Но он ничего не сказал.
Он ничего не сказал, потому что решиться рассказать подразумевало бы слишком многое. К тому же он должен был думать не только о себе, была еще Анника, были дети, которые лежали дома в кроватках и смотрели в потолок. Дети, которых он любил больше всего на свете, которые, как аквариумные сомики, тычутся в твое лицо губами, чтобы их поцеловали.
Мужчина и его коллега допили то, что было в бокалах, и пошли к ждущим их машинам, почти синхронно хлопнули дверцами и выехали обратно на дорогу. Сидя в машине, мужчина на секунду подумал, что надо бы завернуть к какой-нибудь проститутке. Женщина, отъезжая, подумала: мы все здесь чужеземцы.
Мужчина жил неподалеку. Подъехав к черным железным воротам, он посигналил. В это время дежурили два охранника, как обычно ночью. Они были одеты в черные брюки и красные рубашки. Их прислала фирма под названием Ultimate Security. Мужчина припарковался и вошел в дом, Анника закрыла уже большинство решеток на окнах. Такими были ночи в Дар-эс-Саламе, белые люди запирались у себя в домах.
Дети спали.
Мужчина зашел в спальню, где Анника лежала на кровати и читала. Она отбросила покрывало и лежала обнаженная. Она подпирала рукой щеку, она была рада, что он вернулся, это было видно по улыбке, но радость была умеренной, она улыбалась слегка выжидающе, в ее улыбке было что-то от улыбки Джоконды. Уложив детей, она приняла ванну, подушилась чем-то ароматным. Вообще-то у нее не было особого желания брызгать на себя духами, настроение было не то, и заниматься сексом желания тоже не было. Она делала это, поскольку чувствовала, что иначе никак: муж был все равно как убежавшее за ворота животное, которое необходимо было загнать обратно.
Дверь в ванную была открыта, мужчина чистил зубы. Анника не собиралась спрашивать, где он был. Вместо этого она спросила, как прошел день. Мужчина выплюнул пасту. Посмотрел на себя в зеркало и подумал: как тебя только не тошнит от самого себя?
Анника сказала ему, что соскучилась. Что на выходные забронировала столик в их любимом ресторане. Она попробует найти няню, чтобы та посидела с детьми. Последние слова она произнесла с оттенком той доверительности, которая всегда существовала между ними. Доверительности, корни которой уходили в их личное и неповторимое пространство – в нем они встретились когда-то впервые и продолжали встречаться в нем.
Однако в ее голосе совсем не было любви и тепла, это был вежливый голос рутины. Он почувствовал это, разделся и, раздираемый противоречивыми чувствами, перебрался на ее половину кровати. Ему было неловко. Он нашел ее, это была она, и в то же самое время это была не она. Он придвинулся к ней и поцеловал ее, ему так хотелось, чтобы в нем проснулось влечение.
Когда они встали, уже пришла прислуга, кофеварка гудела, заваривая кофе, Анника принялась жарить тосты. Мужчина вышел и вернулся со спящим ребенком на руках, Анника взяла второго; казалось, вся семья все еще спит и сновидения продолжают капля за каплей просачиваться из сна в мозг. Они передавали друг другу чай, и кофе, и тосты, шумно прихлебывали, с хрустом жевали и отрезали сыр, все происходило размеренно и спокойно, они стали одним большим организмом, у которого было восемь рук, четыре рта и множество зубов. Мужчина сходил с детьми в ванную, с каждым по очереди, чтобы они почистили зубы. У Анники появилось несколько минут на чтение газеты.
Она пробормотала:
– Спасибо тебе, дорогой.
Все шло своим чередом.
Детям помогли собрать ранцы, они протестовали, и сопротивлялись, и отказывались идти к машине. Они были полностью поглощены своими играми, и фантазиями, и всякими мелочами, но потом все-таки пошли с родителями. Семья отправлялась по делам. Мужчина сперва отвез детей, потом Аннику и после этого поехал на работу. Уже у входа, рядом со стойкой администратора, он натолкнулся на вчерашнюю коллегу, которая кивнула ему, не сказав ни слова. Мужчина заметил, что у нее на шее все еще были белые бусы.
Мужчина отправился в свой кабинет. Он сказал себе: все не может продолжаться вот так вот. Он сел, откинулся на спинку. Уже много лет он говорил это себе: все не может продолжаться вот так вот. Зазвонил телефон. У мужчины на это утро, чуть позже, была назначена встреча. Довольно простая. Он мог делать свою работу с закрытыми глазами.
Из окна кабинета открывался вид на Индийский океан, и мужчина смотрел на волны. Каждый день океан менял цвет, был то спокойным, то взволнованным, вода то уходила, то прибывала, иногда поднималась ужасная вонь. Несколько женщин брели вдоль воды и собирали ракушки. В дверь постучали. Вошла коллега с коралловыми бусами на шее. Она не произнесла ни слова. Обошла стол и села на край. Ее глаза следили за взглядом мужчины. Потом она сказала, что разводится. Это произошло накануне вечером. Мужчина вопросительно посмотрел на нее, но промолчал. Вместо вопроса он крутанул свой стул в прежнее положение – к побережью, где в этот момент что-то происходило: двое белых мужчин ссорились с тремя чернокожими. У последних, по всей видимости, была какая-то вещь, которую белые считали своей. Они показывали на какой-то предмет.
Мужчина все еще фантазировал на тему того, что это могла быть за штука, попавшая в руки уличным торговцам, когда вошел его секретарь, чтобы обсудить подробности предстоявшей встречи. Мужчина бросил взгляд на свою коллегу и почувствовал невыразимую радость от того, что их разделяло почтительное расстояние.
Когда наступило воскресенье, они всей семьей поехали на Южный пляж. Они сидели в машине и ждали паром, который должен был перевезти их, потом заехали на борт, и как только стали запускать пеших пассажиров, мужчина заблокировал двери машины. Жизнь была чем-то, что происходило снаружи. Настоящий взрыв красок, тканей и людей, океанский воздух, солнце, тепло и резкий запах пота – все это существовало снаружи. Анника сказала, что хочет выйти и немного подышать воздухом, мужчине эта идея не понравилась, но он не мог попросить жену не покидать машину. Он не смог бы оставаться на должности, которую занимал, прилюдно выказывая страх перед людьми с черным цветом кожи.
Анника вышла из машины.
Она пошла на нос, стояла там, смотрела на бурлящую воду и чувствовала, что устала. Повсюду были люди, ждущие, болтающие, несущие на себе что-то тяжелое, некоторые бросали на нее взгляд, некоторые нет. Она была словно блуждающий осколок чужеродности, кусок шкуры, который вшили не в то покрывало. Она вдохнула морской воздух.
Паром причалил, пешие пассажиры сошли на берег. Машины медленно съезжали с парома, продираясь сквозь толпу идущих людей, толпу торговцев, они слегка задели бампером женщину, несшую на голове апельсины. Кипепео был миром белых. Чернокожие заботились о парковке, жарили рыбу на гриле и открывали бутылки с лимонадом. Пляж был 400 метров длиной, и туда приезжали только на своих машинах. Аннике уже попались на глаза знакомые, их дети учились в той же школе. Купаться ходили по очереди. Сначала он, потом она. Он брал в воду обоих детей, она купалась одна. Вода в океане была теплой, как в ванне.