Примечания книги: Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке | Павел Брянцев | LoveRead.ec

Сочинения вышеозначенных авторов, рекомендованные составителем этой книги, следующие: «Лекции по западно-русской истории». 1884 г. М.О. Кояловича; «История города Вильны», Васильевского (см. Памяти, русск. старины в западных губ. Батюшкова за 1871 г.); «Очерк истории вел. Литовского княжества до смерти Ольгерда». 1878 г. В.Б. Антоновича; «Очерк Северо-Западного края». 1868 г. И.Д. Беляева; «История России», ч. II. 1880 г. и ч. III. 1884 г. Д. Иловайского; «Православие и русская народность в Литве». 1851 г. Боричевского; «Заметки по истории Литовско-русского государства». 1885 г. Дашкевича; «Ягайло – Яков – Владислав». 1868 г. Смирнова; «Витовт» Киркора (см. Черты из жизни и истории литовского народа. 1854 г.); «Очерк истории Литвы». 1864 г. Кукольника; «Богдан Хмельницкий». 1867 г. Костомарова; «История западно-русской церкви». 1884 г. Чистовича; «История церкви», т. V, IX, X. Преосвященного Макария; «Орден базилиан» Петрова, «Люблинская уния», Малышевского (см. Памяти, русск. старины в западных губерниях Батюшкова за 1885 г.).

Витовта мы называем последним великим литовским князем на том основании, что после его смерти Литовское государство уже не имело у себя самостоятельного и независимого князя; притом после его смерти государство это не только не расширяется, но, напротив, все более и более сокращается в своих пределах.

Новогрудок – это первая столица, как исторически известно, Литовского государства. Город этот основан в 1044 г. русским киевским князем Ярославом I, сыном Владимира Святого. См. Ипатьевскую летопись.

Примечание. В древности Новогрудок назывался «Новгородок».

Так, например, писатель Прусско-ливонского ордена Петр Дюсбургский в своей хронике два раза говорит (под 1296 и 1305 гг.) о единоборстве немецких рыцарей с литовскими и оба раза обозначает, что эти последние были русские, то есть он называет их и русскими и литовцами.

Примечание. Этот же Петр Дюсбургский в своей хронике говорит, что русские постоянно находились в войске литовцев и отличались прекрасным вооружением и военными приемами, подобно всем западным рыцарям.

О московской, или великорусской ветви см. ниже.

Так, например, в шестидесятых годах в России было поляков более семи млн, а теперь всего шесть.

Примечание. Поляков на всем земном шаре считается около 11 млн 300 тыс., так: в России 6 млн, в Австрии 3 млн, в Пруссии 2 млн 230 тыс., в Америке 70 тыс.

В настоящее время всех литовцев, присоединяя сюда и латышей, около 2 млн 900 тыс. Из них: собственно литовцев и жмудин будет около 1 млн 900 тыс., а латышей около 1 млн. В России собственно литовцы живут в губерниях: Виленской (в уездах: Виленском, Трокском, Свеецянском и отчасти в Лидском и Ошмянском) и Сувалкской (в уездах: Мариампольском и Кальварийском); жмудины живут преимущественно в западной части Ковенской губернии до р. Невяжи. Латыши – в губерниях: Лифляндской, Курляндской и отчасти в Ковенской и Витебской. Всех литовцев в России живет около 2 млн 700 тыс. человек. Остальные, в количестве 200 тыс., живут в Пруссии, в округах: Мемельском и Гейдепругском.

В настоящее время на востоке от Гродны, в окрестностях м. Скиделя живет население православного исповедания, говорит белорусским наречием, но с литовским произношением. Оно отличается от других белорусов смуглым цветом лица, черными волосами и некоторыми особенностями нравов. Очень может быть, что это потомки ятвягов.

Примечание. О происхождении литовцев от остатков армии Александра Македонского говорит и аббат Стаденский в своем сочинении о начале Саксонии. Стаденский – писатель XIII в.

Родился в 1435 г., умер в 1480 г. Он был воспитателем детей польского короля Казимира IV и некоторое время жил в Вильне.

Слово Ромове происходит не от латинского слова «Коша», а от литовского «Romota» и означает: срощенный, то есть священный дуб, состоящий из трех срощенных стволов. См. ниже Ромове.

Примечание. Длугош в своем сочинении высказывает еще другое предположение о происхождении литовцев, именно: царь вифинцев Прузиас, побежденный римлянами, бежал из своей земли и поселился, вероятно, как говорит Длугош, на берегах Балтийского моря, назвав свое новое отечество по своему имени – Пруссиею.

I. Скифы и сорматы. Народ этот происходил от ариев (об ариях см. ниже примечание) и был родствен индийцам. Греческий историк Геродот, живший в конце V в. до Рождества Христова, знал их и писал о них. Некоторое время они поочередно (сначала скифы, а потом сорматы) занимали юг России.

II. Даки – в III в. жили в нынешней Румынии. Какого они племени – еще до сих пор с точностью не определено. Впоследствии они смешались с римскими переселенцами, и из этого смешения произошли теперешние румыны.

III. Готы – германского племени. В IV в. жили недалеко от Днепра. Они делились на вестготов и остготов. Первые во время движения гуннов (народ финского племени; остатки их, как кажется, калмыки в Астраханской губернии) пришли на Балканский полуостров, а потом на Апеннинский и, наконец, на Пиренейский, где основали свое государство. Вторые же, то есть остготы, в конце

V в. овладели было Италией, но потом погибли в борьбе с греками и лангобардами (немецкого племени).

IV. Алланы – германского племени. В конце IV в. жили на Пиренейском полуострове; там их в V в. истребили вестготы.

V. Кельты – народ арийского племени (см. ниже примечание) и раньше других индоевропейских народов пришли в Европу. За несколько сот лет до Рождества Христова они населяли нынешнюю Францию, Англию, Ирландию, Северную Италию и другие страны. Делились на две ветви: галльскую и кимрскую. За 300 лет до Рождества Христова они разрушили Рим. Остатки их теперь живут в Ирландии, Шотландии и во Франции (в Бретани и Провансе). Нравы и язык их теперь все более и более уступают нравам и языку господствующих народов. Прежде басков (жителей Сев. Испании) причисляли к кельтам, но теперь оказалось, что народ этот или финского племени, или семетического.

Михелон – писатель начала XVIII в. Он написал сочинение «О нравах литовцев, татар и русских» (см. «Вести. 3. России» за 1864 г.).

Сестренцевич-Богуш был католич. митрополитом в западнорусских областях; умер в конце XVIII в.

