Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке | Павел Брянцев | страница 168 | LoveRead.ec

Станислав Понятовский вступил на престол Речи Посполитой 35 лет от роду. Он был весьма красивой наружности, обладал светлым умом и мягким сердцем; глубоко преданный своему отечеству, Понятовский искренно желал ему всего доброго. Проживши несколько лет при дворах парижском, лондонском и петербургском и зная внутренний строй Франции, Англии и России, Станислав Понятовский мог бы много сделать полезного для своего отечества; но он ничего не сделал, потому что Речь Посполитая в это время была уже слишком расстроена: при нем она переживала, так сказать, последние минуты своей предсмертной агонии. Тот же самый историк Нарушевич, который несколько лет тому назад поднес свою «Историю Польши» Августу III, такими красками обрисовал Речь Посполитую, будучи на аудиенции у Понятовского сейчас после его коронации: «Ваше величество! Напрасно вы приняли корону Польши; вы не поправите положения сего государства; посмотрите, ваше величество, что вы приняли от ваших предшественников? Раздоры и несогласия внутри, ограбленную казну, отсутствие дисциплины в войсках, опустелые замки, опустевшие города, правление без связи и рады; бестолковые сеймы и, при этих явлениях, грозное вокруг соседство. Ваше величество! – продолжал Нарушевич. – Если Казимир Великий, имевший в своих руках право суда и законодательства, войско и казну, ничего не мог сделать, то что вы, как король избирательный и ограниченный в своих правах, можете сделать? Ничего. Вам остается одно – терпеть за чужие грехи и быть мишенью для выстрелов ненависти, потому что на высоком месте стоите».

Содействуя восшествию на престол Речи Посполитой Станислава Понятовского, русская императрица Екатерина Великая искренно желала добра сему государству; она даже помогла новому королю добиться того, что ограничено было на сеймах, так называемое liberum veto – это страшное зло Польши. Благодаря Екатерине II постановлено было, чтобы вперед на сеймах решались дела не обидим согласием всех членов собрания, а только большинством голосов. Но это благоразумное постановление недолго просуществовало в Польше: спустя полтора года оно было отменено самими поляками, и Речь Посполитая снова понеслась быстрыми шагами в пропасть, самой себе приготовленную. Но что собственно окончательно сокрушило Польшу и было причиною гибели ее при Понятовском, так это опять же фанатизм шляхты и особенно духовенства. Очень может быть, что Речь Посполитая и просуществовала бы несколько времени, если бы уступила требованию соседних держав относительно прав иноверцев; но в том-то и дело, что сильная клерикальная партия в Польше готова была скорее погубить свое государство, чем сделать малейшую уступку в религиозном вопросе или хоть несколько попятиться в деле католического прозелитизма.

Вопрос о диссидентах. Преследование православных в Литве, Белоруссии и Малороссии. После коронации Станислава Понятовского послы дворов петербургского и берлинского предложили ему желание своих государей, чтобы все диссиденты пользовались в Польше свободою вероисповедания, были допускаемы на государственную службу и чтобы епископы греко-восточного исповедания имели места в польском сенате, подобно католическим епископам. Станислав Понятовский принял эти предложения в высшей степени сочувственно и дал послам слово употребить все свое влияние, чтобы сейм исполнил законное требование России и Пруссии. Но между тем об этом узнали в руководящих сферах Речи Посполитой, там порешили отвергнуть предложения послов русского и прусского, если они поступят на обсуждение сейма; тогда же в них положено было усилить преследование православных, как главных виновников вмешательства чужих правительств во внутренние дела Речи Посполитой. С этою целию сенат и высшее католическое духовенство, руководимое иезуитами, стали тайно рассылать циркуляры с требованием, чтобы шляхта соединилась как один человек на защиту гибнувшего, по их мнению, отечества и католичества от «схизматиков» (православных) и их беззаконных требований, то есть уравнения прав с католиками. Вследствие этого по всей Литве, Белоруссии и даже Малороссии начались страшные преследования православных; снова вернулись времена Кунцевича и Шумлянского. В то же время целые толпы доминиканских и францисканских монахов, в качестве миссионеров, рассыпались по Белоруссии и Украине, причем со стороны вышеозначенных лиц пущены были в ход ложь, обман, тюремные заключения и разного рода истязания, словом все, чтобы только обратить православных в унию или католичество. В Белоруссии католические миссионеры и помогавшая им шляхта не встретили особенного сопротивления со стороны православного населения, потому что оно здесь было запугано и забито еще раньше. Белорусы, по свидетельству современников, «как безответные овцы, подгоняемые дубьем и палкою», шли или в костел для принятия католицизма, или в униатскую церковь для объявления себя униатами^[338]. Но совсем другой характер имела латино-униатская пропаганда в Малороссии: там нельзя было заставить энергический малороссийский народ, развившийся на свободных началах казачества, отступиться от веры отцов одною проповедью, как в Белоруссии; чтобы иметь какой-нибудь успех в деле совращения православных в унию или в латинство, в Малороссии необходимо было употребить силу; она действительно и употреблена была. В начале 1766 г. в Малороссию прибыл для обращения православных в унию викарий униатского митрополита Мокрыцкий, в сопровождении значительного числа жолнеров (солдат), которыми командовал полковник Воронин. Мокрыцкий прежде всего начал свою миссионерскую деятельность с той части Малороссии, которая по населению своему более других местностей отличалась преданностию православию, именно с Черкасского округа. По единогласному свидетельству очевидцев, Мокрыцкий и Воронин воздвигли такое гонение на православных священников в вышеозначенной местности, что их более ста человек бежало за границу; тех же, которые не успели бежать, Мокрыцкий и Воронин предали ужасным истязаниям: их томили голодом, пекли огнем, разрывали рот, выворачивали руки и ноги, выдергивали волосы и т. п. Затем искалеченных отправили в Радомысль и там заставили возить тачками землю, причем награждали их каждый день палочными ударами. Из Черкасского округа Мокрыцкий и Воронин отправились в местечко Жаботин (на юг от Черкасс), где жители также глубоко преданы были православию. Тут Мокрыцкий и Воронин, созвавши православных на площадь, прямо сказали им, что если они в продолжение суток не примут унии, то все будут перерезаны. Следующий день был праздничный (Преображение Господне): народ сотнями повалил в церковь, оттуда, после исповеди и причастия Святых Тайн, направился к дому, где остановились Мокрыцкий и Воронин, и объявили этим последним, что за православную веру готовы умереть. Мокрыцкий и Воронин не решились привести в исполнение своей угрозы, они ограничились только тем, что приказали схватить сотника местечка по фамилии Харько и отрубить ему голову; остальных прогнали, сказав, что в другое время с ними расправятся. Из Жаботина Мокрыцкий и Воронин с жолнерами отправились в местечко Телепин, где так же, как и в Жаботине, собрали православных на площадь и заявили им, что если они не примут унии, то все до одного человека, не исключая и младенцев, будут казнены смертию. Те поверили и перешли в унию. Отсюда два этих страшных миссионера отправились далее на юг, к р. Бугу, причем на пути своем совершили множество казней над православными. Между прочим они пришли в одно местечко по имени Мглеев и остановились у одного из тамошних панов. На другой день прибывшие потребовали к себе священника и некоего старика Даниила Кушнера на суд, первого за то, что будто бы удерживал своих прихожан, когда те желали перейти в унию, а второго за кощунство над униатскими Святыми Дарами^[339].