Федор (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Борис Споров cтр.№ 18

Лицо Петра Николаевича напряглось, его иссохшие ладони невольно сводило в кулаки. Наконец он все-таки расслабился и сказал:

– Это серьезно… Ты, Вера, все верно сказала, но только с высоты собственного опыта. А что-то ты и форменно не понимаешь.

Идея у меня простая: не только Братовщина, но и Братовщина в том числе, все отпали от веры, от Бога, предали монарха, предали святых и праведных – вот за это нам и наказание, потому мы и неперспективные. Но как только мы, блудные грешники, возвратимся к стопам Отца нашего – грехи и простятся, тогда и невозможное станет возможным. Тогда и неперспективные могут восстановиться… В каком виде? Да в разумном виде. А все, что было – разумно, по опыту тысячелетия.

Ты говоришь: тысячи деревень и сел России… Так вот: стерты с лица земли они только по злой воле, и техника здесь никакого отношения не имеет.

Наша Братовщина не на ведомственной земле стоит, а на моей, на твоей – на нашей земле: мы ее тысячу лет обрабатывали и тешили… И время Братовщины не кончилось. Мы в безвременьи, но ведь безвременье в истории бывало не раз – и затяжное бывало. На все воля Божия, но – по грехам.

Переселяться, говоришь, надо. Люди в нищете? Не то… Вырвать село с корнем – это значит и людей загубить, пустить по ветру. Родина – не просто место проживания или рождения. Это место, где произрастает родовое дерево. Человек с родовым местом связан как с материнской пуповиной, и расстаться с ним не так-то просто. После такого крушения иные люди с ума сходят, иные запивают… Или Федя не смог бы перевезти дом?.. Это его залетке все равно где блудить, пить да курить, а для него здесь – родовое гнездо.

И идея моя не настолько беспочвенна. Ты скоро убедишься, и новые дома в Братовщине строить начнут, и над церковью крест воздвигнут. Лишь бы к вере обратились…

Оба молчали. Вера подошла к деду и обняла его:

– Ты у нас мудрый дед, – и припала губами к его холодному лбу.

– Был мудрый, да весь вышел. – И тихо засмеялся. – Вот к 1994 году надо бы глубокуюперепись учинить… – И вдруг – погас свет. Вера тихо ойкнула, а Петр Николаевич невозмутимо продолжал говорить: – Уже теперь надо бы восстановить адреса выходцев из Братовщины, чтобы всех до единого учесть: вот и сравнить бы с Братовщиной столетней давности – вся политика будет ясна, как на ладони.

Пятьсот сорок шесть мужчин и женщин переписал мой счет. За сто-то лет какое должно быть число?.. Разослать письма, многие адреса у меня записаны, подключить наших стариков восстановить связи и попросить данные о выходцах из Братовщины. А тут и считать нечего, полчаса – и вся перепись…

Всю ночь Петр Николаевич сладко дремал, всю ночь не впадал он в беспамятство, всю ночь о чем-то думал, а вот о чем – ответить не смог бы. Все предвещало здоровое утро – добрый завтрак и беседы с внучкой. Однако утром он не смог подняться: голова была бодрая, а сила ушла.

Ближе к полудню неожиданно приехал отец Михаил с причастием. В прихожей он благословил Веру, порасспросил о состоянии Петра Николаевича, а когда вошел в горницу, то все тотчас и понял. Вышли в переднюю, и отец Михаил сказал:

– Сейчас же надо сообщить родным, чтобы шли проститься. Теперь он уже не поднимется. Иди, Вера, а я здесь побуду…

Оставшись один, батюшка помолился перед иконами, покадил ладаном с молитвой и только тогда подступил к Петру Николаевичу.

– Как ты, отец Петр?

В ответ Петр Николаевич беззвучно зашевелил губами и открыл глаза.

– Как ты, отец Петр? – все так же негромко повторил батюшка.

– Отец Михаил… жив ли я? – еле слышно прошелестел Петр Николаевич.

– Жив, отец, жив… С причастием пришел.

– Значит отхожу… Хорошо мне.

– Причащается раб Божий иерей Петр, – возгласил отец Михаил. И губы Петра Николаевича как будто сами собой разомкнулись. Отец Михаил осторожно опрокинул лжицу и вытер причастнику губы. – Вот и слава Богу, – сказал он. И Петр Николаевич как будто улыбнулся и тихо повторил:

– Вот и слава Богу.

– Отец Петр, услышь меня: что ты хотел бы завещать нам? Какой наказ сделаешь?

Неожиданно Петр Николаевич шумно вздохнул, как будто от чего-то избавившись, и заговорил более внятно:

– Антиминс с крестом из нашего храма в комоде… отпеть в церкви… упокоить в Братовщине… паси внучку мою, – и замолчал, думая передохнуть, а отец Михаил больше и не тревожил. Он еще покадил, помолился и начал негромко читать «Канон молебный ко Господу…», а уж затем – на исход души. И представилось, что Петр Николаевич уже отошел, однако на губах его отразилась живая улыбка.

К полудню приехали Верины сестры и мать – другой родни не было.

Петр Николаевич лежал в забытьи. Ждали, когда он возвратится в сознание. Но лишь вечером слабым голосом он позвал Веру и попросил убрать из-под головы камень. Приподняв его голову, Вера взбила подушку, и он облегченно вздохнул и попросил пить – выпил несколько чайных ложек крещенской воды.

Подошли сестры, назвали себя – дедушка улыбнулся и произнес что-то невнятное. Назвалась и мать, поцеловала его. От открыл глаза и внятно сказал:

– Прости меня…

Мать заплакала:

– Господи, ты нас прости…

Этим и закончилось прощание. Сестры уехали. С Верой осталась мать.

Прихватив на улице соседа-дачника, они втроем сняли с чердака домовину*. Для погребения было давно уже все приготовлено и хранилось в большом нижнем ящике комода.

Решили дежурить поочередно, и мать с вечера легла спать в передней. Вера осталась в горнице.

Ближе к полуночи дедушка забеспокоился. Борода его как будто свалялась; запрокинув голову, дышал он тяжело и прерывисто, иногда вздрагивал, после чего руки его цепенели; одной рукой он все пытался что-то найти, вторую его руку в своей держала Вера. Она пыталась молиться, но кроме слез и слова «Господи» в сердце ее, казалось, не было ничего.

К полуночи пульс стал настолько слабым, что едва прослушивался, на руках появились синие пятнышки. После полуночи дедушка очнулся.

– Помоги сесть, – сказал он внятно. Вера подняла его и удерживала за руки, а он смотрел на нее живыми глазами и улыбался. – Вижу, слава Богу… Это Господь позволил мне на тебя глянуть – проститься.

И она поняла, что он видит.

– Дедушка, милый, прости меня, – Вера захлебывалась слезами.

– Вот и все, – произнес он отчужденно, – теперь все…

Вера опустила его на подушку – какое-то время он еще смотрел на нее зрячими глазами, но уже в следующую минуту лишился сознания: в горле его началось хлюпанье и храп, потом и это прекратилось – пульс угасал, точно истекали последние капли жизни. И вот – упала и последняя капля. Дедушка вздрогнул и вытянулся – отошел. Вера перекрестила его и сложила на груди отяжелевшие руки. Затем открыла большие настенные часы и остановила маятник: 1 час, 15 минут. 7 мая 1988 года.