Чацкий – знаменитый польский ученый, умер в 1813 г. В начале этого столетия он был ректором Кременецкого лицея.

Нарбут: 1784–1864 гг. Он был инженер русской службы; в 1809 г., во время похода русских войск в Финляндию, получил контузию и вышел в отставку. Он написал историю Литвы в девяти томах.

Примечание I. К северо-западной оконечности гор Гималайских примыкают исполинские горные цепи Балор-Таг. Эти горные цепи соединением своим образуют горную равнину Памир, или «Террасу мира» (отсюда берет свое начало р. Амударья). За три тысячи лет до Рождества Христова на этой террасе жил пастушеский народ, который называл себя «ариями» (отличными). От этого пастушеского народа произошли следующие народы: литовцы, кельты, греки, римляне, германцы и славяне, или так называемые индоевропейские, а также и древние: мидяне, персы и зендские народы, то есть бактрияне, сугдиане, гедрузиане и друте, и, наконец, от ариев произошли и нынешние индусы (жители Индостанского полуострова). Последние, то есть индусы, из всех арийских народов самый замечательный народ по своей древней литературе и по тому языку, на котором она написана. Отделившись от ариев, они сначала поселились на р. Инд, а потом перебрались на р. Ганг, где и остановились. Тут индусы основали многие государства и достигли высокой степени своего умственного развития. На берегах Ганга народ этот говорил так называемым санскритским языком. Язык этот отличался изобразительностью, полнотою, благозвучием; его склонения, спряжения выработаны богаче и разнообразнее греческого; а его правила благозвучия, словообразования и словосочетания доказывают такое грамматическое искусство, которое приводит в изумление. Этот язык перестал быть народным и умер еще за 300 с лишком лет до Рождества Христова. Но памятником его остались священные книги индусов «Веды» (их четыре) и книга законодательств «Ману». Книги эти написаны за 1000 лет до Рождества Христова, а некоторые части их даже еще раньше. И вот европейские ученые благодаря этим книгам и санскритскому языку, на котором они написаны, восстановили тот первобытный язык, на котором говорили арии, когда жили на возвышенностях Памира. Из него-то они увидели, что самые древние народы, отделившиеся от ариев, есть индусы и литовцы, а потом уже следуют кельты, греки, римляне и другие. Таким образом, оказывается, что литовцы родные братья, так сказать, индусам по происхождению. И действительно так. В то же время видно, что современный литовский язык очень близок к санскритскому. Некоторые из ученых составляли фразы на санскритском языке, предлагали их нынешним литовским крестьянам, живущим на р. Немане, и те понимали.

Примечание II. В настоящее время есть ученые, которые говорят, что родина индоевропейских народов не Азия, а Европа. Одни из них указывают на Германию, как на родину индоевропейских народов, другие – на Кавказ, третьи – на среднее течение Волги и т. д. А есть даже и такие, которые полагают, что родина индоевропейских народов есть Гродненская губерния, именно Пинские болота. См. сочинение немецкого ученого Пёше «Антропологические исследования об арийцах» 1878 г., а также журн. Минист. нар. проев, за 1886 г., август, статья О.И. Кеппена «Материалы к вопросу о первоначальной родине и первобытном родстве индоевропейского и фино-угорского племени».

Дюсбург – священник Прусского, или Тевтонского ордена. Он написал о своем ордене хронику. Довел ее до 1326 г. Умер около первой половины XIV в.

В двух вышеозначенных памятниках упоминаемые эсты (пруссы) ясно отличаются от славян (венедов), живших в соседстве с ними.

Воззрения эти совершенно сходны с воззрениями индусов и зендов. Индусы представляли мир воплощением Брамы. Зенды признавали в мире борьбу двух начал; доброго – под именем бога Ормузды и злого – под именем бога Аримана.

Примечание. Но несмотря на это, они, как увидим в своем месте, все-таки ожидали наказания в загробной жизни за порочную жизнь и награды за добродетельную.

Многие семейства держали у себя ручных ужей и кормили их молоком, как священных животных.

Дуб, состоящий из трех срощенных стволов, считался у литовцев самым священным; от этого произошло, как мы уже заметили выше, и самое название Ромове.

Говорят, что башня эта находилась на том месте, где теперь колокольня, принадлежащая костелу Св. Станислава.

Если только сообщения писателей XV и XVI вв. справедливы.

Подробности последнего верования неизвестны; равным образом неизвестно, откуда литовцы заимствовали его. Правда, у древних индусов подобное верование было, но только оно, как известно, выработано у них Буддою (сыном одного индийского царя) только за 500 лет до Рождества Христова, когда литовцев уже не было в Азии; притом, по учению Будды, осуждение души человека после его смерти на вечное ничтожество (погасание в нирване, пустоте, как говорит Будда) составляет не наказание, а блаженство.

Краковский епископ Викентий Кадлубек (ум. 1223 г.) в своей истории Польши говорит, что литовцы веровали в переселение одних душ в тела еще нерожденных детей, а других – в тела животных.

На этом основании Петр Дюсбург и Длугош говорят, что в Литве существовало многоженство.

Жены, взятые после первой, были не что иное, как рабыни. Брак с ними, как кажется, совершался без участия жреца и молитвы к богам.

Известный исследователь по древней литовской истории.

В настоящее время в некоторых селах и деревнях вместо пострига, как описано выше, снимают только рутяной венок с головы новобрачной, а дружки распускают косы. При этом девицы, находившиеся тут, поют от лица родной матери:

Дочка моя,

Милая моя!

Иди в рутяной садок,

Там себе нарвешь,

Там себе сплетешь

Веночек из зеленой руты.

Веночек мой,

Зеленый мой!

Нет уж тебя на голове.

Снимут веночек,

Наденут шапочку —

Бремя для головки,

Горесть для сердца,

На всякие заботы;

Веночек мой,

Зеленый мой,

Легок на голове,

Веселие в сердце,

Нет никаких забот.

Упоминаемая здесь рута – желтый цветок, любимый в Литве, эмблема невинности.

При рождении сына у древних литовцев, как сообщают некоторые писатели, существовал следующий замечательный обычай: в первую лунную ночь после рождения ребенка мать выходила в поле, вырывала из земли корень полынной травы, который, принеся домой, клала между двумя серыми камнями и выжимала из него сок; затем сок этот смешивала с коровьим молоком и давала пить мальчику, чтобы укрепить его силы для борьбы с невзгодами жизни. Обычай этот существует до настоящего времени в Жмуди. Он напоминает древнюю индусскую жертву «Сома».

