Темная сторона Хюгге - читать онлайн книгу. Автор: Дорта Норс, Хелле Хелле, Йенс Блендструп, и др. cтр.№ 48

Здесь он ее и нашел.

Она сидела у окна. Хотя было достаточно светло, она зажгла лампу и вязала новую безрукавку. Она была в комнате – и в то же время ее там не было. Он сразу это заметил. Свет от лампы падал на правую сторону ее лица, и вдруг стало видно, как сильно она постарела. Ее лицо было похоже на скорлупу.

Все было в прошлом.

Он знал, что все эти долгие годы, за которые они ни разу не заговорили об Оле, теперь в прошлом, хотя он и не смог бы объяснить почему.

В дверь позвонили. Мать Оле поднялась, двигаясь, как лунатик, и когда она наконец дошла до двери, Хайди уже собралась уходить. Хайди сказала, что она девушка Оле, и мама Оле пригласила ее войти. Где-то глубоко внутри у нее открылось кровотечение, и она уже смирилась с мыслью, что его не остановишь. Тогда, много лет назад, у нее было чувство, что необходимо сделать выбор между мужем и сыном, и она выбрала мужа. Тогда она думала: мы всегда успеем завести ребенка. Тогда она не могла представить себе жизнь без него. Теперь у нее было такое чувство, что время потрачено впустую. Вернувшись к себе в комнату, она поддала ногой упавший на пол и подкатившийся к порогу моток шерсти – он словно хотел выбраться наружу.

Кристиан Химмельструп родился в 1971 году. Закончил Вашингтонский университет, специализируясь на скандинавской литературе, и Копенгагенский по специальности «датский язык». Вел курсы литературного письма, преподавал датский язык и литературу в языковых школах и вузах Дании, Швеции и США. Помимо множества статей, написал несколько научных и научно-популярных книг литературоведческого и культурологического содержания, в том числе биографию известного датского писателя Йенса Петера Якобсена (1847–1885). В качестве автора художественной прозы Химмельструп дебютировал в 2004 году романом «Последнее танго динозавра», после чего издал еще четыре романа и сборник короткой прозы «Легкое смещение координат» (2016), два рассказа из которого включены в антологию.

Произнося фразу, он прикрывает рот рукой, привычным движением поднося к губам длинные тонкие пальцы.

− Я вернулся вчера, – говорит он сквозь них, – и всю ночь не спал.

– Я тебя с трудом узнал без загара, ты теперь здорово смахиваешь на англичанина, – бурчит Мартин.

– Рады тебя видеть, – говорит Михаэль, и мы все киваем.

– Мне не оставалось ничего другого, кроме как приехать сюда к вам. И к Саре, – говорит он и поднимается, чтобы заключить официантку Сару в свои объятия.

– Филиииипп! – верещит она. – So good to see you!

– Отосплюсь на пенсии, – продолжает он, немного неуклюже садясь на свое место: одна ладонь у губ, другую он выставляет, чтобы помягче приземлиться на деревянное сиденье стула. Он перекладывает мобильный телефон и блокнот со стола на соседний пустующий стул, чтобы Саре было куда поставить тарелку с его завтраком. Она дружески пожимает его плечо и отходит от столика, покачивая бедрами, с улыбкой оглядывается.

– Старый ты ловелас! – говорит Михаэль.

– Думаете, она была бы не прочь? – спрашивает Мартин, не сводя глаз со спины девушки.

– Не имею ни малейшего понятия о том, чем заняты твои мысли, – говорит Филипп. – Меня лично занимает только одно – будет ли сегодня волна, чтобы покататься на доске. Предпочитаю седлать волны, а не молоденьких девушек, – добавляет он, и нетрудно догадаться, что улыбается он в ладонь.

– А как же Ким? – спрашивает Мартин.

– Ким, да, это другая история.

– Как у нее дела?

– Не знаю, ограничиваюсь тем, что посылаю ей деньги.

– Она добра к тебе, старому борову.

– Просто нужно проявлять милосердие к людям, – говорит Филипп, явно задетый за живое, – милосердие без всяких там задних мыслей.

Филипп ломает хлеб, так что корочка трескается и на стол сыплются крошки. Он обмакивает ломтик в суп, прокалывает желток, чтобы он потек, и отправляет его в рот. Пережевывая, откидывается на спинку стула, смотрит на воду, гладкая зеркальная поверхность которой почти касается террасы ресторана.

– Мне не хватало всего этого, – негромко произносит он, и видно, что он говорит искренне, с чувством, идущим откуда-то из глубины или снизу, кто знает, где вообще находится в человеке все истинное и подлинное. Очень трогательная картина: приближающийся к закату жизни англичанин и море.

– Как тебе жилось в Англии? – спрашиваю я.

– Англия есть Англия, – отзывается он. – Если бы отец не умер, я бы туда не вернулся. Но там было неплохо. Я решил вопросы, которые должен был решить, и жаловаться, в общем-то, не на что, могло быть намного хуже. На похоронах видел всех своих.

– Как прошла встреча?

– Прекрасно. Сестра съехала и разрешила мне самому навести порядок и выбросить ненужный хлам. Сказала, что ей не хватило духа выкинуть ничего из вещей, но его, видимо, хватило на то, чтобы отнести кое-что в антикварную лавку.

Он убирает руку от губ и проводит пальцами по жидкой шевелюре, по печеночным пигментным пятнам, ладонь почти прикрывает безволосый участок кожи на макушке.

– С мамой толком пообщаться не удалось; она дирижировала нами всеми и без малейших признаков скорби следила, чтобы никто не сфальшивил. Как будто папы никогда и на свете не было.

– Люди очень по-разному реагируют, оказываясь в подобных ситуациях, – говорит Михаэль, отправляя в рот ложку лапши с имбирем. – Может, это ее способ справиться с болью?

Филипп его не слышит. Он отгоняет рукой муху, скользя взглядом по воде. Мартин смотрит на нас с выражением безнадежности во взгляде, вся утренняя бодрость куда-то делась, ему неуютно. Он втыкает вилку в плод папайи у себя на тарелке, но сомневается, озвучивать ли вслух, на что эта папайя похожа. Я вижу, как он сдерживает себя и в итоге решает промолчать.

– Я собрал всю папину одежду и сложил в мешки, – как будто в полусне рассказывает Филипп, взгляд его по-прежнему направлен на море. Он даже забывает прикрыть рот рукой, и, хотя я сижу к нему боком, я успеваю заметить пожелтевшие зубы и их оголенные шейки. – Отнес мешки в машину и отвез их в город в благотворительный центр. Странно, но в моем сознании запечатлелся только один образ, и это не тело моего отца и не церковь, полная пришедших проститься, и не все эти цветы на могиле, то есть все то, что, как подсказывают эмоции, должно было бы остаться в моей памяти. Это папины ботинки. Они выпали, когда я забрасывал мешки в контейнер – пара элегантных кожаных коричневых ботинок; была ужасная, типично английская погода, шел дождь, и вот они лежали передо мной на блестящем от дождя тротуаре в Дэвенпорте, папины коричневые ботинки, только его ног в них уже не было.

Я представляю, как он стоит под дождем с черным мусорным мешком в руках и пытается подавить в себе рыдания, этот вернувшийся на родину аристократ. Он двадцать лет не видел отца, и чувствуется, что за их отношениями скрывалось что-то большее, что-то, с чем он хотел бы покончить. И что, возможно, он приехал в Таиланд не только ради серфинга.