Весь мир Фрэнка Ли - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Юн cтр.№ 30

Это, наверное, должно что‐то значить. Брит Минз что‐то значит. И это значит, что, когда я выйду из густого пара, все изменится. Мама увидит Брит – по‐настоящему познакомится с ней, и Брит будет прекрасна, и они будут вместе смеяться. Вечером, лежа в кровати, мама скажет папе: «Брит такой хороший, такой большой глаза, как у Джо. Даже больше, чем у Джо». Папа сперва немного поворчит, но потом увидит во взгляде мамы принятие и смирится: «Американский девушки – они о’кей».

Когда мама с папой говорят «американские», они имеют в виду белых. Когда они говорят о себе или обо мне, то называют себя hanguksaram, то есть корейцами. Я никогда не называю себя просто корейцем, я всегда говорю, что я кореец американского происхождения. Азиат или кореец – это всегда на первом месте. И только потом – американское происхождение. Я никогда не называю себя просто американцем.

Белые называют себя просто американцами. Они рассказывают о своем этническом происхождении, только если их специально об этом спрашивают. Это, конечно, не очень честно. Мне постоянно приходится объяснять, откуда мои родители, а вот белым людям это делать совершенно не обязательно. Все сложно. Но при этом просто. Брит Минз не говорит, что она белая. Она называет себя американкой европейского происхождения, потому что Брит умная и деликатная.

Б-Р-И-Т.

Я выключаю воду и слышу голоса. Голоса! Быстро вытираюсь, приглаживаю мокрые волосы и одеваюсь. Бегу вниз. Мне все еще жарко после горячего душа. Слышу, как мама говорит на вежливом английском, на котором она обычно общается с гостями, не имеющими отношения к Сборищам.

– Зачем ты принести такой дорогой? Не надо это делать.

– Но это для всех.

– Что это?

– Это французский фруктовый тарт с… как его… crème pâtissière ^[27].

– Ты из Франция?

– Ха-ха, нет.

– Хорошо, очень-очень красивый. Спасибо, о’кей.

– Не за что. И вам спасибо за…

– Надо ставить холодильник.

Я вбегаю:

– Сейчас поставлю.

Мама кивает в сторону Брит:

– Булит? Блит? Простите.

– Да, Брит, совершенно верно, – говорит Брит.

– Сложный произносить, – заявляет мама и выходит с подносом на задний двор.

– Привет, – говорю я Брит.

– Привет.

Мы обнимаемся. Это чисто дружеские обнимашки. Худшие обнимашки в жизни. Я чувствую, что Брит напряжена. Я чувствую, что она осторожничает, потому что мама может повернуться и увидеть нас через раздвигающиеся двери. Потом мой мозг наконец немного успокаивается. И я наконец замечаю, в чем Брит. Она не в привычных джинсах и футболке с ироничным текстом. Она в… платье! Клянусь, она в платье. Простое хлопковое платье, ничего особенного, но для меня она прекрасна, я вот-вот растаю. Она надела платье как для ужина со взрослыми.

– Потрясающе выглядишь, – говорю я.

– А-а-а! – Она укоризненно качает пальчиком из‐за слова «потрясающий».

Мне ужасно хочется ее поцеловать и едва хватает сил противиться этому желанию. Я мысленно немного отступаю назад, чтобы насладиться этой сценой: благоухающая каким‐то экзотическим запахом Брит Минз на моей кухне.

– Ты выглядишь… обворожительно, – говорю я.

Брит с улыбкой смотрит на бронзовую статуэтку. Это удивленный маленький ковбой верхом на вздыбившемся необъезженном жеребце.

– У твоих родителей очень странный вкус, – замечает Брит.

– Я этого уже не замечаю.

– Способность привыкать к самому невероятному – величайший дар, доставшийся человечеству. А также причина его неизбежного падения.

– Браво, Брит Минз.

Она делает глубокий вдох для храбрости:

– А где твой папа?

– Он в Магазине. Он всегда в Магазине. Но ты познакомилась с мамой, и это уже хорошее начало.

Я прикасаюсь к ее плечу, потом чувствую на себе взгляд мамы из сада и принимаю более нейтральную позу. Мы просто друзья, только и всего. Брит мотает головой, словно прогоняя ненужные мысли, и широко улыбается.

– Я рада, что я здесь. С тобой. И с этим ребенком-ковбоем. Он и правда совсем ребенок.

Мне очень хочется ее обнять. Я словно мальчик, который считает, что одно объятье может изменить весь мир. Брит продолжает улыбаться.

– Очень хочу попробовать барбекю.

Раздается звонок в дверь. Это упэшники – Кью, Пол Олмо, Амели Шим и Найма Гупта. Приехала даже красавица сестра Кью, Эвон. Она внимательно осматривается вокруг, словно наемный убийца. Кью тоже осматривается. Возможно, он пытается понять, изменилось ли что‐то в моем доме с тех пор, как он был тут в последний раз. Странно видеть Кью у нас. Жаль, что странно. Я бы хотел, чтобы сейчас все было так, как оно обычно бывает, когда я прихожу к нему домой.

– Привет, Брит! Привет, Фрэнк! – кричит Найма Гупта.

Амели Шим показывает на почти полутораметровую бронзовую статую жирафа с пробковым шлемом на голове и говорит:

– Он одет как для сафари. На что он собирается смотреть на этом сафари? Видимо, на людей, потому что было бы странно, если бы жираф поехал на сафари для того, чтобы посмотреть на других жирафов.

– Ты прямо как Томас Уайетт ^[28], – говорит Кью.

– Точно нет, – отвечаю я.

– Заткнись, – говорит он, все еще глядя на Амели.

Стеклянная дверь на задний двор отъезжает в сторону, и появляется голова мамы.

– Ужин еще не готовый. Вы пока играть.

– Мы пока играть, – шепчет Амели и тихо смеется.

Но меня это не задевает, потому что ее родители говорят на английском еще хуже моих.

Мы перебираемся на задний двор. Все, кроме Эвон. Она взяла у меня зарядку, чтобы можно было игнорировать весь мир, сидя с телефоном на диване. Во дворе Кью разворачивает сверток. В нем все, что надо для бадминтона.

Бадминтон – это спорт ботанов. Какое‐то время мы готовим площадку для игры. Еще какоето время мы готовимся играть. Я периодически бросаю взгляды на Брит. Она ловит эти «подачи» и незаметно бросает мне назад. В нас обоих проснулась нежность. И эта нежность сияет, несмотря на то что вокруг носятся упэшники. Мама просит ей помочь с раскаленной решеткой для гриля, которая сделана в виде колпака для колеса, чтобы лишний жир стекал во время готовки.

– Я помогу, – говорит Брит.

– Не надо, платье заляпаешь, – возражаю я.

– Ерунда.