Примечание. «Сома» – был медосладкий напиток, который древними индусами в качестве жертвы приносился богу Индре (Индра был самым главным богом индусов, когда они еще жили на р. Инд, то есть скоро после отделения от ариев). Бог Индра, по верованию древних индусов, пил «Сома» с целию получить больше силы для борьбы с злыми духами.

Напиток «Сома» приготовлялся следующим образом: индусские жрецы в одну лунную ночь с жезлами в руках и золотыми кольцами на пальцах, при пении священных гимнов, шли в горы и там собирали какое-то горное растение; отрезывали корни, очищали листья, клали стебель между двумя камнями и растирали его; затем массу эту терли на золотом сите и опускали в золотой сосуд, куда вливали молоко от семи коров, трижды подоенных. После этого ставили сосуд в теплое место, чтобы произошло брожение. Чрез несколько дней напиток был готов.

У зендов был похожий миф: народ этот обожал солнце под именем бога «Митры», который жил на востоке и выезжал оттуда в блестящей колеснице, запряженной четырьмя белыми конями. Его индусы считали богом правды. Ему посвящены были белые кони и именем его клялись цари. В честь этого бога пред войском возили пустую колесницу, запряженную шестью белыми конями.

Подобный миф существует в греческой мифологии о Дивкалионе и Пирре.

Миф этот почти совершенно сходен с римским мифом о Прозерпине и Церере.

В лице Алциса некоторые ученые видят диких народов, нападающих на Литву в глубокой древности. В женитьбе же Алциса в Литве признают водворение этих народов в ней и слияние их с литовцами.

Изображение Алциса, переходящего чрез реку с женою на плече, находилось на древней литовской печати, которую Гедимин установил для г. Вильны.

Говорят, что сказание о происхождении Гедимина от Гелона выдумано для ягеллонов, с целию возвысить их род, производя его от великого человека. Но в этом сказании доля справедливости все-таки есть: Гедимин действительно был сыном Лютовера.

Замечательно, что подобного рода изречения находятся в древнем скандинавском сборнике мифических и эпических песен, записанных в XII в. священником Семундом Вещим. Сборник этот известен под именем «Старая Ведда».

Матвей Стрыйковский по происхождению литвин; род. 1547, ум. 1580 г.; он написал польско-литовскую хронику.

Местечки: Шеродзе, Чекишки, Эйрагола и Бетыгола теперь существуют в Ковенской губернии по р. Дубиссе. Только местечко Шеродзе теперь называется Среднищки. В конце XIII в. в Эйраголе был деревянный замок, принадлежавший владельцу его Лютоверу. Лютовер после Тройдена был литовским князем, а по смерти его сыновья его: Витень сначала, а потом Гедимин.

Все писатели до нашего столетия вполне верили этому преданию, но при этом одни из них полагали, что Палемон прибыл в Литву за 50 лет до Рождества Христова, а другие 50 лет после и т. д.

Некоторые говорят, что Литва перешла сначала не к Монтвиллу, а к зятю его Зивибунду, который женат был на дочери Керна – Пояте. Сперу, Керна и Пояту впоследствии литовцы обоготворяли.

Примечание. О потомках Палемона и их борьбе с русскими князьями излагается в летописи так называемой Быховца, но все это там так спутано и хронологически неверно, что ученые вплоть до Миндовга все сии известия относят к легендарным сказаниям. Несомненно только то, что в начале XIII в. действительно произошло общее движение литовских куннгасов к захвату русской территории, с целию образовать более или менее прочное княжество.

В этой легенде, говорит Костомаров, видно древнее сознание победы человеческого ума над силами природы. Плотник здесь может быть – странствующая светоносная божественная сила, водворяющая образованность в Литве. Участие же Перкуна и Лаймы показывает основу ее древнюю, а молитвенник у плотника – на прибавку в эпоху христианскую.

Князья последних времен надевали на голову остроконечные шапки, наподобие сахарной головы.

В древней Литве девице поставлялось еще в обязанность: вечером выходить на улицу с огнем, «чтобы невинность, – как говорили литовцы, – не омрачалась и тенью подозрения».

Неделя начиналась с пятницы, которая, как мы уже заметили выше, была посвящена Перкуну.

Литовский писатель XVI в. Стрыйковский говорит, что такого рода песни существовали в честь Почты, дочери Лездейки, Домвонда и Гурда Гинвилловича, защитника Ковны от крестоносцев.

Число 9 – священное в численности литовско-языческой, как и в скандинавской. По замечанию некоторых ученых, святость числа 9 происходила от числа 3, которое у известных народов земного шара имеет святое и символическое значение. Девять есть три раза три, следовательно, трижды святое, трисвятое.

Примечание. Суть языческой религии древних норманнов состояла в следующем: главный бог у норманнов был Один, который вместе с 12 белокурыми азами (полубоги, помощники Одина) создал мир видимый. Сначала, говорят скандинавские саги (эпические произведения), был золотой век; но дочери гигантов, жителей мрака и тьмы (холодного севера), нарушили тишину и спокойствие, – и вот началась упорная борьба с гигантами. На первых порах вели ее Один и азы, а затем стали продолжать герои. Во время битв над сражающимися летают богини валькирии: они подбирают тела убитых героев и уносят их в чертоги Одина, где трупы эти снова оживали и герои начинали вести борьбу между собою; борьба обыкновенно происходит днем, а ночью все ожившие герои мирятся и кутят в залах высшего бога. Конец борьбы, по словам скандинавских саг, страшно трагический: в последнее время этой борьбы примут участие в ней и боги, и люди; «тогда, – говорит одна сага, – разорвутся все связи мироздания, холод и огонь вышлют враждебных демонов; восстанут все силы природы, и в последней отчаянной борьбе погибнет от огня весь мир, погибнут люди и погибнут самые боги вместе с Одином». Но, в заключение, прибавляет сага, из волн морских явится новый мир, в котором не будет зла и страданий, и будет мир и счастие. Управлять миром этим будет один из высочайших азов – кроткий Бальдер.

Древнейшие скандинавские саги также дают некоторое основание предположить, что норманны первые проникли к литовцам и завели с ними сношение. Из поэтических преданий древних жителей Скандинавии видно, что в VIII в. в Швеции был замечательный конунг Ивар Видфаме, который с дружиною своею завоевал южные берега Балтийского моря; внук его Горальд Златозубый покорил восточные берега Балтийского моря, а сын Горальда Сингур Ринги очень дружил с куронами и эстами, которые часто помогали ему в битвах.

