Кох-и-Нур. Семейные трагедии, коварные заговоры и загадочные убийства в истории самого большого алмаза - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Далримпл, Анита Ананд cтр.№ 27

Эмили была права. Жизнь Ранджита Сингха действительно приближалась к концу. В конце концов его поразил третий серьезный инсульт в июне 1839 года, и всем стало ясно, что ему осталось недолго. Предчувствуя неминуемую смерть, Ранджит начал раздавать самые ценные свои вещи. Он совершил последнее паломничество в Амритсар и пожертвовал крупные суммы на религиозную благотворительность – коров с позолоченными рогами, золотые кольца, атласные платья и слонов с золотыми хаудами ^[169]. Затем он собрал всех старших офицеров и потребовал, чтобы они принесли присягу на верность Хараку Сингху, старшему сыну правителя.

По мере того как здоровье Ранджита Сингха продолжало ухудшаться, возрастали пожертвования храмам различных религий – больше коров с позолоченными рогами, золотых стульев и кроватей, нитей жемчуга, мечей и щитов, сто взнузданных лошадей и сотни украшенных драгоценностями седел на сумму, как сосчитал дворцовый летописец, около двух кроров рупий. Именно в это время, 26 июня, когда Ранджит мог только жестикулировать, но не говорить, и явно начал угасать, у его смертного одра вспыхнул главный спор о судьбе знаменитого алмаза.

Верховный брахман Ранджита Сингха, Бхай Гобинд Рам, сообщил, что Ранджит ранее заявлял, что «древние короли всегда отдавали Кох-и-Нур, и никто из султанов не забирал его с собой». Видимо, поддерживаемый жестами немого умирающего монарха, брахман настаивал на том, что Ранджит хотел бы подарить свои сокровища в храм Джаганнатха в Пури, подобно тому, как он раздает теперь любимые жемчужины и лошадей ^[170]. Но главный казначей Ранджита Сингха, Миср Бели Рам, столь же настойчиво повторял, что Кох-и-Нур принадлежал не лично Ранджиту, а государству сикхов, и поэтому должен перейти к наследнику Ранджита, Хараку Сингху. Согласно придворной хронике «Умдат уль-Таварих», «Саркар [Ранджит] жестом показал, что должно быть сделано пожертвование, и камень надо отправить в Джаганнатху».

Затем Хараку Сингху было приказано принести великий алмаз; тот, в свою очередь, заявил, что алмаз находится у казначея Миср Бели Рама. «После этого Джамдар Хушал Сингх поговорил с Миср Бели Рамом, потребовав отдать алмаз; но Рам начал извиняться и ответил, что камень находится в Амритсаре. Далее Джамдар [глава дворцового протокола] также заявил, что все имущество, богатство и материалы принадлежат Хараку Сингху. Саркар [Ранджит] наморщил [неодобрительно] лоб, когда услышал эту дискуссию. После чего два браслета с алмазами стоимостью два лакха, несколько украшений с драгоценными камнями, восемь высоких шапок в персидском стиле, два слона с хаудами из чистого золота и пять лакхов наличными были выделены в качестве храмовых подношений. Саркар надел все украшения, а потом снял их со своих рук и ног, распростерся на земле, коснувшись ее головой, после чего пожертвовал драгоценности, заметив, что надевал их в последний раз» ^[171].

Затем он прослушал отрывки из «Грантх Сахиб» и низко поклонился священной книге, прежде чем совершить омовение водой из Ганга. Последним его жестом как умирающего солдата была передача своего оружия. На следующий день, 27 июня, стало ясно – конец близок.

«Губы Саркара замерли, силы тела таяли, а пульс прекратил нормальный ход. Факир Раза сказал с глазами, полными слез, и сердцем, полным тревоги, что знает, что пришел последний час. Все начали плакать и кричать… Бхаи Гобинд Рам, брахман, сказал на ухо Саркару в тот момент, когда он уходил из жизни, три раза: “Рам, Рам”. Саркар повторил их дважды, но в третий раз губы не открылись, и жизнь покинула его. До последнего вздоха глаза его были устремлены на изображение Лакшми и Вишну. Когда миновало три четверти дня и еще три часа, он простился с миром смертных и перешел в вечный мир. Харак Сингх и другие плакали и рыдали…»

Великий махараджа был мертв, но даже когда кремационный костер с прахом Ранджита Сингха поджигали сандаловым деревом, Кох-и-Нура, который столь часто являлся миру в последнее время правления Ранджита Сингха, нигде не было видно. Более того, непонятно было, что делать дальше с великим алмазом. Преемники Ранджита получили в наследство лишь вопросы. Где точно находился алмаз? Спрятал ли его Миср Бели Рам? Был ли камень отослан в храм Джаганнатха в Ориссе, как очевидно завещал Ранджит Сингх? Было ли это действительно его волей? Или его заставили принять это последнее решение хитрый Бхай Гобинд Рам и другие брахманы, окружавшие правителя? Был ли Кох-и-Нур личной собственностью Ранджита Сингха, которой он мог распоряжаться по своему усмотрению? Или камень на самом деле принадлежал государству и наследникам Ранджита и в некотором роде символизировал независимость королевства сикхов?

Эти вопросы без ответа помогли посеять семена раздора, которые вскоре раскололи всю Сикхскую империю и погрузили ее в полномасштабную гражданскую войну. Алмаз исчез, но при этом, подобно легендарному Сьямантаке, с которыми некоторые ассоциировали Кох-и-Нур, камень не утратил необыкновенной способности создавать раздор вокруг себя.

В течение трех дней и ночей запах горящей плоти и сандалового дерева заполнял помещения дворца. Кремация Ранджита Сингха в конце июня 1839 года привлекла тысячи людей со всего Пенджаба. Похоронные обряды махараджей никогда не отличались скромностью, но даже по индийским стандартам прощание со Львом Пенджаба было весьма впечатляющим.

Одним из наиболее полных отчетов о многочисленных обрядах, совершаемых для умершего короля, принадлежит европейцу, служившему при лахорском дарбаре. Иоганн Мартин Хонигбергер, врач и искатель приключений из Австро-Венгрии, приехал в Пенджаб десять лет назад и с тех пор служил Ранджиту Сингху. Как высокопоставленное должностное лицо при дворе, он должен был бодрствовать, пока огонь не сгорел и пепел не остыл. Изнуренный после обряда, Иоганн Мартин смотрел, как маленькие загорелые мужчины возились с пеплом и обугленными костями. Это было все, что осталось от его некогда грозного пациента. Врач ничего сейчас не чувствовал, кроме отвращения к старому покровителю: сознание Хонигбергера наполняли сцены последнего обряда Ранджита Сингха, которые он предпочел бы забыть.

Тремя днями ранее в пространстве между дворцом и внешней стеной форта Лахора сложили огромный погребальный костер. Весь Пенджаб, казалось, собрался в столице в тот день, море человеческой скорби пульсировало, и уши Иоганна Мартина Хонигбергера гудели от шума, окружавшего его.