусе разместились и родственники. Отец Михаил с отцом диаконом сели в церковные «Жигули». И повезли отца Петра домой, в Братовщину.

Казалось, никто и не догадывался о завещании деда Смолина. Но в день погребения уже с утра люди потянулись на кладбище. В большинстве это были старухи и старики. Напряженно ждали они, а что же будет дальше. Они даже не верили, что может такое быть: ведь на кладбище хоронить нельзя, надо переступить через запрет, а это карается законом. Стояли кучно и почти не говорили друг с другом: тяжелая дума сковала их – ведь без малого все они уже заглянули за край, скоро и на покой…

– Везут, везут, – как будто ахнули одновременно несколько голосов.

– Вот так Петр Николаевич, не захотел уезжать…

– Я тоже напишу, чтобы туточки схоронили…

– Э, Смолины, они настырные…

– А ты прикуси язык, расстукалась…

Автобус на минуту остановился возле дома покойного, трое мужчин с лопатами и табуретками поднялись в автобус – поехали дальше. Возле церкви-склада автобус развернулся. Сюда же подрулили «Жигули». Выкатили гроб, подхватили на руки – легкий, да и нести два десятка шагов. Впереди пошли с крестом и Евангелием батюшка и отец диакон.

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас, – негромко пели они. И остальные – вторили.

Гроб поставили на табуретки. Обошли с каждением могилу. Еще раз пропели «Святый Боже…»

Могилу обступили односельчане. И здесь совсем коротко отец Михаил сказал:

– Говорят: не стоит село без праведника. В Братовщине таким праведником был отец Петр Николаевич Смолин. Многие из вас, видимо, и не знают, что он еще в тридцатых годах был тайно рукоположен в сан иерея. Собственной правдой Петр Николаевич сохранял и отстаивал родную Братовщину. Он и жил, чтобы и Братовщина продолжала жить, и завещал себя похоронить здесь ради возрождения Братовщины. Он и умер с надеждой, что вот этот храм первых русских святых Бориса и Глеба восстанет из поругания и осквернения. Но помните и знайте: Бог поругаем не бывает. А это значит, поругание храма случилось и по вашим грехам, по грехам ваших предков. Отец Петр за два дня до смерти говорил: если Богу угодно – упокоюсь здесь, если не угодно – пусть творят, что хотят. И ваш святой долг не позволить осквернить могилу праведника.