Полоцкое княжество лежало по среднему течению 3. Двины. Оно завоевано было Владимиром Святым у Рогвольда, на дочери которого, Рогнеде, он женился. Пред смертию Владимир отдал это княжество своему сыну от Рогнеды Изяславу. Замечателен был внук Изяслава Всеслав. Летописец говорит, что он родился от волхвования. У него на голове была язвина (рана), а потому он носил какую-то таинственную повязку, отчего был немилостив и кровожаден. «Слово о полку Игореве» представляет его каким-то чародеем. После Всеслава княжили один за другим сыновья его: Роман, Давид и Рогвольд (так говорят русские историки, польские историки к этому времени относят других лиц в качестве князей полоцких). Сын Владимира Мономаха Мстислав I изгнал полоцких князей в Грецию. После них, какие князья были в Полоцке, трудно сказать. Знаем, что в 1151 г. там сидел какой-то Рогвольд Борисович. В конце XII и начале XIII в. в Полоцке был князем Владимир. Но какого он рода – неизвестно. Знаем, что от него зависели некоторые литовско-финские племена, жившие по нижнему течению 3. Двины. Вообще, история Полоцка очень темна. Литовские летописи говорят, что в XII в. в Полоцке сидели литовские князья, а русские говорят, что от полоцких князей произошли литовские.

Примечание. В это время два литовских князя: Вячко и Всеволод, теснимые крестоносцами, сожгли свои города и ушли в Россию, и таких примеров много было.

Рассказывают, что эсты, поймавши миссионера, прежде, нежели предать его мучению, предварительно вырезывали у него на спине огромной величины крест.

Мазовия и Куявия подверглись опустошению потому, что жители этих областей всегда помогали рыцарям в покорении куронов и пруссов и их порабощении.

Сын известного Конрада, дружившего с тевтонскими рыцарями и умершего в 1247 г.

Когда эти княжества попали в зависимость от Литвы – неизвестно.

После Тройдена остался сын Ромунт; он незадолго до смерти отца принял православие с именем Лавр, а затем поступил в монашество, построил себе монастырь и скончался в нем игуменом.

На западе оставалась та же граница, что была и при прежней династии.

Первый сохранившийся документ на русском языке был написан в 1347 г. Документ этот (подлинник хранится в главном архиве Царства Польского в Варшаве) составляет договорную грамоту между сыновьями Гедимина и польским королем Казимиром Великим. Второй документ относится к 1375 г.; он написан Александром Кариотовичем, внуком Гедимина; подлинник его хранится в архиве графа Ал. Пршедзецкого. Третий документ относится к 1377 г.; этот документ написан женою Ольгерда Юлианиею к причту Виленского Пречистенского православного собора. От Витовта осталось много грамот на русском языке и между прочим грамота, данная в 1887 г. Трокскому православному монастырю.

Кроме указанных грамот остались еще целые сотни подобных им. Очень может быть, что были грамоты и более раннего периода, но они уничтожены польскими патриотами и католическими фанатиками. После Люблинской унии и появления в Литве иезуитов польские патриоты и отцы иезуиты приняли на себя труд повсеместной ревизии и очистки библиотек в Северо-Западном крае, и все, что было не согласно с католичеством и польским патриотизмом, истреблено было беспощадно, не только частным образом, но даже официально, публично. Огромные кучи книг и рукописей сжигаемы были торжественно на городских площадях руками палачей. Все народные памятники, письма, сочинения, песни, в которых видна была русская старина в Литве, обращаемы были в пепел, иезуиты Голинский и Скарга более всех потрудились на этом поприще; а затем подражали им многие духовные лица. Из них особенно известны епископ Валериан Протосевич, Георгий Радзивилл и другой Радзивилл, по прозванию Сиротка, особенно последний: этот истратил большие суммы денег на покупку письменных памятников и книг русских. Из костельных архивов, таким образом, выбрано было все, что ясно говорило о коренных русских началах и православии в Литве. И такое истребление настойчиво продолжалось почти до XIX в. Так по крайней мере говорит польский историк Ярошевич. А Ярошевич один из честных и добросовестных польских историков.

Это был сын того Довмонта, который убил Миндовга и затем бежал в Псков.

В некоторых актах княжество это называется Литовским государством, а потому и мы для оглавления нашей истории приняли последнее название.

Известно только, что при нем сын его Витень в 1293 г. напал на куявского польского удельного князя (Куявия была на Висле, где теперь Кульм, прусский город) Казимира и его союзников, прусских крестоносцев, и поразил их в битве у Троянова. Сам Казимир был убит, а с ним и 1800 рыцарей. В отмщение за это рыцари в 1294 г., под начальством рагницкого комтура Людовика фон Либенцеля, напали при устье р. Дубиссы на Ромове и разрушили его. Криве-Кривейто с коллегией жрецов бежал сначала в г. Кернов, а потом в Вильну и на долине Свенторога основал новое Ромове.

своего государства и обеспечения его от нападений со стороны сильных пограничных правителей Гедимин похож на германского императора Максимилиана I (1496–1519), о царствовании которого составилась поговорка: «Пусть другие воюют, а ты, Максимилиан, будь счастлив посредством браков». Правда, Гедимин вел борьбу с соседями, но он вел ее только с мелкими, а с крупными – никогда.

Один летописец передает, что Гедимин во время этих приготовлений рыцарей, воспользовавшись раз оплошностию их, напал на Ливонию и страшно опустошил Дерптскую область, причем одних пленных увел более 5000 человек. Правда, рыцари послали было от себя, как сообщает тот же летописец, небольшой отряд в Жмудь, чтобы отомстить литовскому князю за его последнее нападение; но отряд этот вернулся ни с чем: был такой сильный мороз, говорит летописец, что все рыцари чуть было не перемерзли.

Сначала жалобы свои они посылали в Рим; в Авиньон стали посылать с 1308 г., когда папа Климент V, по желанию французского короля Филиппа Красивого, перенес туда свою столицу.

Начиная с этого года сохранилось несколько грамот, писанных архиепископом и магистратом г. Риги к Гедимину. Из содержания одной из них, относящейся к 1323 г., между прочим, видно, что Гедимин был брат Витеня, а не сын, как прежде думали.

Вероятно, рижские послы, убеждая Гедимина написать последних три грамоты, выставили какие-нибудь торговые мотивы.

Кажется, они об этом раньше просили Гедимина чрез особых послов.

В этих грамотах в первый раз упоминается о Вильне, и притом как уже о столичном городе Литовского государства.

Отчет об этом посольстве к Гедимину, составленный тем же монахом, который доставил папе грамоту литовского князя, сохранился и дошел до нас. Из него, между прочим, видно, что Гедимин тогда же чрез своего тиуна делал строгий розыск о виновнике этой мистификации.

