Консерватория: мелодия твоего сердца - читать онлайн книгу. Автор: Лисавета Синеокова cтр.№ 41

Смычок касается струн, и в мелодию вплетается второй голос: глубокий бархатный голос скрипки работы одного из именитых мастеров прошлого поколения. Созданная с любовью, она никогда не знала грубых рук. Каждый из ее хозяев относился к ней бережно. Но нынешний не просто берег ее. Он любил ее, каждым движением длинных пальцев ласкал ее струны — доверчиво оголенные нервы. Даже в резких грозных произведениях она чувствовала по отношению к себе невероятную нежность. И сейчас, как и всегда, доверчиво пела в руках владельца, не страшась раскрывать все свои возможности, все свое звучание.

Интервалы сменяют друг друга. Поступенные квинты, опевания, подъем и спуск мелодии, но не настроения. Его лиричная меланхолия могла бы остановить время, обладай она капельку большей силой.

Каэли смотрела на скрипача. Ее руки перебирали струны, словно сами по себе. Сама же девушка не сводила глаз с молодого мужчины и будто заглядывала ему в самую душу, отмечая каждое проплывающее на волнах мелодии чувство, каждый его отголосок, каждый оттенок.

Грейнн Бойл играл стоя. Его глаза были закрыты. В такие моменты он всегда забывал о стульях. Разучивание нового произведения, музыкальный ансамбль, игра для учебы или развлечения — это одно. Но когда просишь скрипку сыграть твою душу — совсем другое. В такие моменты оллам не должен чувствовать удобства, он должен чувствовать инструмент, проникнутый его собственными ощущениями, вибрацию струн, каждую их витую жилку, вжимающуюся в гриф.

Скрипач не любил музыкальные моменты с Каэли. Никогда не любил, но признавал их необходимость, хоть и не с самого их начала. И теперь, после длительного перерыва, он сам себе мог признаться, что ему этого не хватало. Тех минут, когда он мог выплеснуть то, что точило его изнутри. Но они по-прежнему не приносили ему удовольствия. Лишь облегчение

Грейнну не нужно было открывать глаза, чтобы знать, что прямо сейчас Каэли испытывающе смотрит на него. Как же его раздражал этот взгляд в самые недра его естества. Скрипач усмехнулся. Да уж, дружба пришла не сразу, как и понимание. А терпение поначалу и вовсе не топталось в музыкальной комнате его дома.

— Ты снова уставилась на меня, — произнес он, не прерывая контакта смычка со струнами.

— Я не уставилась. Я смотрю, — поправила его девушка.

Губы скрипача растянулись в ироничной ухмылке.

— Я говорил, что когда ты так смотришь, то похожа на змею, гипнотизирующую кролика?

— Много раз, — фыркнула Каэли. — Весьма самокритичная аллегория.

Грейнн Бойл хмыкнул и удержал едва дрогнувшие уголки губ от очередной усмешки.

— Что тебя беспокоит, Грейнн? — с затакта произнесла Каэли, вплавляя голос в ритм мелодии.

Оллам, по-прежнему не открывая глаз, вопросительно хмыкнул.

— Что ты имеешь в виду?

— Музыка. В ней появилась тревожность, — пояснила Каэли.

— Разве это не постоянная составляющая моей музыки? — вздернув бровь, парировал мужчина.

— Да. Но в этот раз у нее другие оттенки. Появилась еще одна причина для тревоги?

Грейнн Бойл вздохнул, остановил движение смычка, прерывая музыкальную фразу на середине, и открыл глаза. Дождавшись, кода тишина поглотит незавершенные звуки, он повернулся в сторону окна, по стеклу которого стекали капли только начавшегося дождя, и ответил:

— Мне нужно принять решение.

