Кох-и-Нур. Семейные трагедии, коварные заговоры и загадочные убийства в истории самого большого алмаза - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Далримпл, Анита Ананд cтр.№ 26

На заключительном ужине Ранджит согласился показать Бернсу Кох-и-Нур. «Нельзя, – писал Бернс, – представить ничего великолепнее этого камня; он чистейшей воды, размером примерно в пол-яйца, весом около 3 1/2 рупии, и если оценивать такое сокровище, то мне сообщили, что оно стоит 3 1/2 миллиона» ^[164].

После отъезда Бернса, 17 августа 1835 года, у Ранджита случился первый сильный инсульт, который повлек за собой частичный паралич лица и правой стороны тела; махараджа не мог говорить в течение многих часов. Присутствовавший там врач свидетельствовал:

«Махараджа, который обильно потел, удалился отдохнуть в комнате, где была свободная циркуляция воздуха. Посреди ночи он внезапно проснулся и не смог пошевелить языком, рот правителя сильно искривился. Его слуг встревожили эти симптомы, и Факир Азизуддин [его личный врач] прописал ему различные снадобья. В результате артикуляция Махараджи немного восстановилась. Его здоровье также претерпело заметные изменения: потеря аппетита, некоторая тяжесть в голове, горящие ладони рук и ступни; жажда, часто острая, общее уныние и упадок духа» ^[165].

Немецкий путешественник барон Хюгель, который встречался с Ранджитом Сингхом в 1836 году, записал свои впечатления о нем – о человеке, пораженном болезнью, чья речь была настолько сильно повреждена инсультом, что его было почти невозможно понять. Ранджит Сингх сказал путешественнику: «Я начинаю чувствовать себя старым. Я совершенно изнурен». Следующий инсульт произошел в 1837 году, на шесть месяцев парализовав правую часть тела правителя и вынудив его общаться знаками. Факир Азизуддин стал экспертом в понимании и интерпретации бормотания государя. Он приближал ухо ко рту Ранджита и если понимал, то говорил “Эйш, эйш”. Если же не понимал, то качал головой и бормотал “Нами фахман” (я не понимаю)» ^[166].

Маневры Великой игры – стратегического, экономического и политического соперничества между Великобританией и Россией, которое к тому моменту усиливалось в течение уже двух десятилетий – продолжались и в конце 1830-х годов, и Бернс сыграл ведущую роль сначала в подогревании, а потом в сдерживании британских опасений насчет российского вторжения в Афганистан. В 1838 году в ответ на распространяющиеся слухи о российском продвижении Ост-Индская компания привела в действие амбициозный план по вторжению в Афганистан – страну, не имевшую общей границы с территориями Компании. Новый генерал-губернатор Компании, лорд Окленд, начал переговоры с Ранджитом Сингхом, пытаясь вовлечь его в еще более тесный альянс и уговорить его участвовать в совместном англо-сикхском вторжении в Хайбер, – то есть в том, чему Ранджит публично аплодировал, а на самом деле тщательно избегал. Земли Компании, которые бы окружили его владения с севера и востока – последнее, чего бы он хотел. При этом Ранджит Сингх не желал вступать в конфликт с британскими союзниками, поэтому не мог публично выступать против планов Компании.

В мае 1838 года капитан Уильям Осборн прибыл в Лахор от имени своего дяди лорда Окленда в составе официальной миссии Ост-Индской компании, намереваясь изменить мнение махараджи по этому вопросу. Ранджит Сингх встретил британских гостей, сидя «скрестив ноги, на золотом троне, одетый просто в белое, без украшений, но с ниткой огромных жемчужин вокруг талии и со знаменитым Кох-и-Нуром на руке – драгоценность соперничала, если не превосходила, в блеске огонь, который то и дело вспыхивал в его единственном глазу, когда его взгляд беспокойно блуждал вокруг… Все его вожди присели на корточки вокруг трона, за исключением Дхьяна Сингха [его визиря], оставшегося стоять позади господина. Не будучи сам красавцем, Ранджит, кажется, гордился тем, что окружен красивыми людьми, и я считаю, мало какие дворы в Европе или на Востоке могли бы продемонстрировать таких мужчин, какими были высокопоставленные сикхские сардары [знатные вельможи]».

Что касается самого драгоценного камня, Осборн оценил его как «великолепнейший алмаз, около полутора дюймов (4 см) в длину и более дюйма (2,5 см) в ширину, выступающий из оправы где-то на полдюйма (1,2 см). Он имеет форму яйца… оценивается в три миллиона фунтов стерлингов, сверкающий и без какого-либо изъяна».

Осборна, как и многих других гостей Ранджита Сингха, поразил беспокойный пытливый ум правителя – несмотря на инсульты, разум оставался столь же активным и любопытным. Он писал:

«Как только мы уселись, то в основном стали отвечать на бесчисленные вопросы Ранджита, но без малейшего шанса удовлетворить его любопытство.

Трудно описать быстроту, с которой он задавал вопросы, или бесконечное разнообразие тем: “Вы пьете вино?”, “Много?”, “Вы пробовали вино, которое я послал вам вчера?”, “Сколько вы выпили?”, “Какую артиллерию вы привезли с собой?”, “Есть ли у вас ядра?”, “Сколько их?”, “Вам нравится ездить верхом на лошадях?”, “Лошадей из какой страны вы предпочитаете?”, “Вы служите в армии?”, “Что вам больше нравится – кавалерия или пехота?”, “Лорд Окленд пьет вино?”, “Сколько стаканов?”, “Пьет ли он по утрам?”, “В чем заключается сила армии Компании?”, “У них хорошая дисциплина?”».

Такое поддразнивание, как понял Осборн, было отчасти дымовой завесой, позволяющей разоружить собеседника и утаить от него острый политический ум, который Ранджит всегда демонстрировал при ведении переговоров.

Семь месяцев спустя, в декабре 1838 года, последовал государственный визит лорда Окленда. Он ознаменовал начало первого британского вторжения в Афганистан; были проведены совместные маневры английской и сикхской армий на полях возле Фирозпура, сопровождающиеся серией церемониальных приемов и обедов. Однако напряженность событий стала сказываться на больном и старом Ранджите Сингхе: 21 декабря, когда семья генерал-губернатора посетила Лахор вскоре после того, как армия была отправлена в Афганистан, «развлечения были по-королевски великолепны… Ранджит настаивал, чтобы его светлость принимал участие в попойках, требуя каждый раз, чтобы он осушал чашу огненной жидкости до дна. Эти излишества спровоцировали у махараджи приступ апоплексии, и когда лорд Окленд покидал его, тот лежал на тахте и едва мог говорить. Впрочем, говорят, когда его светлость преподнес хозяину драгоценный камень, в его глазу вновь сверкнул привычный огонь» ^[167].

В этом состоянии Ранджита Сингха посетил врач генерал-губернатора, который в своем докладе упомянул о неожиданном аскетизме личных покоев Ранджита. Они состояли лишь из «небольшой застекленной комнаты в углу дворца с обычной койкой, и никакой другой мебели, да и места для нее нет». Отттуда Ранджит послал Кох-и-Нур для развлечения сестер генерал-губернатора, так как был слишком болен, чтобы самому заниматься этим. «Он очень большой, – писала Эмили Иден, – но не очень яркий». Перед тем как уйти, Эмили бросила прощальный грустный взгляд на великого махараджу: «Он выглядел довольно обессиленным, почти умирающим» ^[168].