Некоторые ученые допускают, что грамоты, писанные к папе от Гедимина, не искажены, а написаны так, как диктовал литовский князь, и вообще не усматривают особой мистификации в этом деле со стороны рижского архиепископа и рижского городского магистрата, но мы при изложении сего события придерживаемся мнения проф. В.Б. Антоновича, который на это дело иначе смотрит, и, как кажется, вернее.

Рыцари помирились с архиепископом и магистратом г. Риги с тою целию, чтобы иметь более возможности вести борьбу с Гедимином и поляками; но и там дело кончилось для них плохо: они, как мы сейчас видели, были разбиты наголову под Пловцами.

Некоторые ученые относят этот поход Гедимина к 1316 г. и при этом говорят, что в сие время был галицко-волынским князем Юрий Львович, внук Даниила Романовича, который и погиб в одной битве с литовским князем.

Профессор Киевского университета В.Б. Антонович в своей докторской диссертации: «Очерк истории вел. Литовского княжества» основательно исследовал и доказал несправедливость летописных сказаний о завоевании Гедимином Волыни и Киева в 1321 г. Правда, ему возразил в своих «Заметках по истории Литовского государства» проф. Дашкевич, но мы придерживаемся мнения проф. Антоновича.

Так ее называет Нарбут; но такого женского имени в православной церкви нет, а дочь Льва Юрьевича, как известно, была православная; по всей вероятности, имя Буша есть сокращенное имя Лукерия. Лукерия у простого русского народа называется Луша, а иногда и Буша.

В настоящее время характер и склад мыслей белорусов и малороссов, вследствие разных обстоятельств, много изменились.

Подобного рода походы на литовцев рыцари часто устраивали.

Так пишет прусский летописец XIV в. Виганд Марбургский, которому это дело более известно, чем другим. Поэтому нам кажется, что те историки, которые, полагаясь на свидетельство Стрыйковского и Кояловича, говорят, что Гедимин убит около Вильны, ошибаются.

Рога этого зверя Гедимин приказал обделать в золото, осыпать дорогими камнями и хранить между сокровищами в верхнем замке на память. В торжественные обеды, когда приезжали знатные гости, рога эти приносили к столу; из них князь пил с гостями заздравицы. В 1429 г. внук Гедимина Витовт во время съезда знатных иностранцев в г. Луцке, по поводу переговоров относительно принятия князем королевской короны, один из этих рогов подарил Сигизмунду III, германскому императору.

О Лездейке также существует довольно любопытное предание. В нем, между прочим, рассказывается, что однажды литовский князь Витень (брат и предшественник Гедимина) отправился на охоту в одну лесистую местность (где теперь Верки, имение князя Витгенштейна, в 7 верстах от Вильны) и там во время охоты услышал раздающийся из орлиного гнезда, устроенного на старом высоком дубе, плач дитяти. Когда, по распоряжению князя, осмотрено было орлиное гнездо, то в нем оказался ребенок мужеского пола. Витень приказал его взять и отдать на воспитание жрецам. Тут он вырос, возмужал и получил глубокое религиозное воспитание. Заметя в нем выдающийся ум, жрецы сначала избрали своего питомца в число вайделотов, а потом и в сан Криве-Кривейто, причем дали ему имя Лездейки.

Примечание. Верки – слово литовское и означает «плач». Это название, по словам предания, дано Витенем в воспоминание плача найденного им ребенка.

Вопрос этот мы ставим потому, что новейшие историки не согласны между собою касательно постройки Гедимином Вильны: одни говорят, что Гедимин действительно основал Вильну, а другие – нет; последние в доказательство ссылаются на Длугоша, который говорит, что Вильна уже в XII в. существовала.

Так как с этого года Вильна делается известною как столица Гедимина.

Прусский хронист Лука Давид считает, что в период времени от смерти Гедимина до вступления на престол Ольгерда в Литовском государстве великим князем был Монвид.

Спор у рыцарей с Даниею шел за обладание Эстониею и г. Ревелем. Кончился он тем, что рыцари купили их у Дании.

Есть известия, что Явнут крестился в Москве и там принял имя Иоанн.

Чернь в Новгороде постоянно стояла за Москву.

Образ этот до настоящего времени находится в Смоленской соборной церкви и привлекает к себе массы богомольцев. Мономах получил этот образ от своей родной матери, которая была греческою царевною, при выходе замуж за его отца, Всеволода Ярославича, привезла из Константинополя.

Есть известие, что Миндовг, пользуясь нашествием татар, в 1239 г. овладел Смоленском; но его скоро оттуда выгнал Ярослав Всеволодович, пятый потомок Мономаха, прямой наследник Смоленского княжества.

Есть в некоторых источниках темные намеки на то, что Ольгерд, разбивши вышеозначенных трех ханов на Синих Водах, ходил в Крым и там взял город Корсун, или Херсон.

Между драгоценными крестами Казимир Великий увез один крест из чистого золота, осыпанный такими крупными драгоценными камнями, что ценился более 10 000 червонцев. Но особенно этот крест важен был тем, что внутри его заделана была одна из больших частей Животворящего Креста Господня. Крест этот он, привезши в Краков, выставил для всеобщего поклонения, а потом передал его в Краковский кафедральный собор, где он и теперь находится.

Примечание. Подобный же крест киевский латинский бискуп Андрей в 1420 г. похитил из киевского Софийского собора и передал его в г. Люблин в доминиканский монастырь, где и теперь он обретается.

Письменный договор этого перемирия дошел до нас в подлиннике. Он написан на пергаментном листе по-русски и читается так: «Пусть знает каждый человек, который на этот лист посмотрит, что я, князь Евнутий, и Кистутий, и Любарт, и Юрий Наримонтович, и Юрий Кариятович, чиним мир твердый с королем Казимиром польским» и т. д. К грамоте приложена печать и подписи. Акт этот в настоящее время хранится, как мы уже раз заметили, в главном архиве Царства Польского, в Варшаве.

В это время в Венгрии королем был Людовик; Карл Роберт умер в 1342 г., то есть на другой год после захвата Казимиром Великим Галиции.

В одной летописи об этой клятве рассказывается так: привели быка красного цвета и привязали его над двумя копьями. Кейстут взял широкий нож и кинул его в быка и попал ему прямо в средину жилки, кровь брызнула струею. Тогда литовский князь сам и все его окружавшие литвины намазали себе этою кровью руки и лицо и воскликнули по-литовски: «Рагахина розненахи госпонаны» (до сего времени слова необъяснимые). Затем Кейстут отрубил голову быка и вместе с литвинами три раза прошел между головою животного и его туловищем, произнося те же таинственные слова.

