– Будешь играть? – тянет Элла.
– Ща, секунду.
Одной из лимбийцев не хватает. Я брожу по дому, пока ее не нахожу. Это Джо Сонг. Она сидит в комнате младшей сестры Эндрю Кима. Комната в пастельных тонах, и на полу куча больших деталей Lego.
Джо Сонг (семь букв), корейское имя – Ю Джин Сонг (девять букв). Когда нам с Джо было пять, и шесть, и семь лет, мы тайком таскали самые лакомые кусочки с праздничного стола до того, как всех звали ужинать. Или один из нас становился на стул, поднимал руку так высоко, как только мог, и опускал другому, оставшемуся внизу, в рот лапшу.
А еще мы засовывали друг другу в штаны травинки, и это продолжалось до тех пор, пока я однажды не увидел, что там у нее спереди. Тогда‐то я и начал бояться девчонок. И до сих пор этот страх не прошел.
Сейчас Джо Сонг, подняв верхнюю губу к носу, сидит в углу. Она бросает на меня взгляд – а, это всего лишь Фрэнк! – и тут же отводит его, даже не опустив губы. С выражением полнейшего пренебрежения на округлом лице она возвращается к тому занятию, от которого я ее отвлек: снова принимается выстраивать детали Lego в одну прямую линию.
Джо слушает музыку на телефоне. Динамик маленький, так что звуки больше похожи на попискивание жуков.
– Самый лучший способ слушать музыку, – говорю я. – Соответствует авторской задумке музыкантов.
– Привет, Фрэнк, – мрачно произносит Джо.
– Как дела?
– Не очень много, – рассеянно говорит она, словно отвечая на какой‐то другой вопрос.
Я сажусь рядом с горой деталей Lego. Такое ощущение, что мне десять лет.
– Ты что‐то строишь?
– Нет. Просто прозрачные детали сделаны из поликарбоната, а непрозрачные – из АБС-пластика.
– А-а-а-а-а, понятно, – отвечаю я.
Я вижу, что Джо сменила цвет волос. Сверху они такие же темно-каштановые, как и раньше, а нижний слой окрашен в ярко-зеленый, это заметно по отдельным выбившимся прядкам.
Она запускает руку в волосы – ярко-зеленый всполох – и замирает, склонив голову набок. Задумалась.
– Нельзя использовать для 3D-печати АБС-пластик и поликарбонат. Ну то есть я не могу. Нет нужной техники. – Она отводит руку, и зеленая прядь снова прячется.
Мы с Джо оба учимся в школе Паломино. На занятиях наши классы вообще не пересекаются. Никто, кроме лимбийцев, не знает, что мы с Джо знакомы. Когда мы встречаемся в школьном коридоре, то просто смотрим друг на друга. Мне вдруг стало интересно: почему мы, лимбийцы, никогда не общаемся вне Сборищ?
– Давай построим башню, – предлагает Джо.
И мы, как в детстве, начинаем строить башню с квадратным основанием, четыре детальки на четыре, цвета чередуются как в спектре – ROYGBIV
[7]. Щелк-щелк, деталь за деталью. Мы строим башню долго и в полном молчании.
Звуки вечеринки становятся громче. Я поднимаю голову и вижу, что моя мама открыла дверь и заглянула к нам в комнату. Она ничего не сказала, просто посмотрела на нас с Джо и многозначительно улыбнулась уголком губ.
Когда она исчезла, Джо закатила глаза с протяжным стоном.
– Джо, ты выйдешь за меня замуж, чтобы дом Ли и дом Сонг наконец объединились? – спрашиваю я.
– Заткнись на хрен, – отвечает она и бросает в меня деталью Lego.
Ее смех звучит странно, словно стая белок орет.
– Боже, такая лажа, – говорит Джо наконец.
– Ты о чем?
– О Ву. Ты же знаешь Ву?
Конечно, я знаю Ву. Он китаец, уже три поколения его семьи живут в Америке. Он под метр девяносто, почти девяносто килограммов железных мускулов, это принц-воин с орлиным взглядом, непонятно как оказавшийся в дебрях американской средней школы. От одного его взгляда некоторые девчонки врезаются в ящички для хранения вещей.
С вероятностью 99 % Ву пойдет учиться в Университет Южной Калифорнии, который находится в Лос-Анджелесе. Папа Ву учился там. И мама тоже. Они до сих пор ходят на футбольные матчи студенческой команды университета, и у них на машинах рамки номеров с надписью: «Университет Южной Калифорнии».
Я однажды видел, как Джо и Ву целуются, стоя между колоннами. Ее округлый подбородок двигался вместе с его квадратной челюстью. Их вид меня отталкивал и притягивал одновременно, словно я смотрел на что‐то, что, как мне казалось, обязательно должно существовать и чего я никогда не рассчитывал увидеть своими глазами. Кью считает Джо красавицей. Кью имеет право так думать, потому что он мой друг, не посещающий Сборища. У Ву фамилия Танг. Он Ву Танг
[8]. Прикиньте.
– Он такой: «Я хочу познакомиться с твоими родителями», – продолжает Джо. – Я, типа: «Ни за что на свете». Но он настаивает. Из-за этого мы и поругались.
Проблема в том, что практически все азиатские страны люто ненавидят друг друга. Корейцы ненавидят китайцев, китайцы ненавидят корейцев, и так было всегда. Еще китайцы ненавидят японцев, которые ненавидят тайцев, которые ненавидят вьетнамцев, и так далее. В разные периоды истории эти страны завоевывали друг друга. Вы в курсе, что практически все европейские страны говорят гадости про своих соседей? В Азии то же самое.
– Печалька, – говорю я, нахмурившись.
Мы с Джо уже дошли до зеленых деталей. Я беру одну и понимаю, что она такого же цвета, как волосы Джо.
– У меня не просто проблемы с парнем, – говорит она, – у меня проблемы с парнем-китайцем.
Корейцы ненавидят китайцев, которые ненавидят корейцев, которые ненавидят… Ну вы поняли.
– Расисты, – говорю я.
Джо кивает. Она знает, что я имею в виду ее родителей. Я понимаю, что сейчас самое время упомянуть Ханну. Но что про нее сказать? На самом деле сказать‐то можно многое. Но все это я уже тысячу раз говорил, поэтому повторяться совершенно бессмысленно. Я уже устал повторять одно и то же. Наши родители – расисты. Я хотел бы, чтобы все было иначе. Я скучаю по Ханне. Я хотел бы, чтобы все было иначе. Наши родители – расисты. Я скучаю по Ханне.
Щелк-щелк. Мы продолжаем строить башню и доходим до фиолетового цвета. Осталась куча деталей белого, черного и коричневого цветов.
– А с этими что будем делать? – спрашиваю я. – Они не подходят нашей радуге.
Получилась очень глупая и очевидная игра смыслов, и Джо щелкает меня по лбу, чтобы это показать.