Каэли не стала больше ничего спрашивать, не стала ничего говорить. Плавным текучим движением она переместила руки с коленей к кото и вновь принялась ткать узор из звуков. По опыту слышащая знала, что против воли из этого человека и слова не вытянуть. И раз уж не советом, она могла помочь другим способом. Спустя мгновение после присоединения к ее музыке партии скрипки она стала вкладывать в мелодию спокойствие и умиротворение. Теперь, спустя четыре с лишним года с их первой встречи, ей не приходилось пробиваться сквозь стену, оллам сам открывался ей навстречу, отпуская гложущие душу чувства, давая уставшей передышку. Мелодия его сердца была уже гораздо менее колючей, чем прежде, хоть по-прежнему и не доставляла удовольствия. Хотя этим мало кто мог похвастаться. Спокойствие и умиротворение. Важные решения лучше принимать на холодную голову.

* * *

Единственной царящей в воздухе музыкой были звуки начавшегося дождя, загнавшего студентов под крыши общежитий и учебного корпуса консерватории. С каждой минутой эти звуки становились все гуще: дождь усиливался, постепенно превращаясь в настоящий ливень. Плотно запахнувшись в плащ, я бежала по тропинке, перепрыгивая через лужи. Над головой сверкнула молния, а вслед за ней раздался первый раскат грома. Я подняла голову навстречу падающим каплям и улыбнулась, благодаря за кратковременную передышку так вовремя подоспевшую стихию. А после еще быстрее припустила к зданию.

Забежав в двери, быстро избавилась от мокрого плаща, оставив его на попечение гардеробщицы, и устремилась на третий этаж. Очередное занятие с Каэлеа Муррей обещало новые умения и впечатления. Мне нравилось заниматься с опытной слышащей. Она чувствовала ее почти так же, как и я. Музыкой и словами она открывала передо мной новые знания, раскрывала одну за другой грани моего дара.

Признаться, я давно не чувствовала такого воодушевления и нетерпения перед занятиями, как сейчас. Быстро взбежав по ступеням, я пересекла коридор, задержалась перед нужной дверью, оправляя юбку, и одним движением коснулась ручки, приоткрывая створку. В момент прикосновения по ладони пробежалась волна мурашек. В кабинете звучала музыка. Вопросы «кто играет?», «неужели я ошиблась кабинетом?» и «может быть, я слишком рано?» осыпались потухшими искрами под наплывом чужого потока эмоций. Мелодия была несложной, из тех, что позволяют полностью отдаться оттенкам и акцентам, за пару раз выучив музыкальный текст. Она поступенно взмывала и падала квинтовыми интервалами, не стесняясь реприз. Я застыла. И дело было не в нотах, музыкальными волнами омывающих помещение. Музыка чужого сердца скреблась обломанными ногтями, цепляясь, но не находя опоры. Она стонала, она была наполнена полынной горечью, скрежещущим по стеклу чувством непоправимости, невозвратности. Душа музыканта металась в груди, как в клетке. Жуткое чувство невозможности что-то изменить словно выкручивало суставы, корежило кости, сжимало в тисках, оставляя форму нетронутой, но медленно и безжалостно измалывая внутренности в мелкое крошево.

Я стояла на пороге и не могла вдохнуть. Услышать такое было как удар под дых. У меня потемнело в глазах. Когда я, наконец, смогла справиться с первой реакцией, вспоминая уроки Каэли, то увидела то, что уже и так ожидала увидеть. Мелодию этого сердца я уже слышала и не раз. Не в такой оглушающей неудержимости, но все же. Да и кото Каэли ни с чем другим не спутать. Перед сидящей на подогнутых ногах дочерью мэтра Муррея, закрыв глаза, стоял Грейнн Бойл.

В одно мгновение пришло осознание: так вот почему играть с ним стало на порядок легче! У него появился человек, которому он мог выплеснуть всю свою душу без остатка, снимая нервное напряжение и принимая ненавязчивое успокоение. И этим человеком была не я. Сердце сжалось до непонятной боли.