Этот князь известен еще под именем князя Кашинского, так как до получения тверского стола он занимал Кашинский удел.

Ольгерд был родственник Всеволода Александровича: за ним была в замужестве сестра Всеволода, Юлиания.

Надпись эта показывает не только то, что Ольгерд был крещен в православие, но и то, что он имел христианское имя Андрей, и еще то, что и сын его Ягайло был крещен и имел имя Яков.

Интересна судьба этого православного храма. Храм этот построен зодчими из Киева. В 1348 г. святитель Алексий, бывший тогда еще в сане владимирского епископа, по приглашению Ольгерда прибыл в Вильну и освятил его. При великом князе Витовте, когда русская митрополия разделилась на две части – восточную и западную – храм этот сделался кафедральным для всей Литвы. Первый митрополит, воссевший на его кафедру, был Григорий Цамвлак. С этого времени храм Пресвятой Богородицы стал называться соборным и митрополичьим.

В 1506 г. в нем разрушился, от неизвестной причины, главный купол и повредились стены. Чрез 5 лет после этого Константин князь Острожский (победитель русских при Орше) снова отстроил его.

В 1522 г. здесь совершал богослужение со многими другими епископами константинопольский патриарх Иеремия и рукоположил в митрополиты Михаила Рогозу.

После Брестской церковной унии Ипатий Поцей, заступивший место Рогозы, в день святых апостолов Петра и Павла, в этом соборе, в 1609 г., провозгласил унию и в первый раз храм этот огласился именем римского папы.

В 1748 г. храм подвергся пожару и в нем прекратилось богослужение, но 37 лет спустя, после обновления, в нем опять началось богослужение и продолжалось униатами до 1800 г. В этом году оно опять прекратилось, и самый храм, по ходатайству польского магната Адама Чарторыйского, обращен был в анатомический театр, а потом в жидовскую кузницу.

После последнего польского мятежа благодаря графу Муравьеву эта православная святыня была восстановлена и теперь представляет величественный храм. Подробности см. в «Истор. г. Вильны» Василевского, помещ. в V т. Памят. рус. стар, в западных губерниях, изд. Батюшковым.

Рукопись эта найдена Нарбутом и внесена в его «Историю Литвы».

Лодзята, очевидно, ошибся, это была не Юлиания, а Мария. Юлиания была дочь тверского князя. Самая постройка церкви совершилась не ранее 1345 или 1346 г. Ошибку эту заметил еще Нарбут и исправил в своей истории. Писатели раннего времени часто смешивали Марию, первую супругу Ольгерда, с Юлианиею, второю его супругою; смешение это происходило, вероятно, потому, что Юлиания по принятии монашества называлась тоже Мариею.

В 1609 г. Пятницкая церковь силою была отнята у православных. Из архивных дел, находящихся в Троицком монастыре, известно, что в этом году священником Пятницкой церкви был Александр Львов. Священник этот, за сопротивление принятию унии, подвергался преследованию. Гласный виленского магистрата Тупика, в сопровождении городских служителей, напал на жилище священника Львова, вытеснил оттуда его семейство, а из Пятницкой церкви забрал церковную казну, утварь и иконы и запер все своим замком. Священник принес было жалобу духовному трибуналу на Тупику, но не выиграл дела, потому что Тупика доказал свое право отнимать имущество и церкви у православных, не признающих унии и этим заявивших себя противниками королевским повелениям.

В 1610 г. митрополитом униатским она отдана была базилианским монахам Троицкого монастыря; в том же году она сгорела. Базилианские монахи на месте церкви построили кабак, а строения, принадлежавшие церкви и выстроенные для благотворительной цели, отданы были под публичный дом, как это видно из обличения Петром Могилою униатов. В 1702 г. церковь была восстановлена.

В 1705 г. в ней Петр Великий, будучи в это время в Вильне в качестве союзника Августа II против Карла XII, слушал богослужение; тут он крестил своего Аннибала, деда поэта Пушкина, и подарил церкви одно знамя, отбитое у шведов. См. «Историю» Василевского: там подробно говорится о судьбе этой церкви.

В 1609 г. церковь Св. Николая также была отнята у православных и отдана униатам, у которых находилась до 1840 г.

При этой церкви с древнейших времен существовал монастырь (теперь есть). Но когда и кем он тут основан – нет положительных сведений. Латинские и униатские писатели говорят, что монастырь этот основан еще при Ольгерде одною из жен его православных. В начале XVII в. он также попал в руки униатов; тут был базилианский монастырь. Подробности об этом храме и монастыре см. соч. О.В. Щербицкого: «Виленский Св. – Троицкий монастырь». Вильна. 1886.

Некоторые говорят, что Ольгерд после смерти первой супруги отрекся от православия, а потом снова принял его перед смертию, как сообщает неизданный летописец, приводимый Карамзиным.

Дальнейшая судьба мощей этих мучеников была следующая: после поступления Свято-Троицкого монастыря в унию прекратилось молебствие пред мощами и самые мощи оставлены были в пренебрежении. Но когда в 1655 г. Алексей Михайлович взял Вильну и униаты бежали из города, то православные, при содействии русского воеводы князя Шаховского, управлявшего тогда городом, перенесли святые мощи в Свято-Духовский монастырь. По выходе же русских из Вильны и по возвращении в нее униатов настоятель Свято-Духовского монастыря, архимандрит Иосиф (впоследствии киевский митрополит), боясь, чтобы тела святых мучеников не были отняты сими последними, скрыл их в пещере под главным алтарем, заявив потом, что они унесены в Москву русскими. Но чтобы не было забыто место скрытия мощей, Иосиф поставил в иконостасе как раз над пещерой, в которой покоились ев. мощи, икону с их изображением.

Почти два столетия прошло с того времени, как скрыты были тела святых виленских мучеников; событие это было забыто, как забыто и значение самой иконы, стоящей над местом скрытия их. Наконец, в 1814 г. бывший духовник великой княгини Александры Павловны, иеромонах Герман, возвращаясь из Австрии в Петербург, посетил виленский Свято-Духовский монастырь и указал место, где скрыты святые мощи, прибавивши, что это ему известно из ставропигиальных дел патриаршего цареградского архива. Об этом доведено до сведения Св. Синода. Синод приказал открыть мощи. Но чтобы убедиться в том, действительно ли это те самые мощи, которые принадлежат Антонию, Иоанну и Евстафию, Св. Синод приказал составить особую комиссию из духовных и светских лиц для осмотра открытых мощей и сличения их подлинности с древними актами, в которых описаны были тела замученных Антония, Иоанна и Евстафия. В состав этой комиссии, между прочим, вошли: минский архиепископ Антоний и черниговский епископ Лаврентий. Комиссия, осмотревши открытые мощи и сличивши их с описанием в древних актах, нашла вполне тождественными, составила протокол и донесла Св. Синоду. Это было в 1826 г. Вследствие этого Св. Синод приказал объявить открытые мощи подлинными мощами святых мучеников Антония, Иоанна и Евстафия и совершать в честь их празднества и богослужения. С этих пор мощи лежат открытыми. В настоящее время мощи эти почивают в той же пещере, где положены архимандритом Иосифом. Теперь здесь сделана пещерная церковь. Под гробами святых мучеников в 1868 г. погребен литовский митрополит Иосиф Семашко, известный воссоединением с православною церковью около 2 000 000 униатов.

Подробности см. в хрониках: Германа Вартберга, Рифмованной и Луки Давида.

При Гедимине, как выше было говорено, в Вильне существовало два костела и при них два монастыря – доминиканский и францисканский, но что с ними потом случилось, мы не знаем, по крайней мере, мы ни слова не находим о них в летописных сказаниях при Ольгерде.

Впоследствии тут был дом католического епископа, который в настоящее время обращен в квартиру генерал-губернатора.

Была замужем за Борисом, князем Суздальским.

Командор этот был крестным отцом Данаты, дочери Кейстута, когда та при вступлении в брак с мазовецким князем принимала крещение.

Он болел нервною горячкою. Болезнь приключилась вследствие потрясения, происшедшего по поводу казни отца и родных его матери.

О Лехе есть еще другое предание, именно: скоро после Рождества Христова на привислинских славян, говорит оно, напал азиатский народ сарматы, под предводительством вождя Леха. В короткое время Лех покорил всех прибалтийских славян и разделил их между своими сподвижниками. Покоренных славян Лех обратил в холопов. Поработители славян с этих пор стали называться панами или господами, а по своему происхождению сарматами и ляхами. Лех, основав государство из покоренных славян, дал ему название «Ляхия».

Примечание. Многие польские паны по настоящее время считают себя потомками сарматов и гордятся этим происхождением. Тип пана-сармата (теперь его редко можно встретить, но есть еще) красив и величав. Пан-сармат обыкновенно высок ростом, имеет крутой лоб, прямой нос, широкие плечи, высокую грудь, походку прямую и гордую, волосы носит короткие и клинообразную бороду с бритыми баками.

До Болеслава Храброго в Польше было три сословия: а) дворяне, или паны; б) кметы, или свободные земледельцы, и в) рабы. Болеслав же Храбрый образовал еще два сословия: шляхетское и крестьянское. Первое он образовал из дворянского, или панского сословия, а второе – из кметов. Но первое сословие, или шляхетское, благодаря своему положению, как военному сословию, скоро приобрело в государстве огромную силу, – стало во главе всех остальных сословий и начало распоряжаться судьбою Польши по своему личному усмотрению. Пред сим последним сословием стушевалось прежнее панское сословие, уступило ему все и затем скоро слилось с ним: по крайней мере, уже в начале второй половины XIV в. мы в источниках не находим различия между паном и шляхтою.

Григорий VII Гильдебрандт в это время был папою в Риме. Он, как известно, вел борьбу с германским императором Генрихом IV за инвеституру, то есть за право давать епископам посох и кольцо. Право это сначала принадлежало светской власти, а Гильдебрандт, желая поставить духовную власть выше светской, решился отнять это право у сей последней и вследствие сего началась борьба с Генрихом IV, во время которой, между прочим, папа Григорий VII так унизил императора, что тот в 1077 г., в лютую зиму, должен был идти пешком с малюткою на руках в замок графини Матильды, Коноссу (в южной Италии, в Тоскане), где в это время проживал папа, и там, в одежде кающегося, молить Григория о снятии проклятия, которое незадолго пред этим наложено было на него папою. И вот подобную же роль хотел разыграть и Станислав Щепановский в борьбе с Болеславом. Но, как увидим сейчас, это ему не удалось.

Некоторые польские писатели говорят, что будто бы Болеслав сам своею рукою убил Станислава, когда тот совершал богослужение; но это, кажется, неправда: сказку эту после придумали, чтобы более очернить короля.

Нужно заметить, что история Болеслава благодаря ненависти духовенства у польских писателей страшно искажена, за исключением Лелевеля. Станислав, епископ краковский, среди поляков сделался самым популярным святым. Кафедральный собор в Вильне освящен в честь его.

Примечание. О Станиславе Щепановском см. Хронику Мартина Галла.

Сенат (литовская Рада) состоял из епископов, воевод, каштелянов и др. Он занимался обсуждением всех государственных вопросов.

На потерю Казимиром III Силезии и Померании некоторые ученые смотрят как на «прелюдию», так сказать, польского раздела, наступившего четыре века спустя. С этого времени вытиснутая из западных границ Польша стала стремиться на восток, что было одною из причин ее гибели, потому что она там встретила Москву с крепкою монархическою властию, вступила с нею в борьбу и не выдержала ее.

В своем месте мы увидим, что поляки, после соединения Литвы с Польшею, этими особенностями и литовцев наградили.

Этим и объясняется то упорное стремление их к расширению своих владений на востоке.

Магдебургское право состояло в том, что горожане (мещане собственно) некоторых городов и местечек в уголовных и гражданских делах судились собственным судом: для этого они выбирали себе войта и 12 лавников. О немецком праве в Литве и Польше см. сочинение проф. Киевского университета Владимирского-Буданова. СПб., 1868.

Собор этот существует и по настоящее время, но, само собою разумеется, не в первоначальном своем виде, а в позднейшей переделке, потому что он в продолжение почти пятисот лет несколько раз подвергался истреблению пожаром. Собор Св. Станислава представляет одно из лучших зданий в Вильне. В нем покоятся мощи св. Казимира, и тут же погребены многие лица великокняжеских и королевских фамилий, именно: Киргайло Ольгердович, умерший в 1390 г., Александр-Вигонт Ольгердович – 1396 г., Анна Станиславовна, княжна Смоленская, супруга Витовта, – 1418 г., Витовт – 1430 г., Сигизмунд Кейстутович – 1440 г., Свидригайло Ольгердович – 1452 г., король и великий князь Александр – 1506 г., первая супруга Сигизмунда – Августа-Елизавета – 1543 г., вторая его супруга Варвара Радзивилл – 1551 г., и др.

Святослав Иоаннович, соединившись с Андреем, имел в виду возвратить г. Мстиславль, захваченный еще Ольгердом; немцы же стали на сторону полоцкого князя, потому что они были страшно недовольны соединением Литвы с Польшею и крещением литовцев: соединение это и крещение Литвы полагали конец существованию самого ордена, так как основание этого ордена имело собственно целию крещение литовцев. Когда только начинались переговоры о соединении Литвы с Польшею, то рыцари тогда уже всеми силами старались помешать ему; с этою целию они не раз писали папе и западным государям об этом соединении, причем представляли его для католичества не только бесполезным, но даже вредным. И вот когда все эти донесения не принесли пользы рыцарям, то они с радостию стали на сторону Андрея Ольгердовича против Ягайлы.

Скоро после этой битвы Юрий посажен был на смоленский стол, а Глеб пробыл некоторое время в плену.

Но есть между учеными и такие, которые говорят, что величие Литовского государства при Витовте было обманчивое, а потому и рухнуло с его смертию. См. проф. Львовского университета Смолки.

В одном источнике есть известие, что православные жители города Смоленска, после завоевания их Витовтом, подняли страшное восстание вследствие того, что «не могли терпеть насилий от поляков, поселенных в городе Смоленске Витовтом». См. Дашкевича, с. 135.

Примечание. Большинство населения в Литовском государстве не любило Витовта; даже жители Жмуди ненавидели его, а больше льнули к Свидригайле. См. Дашкевича, с. 135 и 136.

См. Нарбута, т. VI, или Боричевского «Православие и русская народность в Литве», с. 80.

Примечание. Само собою понятно, что такое отношение Витовта к православным еще сильнее побуждало сих последних льнуть к московской митрополии и еще более ослабляло Литовское государство.

Выше говорено было, что литовский князь Ольгерд, как ни старался подчинить своей власти Новгород, не достиг этого. Но там, как мы уже знаем, было две партии: литовская и московская и, смотря по обстоятельствам, то та, то другая брала верх, а вследствие этого и над Новгородскою республикою преобладало то литовское, то московское влияние, но по большей части последнее, потому что опиралось на более многочисленную партию, и притом такую, которую поддерживал народ. При Ольгерде и Димитрии Донском московская партия торжествовала; но по смерти сего последнего (Димитрий Донской умер в 1389 г.) перевес взяла литовская партия. В начале 1390 г. новгородцы пригласили к себе князем Лугвеня (Симеона) Ольгердовича и Новгород, вследствие этого, подчинили Ягайле. Но, впрочем, торжество литовской партии было непродолжительно: через год, как известно, началась борьба Ягайлы с Витовтом, а этим и воспользовалась московская партия. Она устранила Лугвеня и заключила союз с немецкими рыцарями против Ягайлы. Союз этот остался в силе и тогда, когда рыцари начали борьбу с Витовтом за его вероломство. Вот этот-то союз с рыцарями и должны были разорвать новгородцы по требованию Витовта и его зятя, предъявленному их послами из Смоленска.

Так, в подлинности дневника Кибурта сомневается проф. Петербургского университета Васильевский.

Щуковский же пан действительно позорно бежал с поля битвы, согласно предсказанию Спытки.

О борьбе Витовта с рыцарями и о мире с ними см. ниже.

Последний также принимал участие в интригах против литовского князя.

Впоследствии Ягайло женился на его племяннице Софии Андреевне.

В одно время с Симеоном в Москву приехал из Новгородской земли Юрий Святославович. Василий Димитриевич поселил и его в Торжке, где был и Симеон, и позволил ему пользоваться некоторыми доходами Торжокской области. Юрий, живя в Торжке, влюбился в жену Симеона. Желая овладеть ею, он убил Симеона. Но когда затем Юрий хотел обесчестить жену Симеона силою, то она ударила его ножом под мышку и бежала; Юрий же догнал ее и убил. После этого злодей бежал в Орду, но оттуда скоро должен был уйти; изгнанный отовсюду, Юрий больной скитался несколько месяцев по разным местам; наконец пришел в один рязанский монастырь к какому-то игумену Петру и тут скоро скончался.

Об освобождении Свидригайлы рассказывают так: в 1417 и 1418 гг. происходили пограничные столкновения литовцев с татарами, вследствие чего около Кременца часто совершались передвижения военных отрядов. Последним обстоятельством и решился воспользоваться для освобождения Свидригайлы друг его Даниил, или Дашко, сын князя Острожского Феодора. Даниил, или

Дашко, пришел к Кременцу с ратью, остановился в окрестностях города; никто не догадывался о его замыслах: в Кременце думали, что он послан Витовтом против татар. В 1418 г., на Страстной неделе, в Великий четверг, двое из доверенных лиц Дашки – Димитрий и Илья – явились к коменданту крепости, где сидел Свидригайло, Конраду Франкенбергу с просьбою принять их в число своего гарнизона, так как они не имеют средств вернуться домой, потому что недавно ограблены татарами. Тот исполнил их просьбу. В ночь под самое Светлое воскресение Дашко Острожский и его приятель, князь Пинский, Александр Нос с довольно сильным отрядом подъехали к воротам замка, которые по условному знаку немедленно были отворены Димитрием и Ильею, причем спущен был и подъемный мост. Дашко сейчас же ворвался в замок, убил коменданта и стражу и освободил Свидригайлу. Последний бежал в Венгрию, а потом к императору Сигизмунду, который и помирил его с Ягайлою и Витовтом.

Известный писатель по истории Северо-Западного края России и глубокий знаток истории этого края.

В Польше, как и в Литве, сейм (собрание) состоял из одного только дворянского сословия (шляхетского; духовенство участвовало в сеймах не как духовное сословие, а как шляхетское), а потому и он заботился только о своих сословных интересах, в ущерб общегосударственным интересам и интересам других сословий.

О польском сейме см. брошюру проф. Кареева «Исторический очерк польского сейма». М., 1888.

Примечание. Проф. Кареев, один из русских ученых, глубоко изучивших историю Польши и написавший много серьезных статей по сему предмету.

Постановление это держалось до 1563 г. Его подтвердили потом Сигиз-мунд I в 1529 г. и Сигизмунд II в 1547 и 1551 гг., притом оба они обещали не делать никаких послаблений православным.

Акт этот подписан был краковским епископом Альбертом и скреплен сандомирским каноником.

Не забудем того, что эта народность в то время по культуре своей если не стояла выше польской, то и ничуть не ниже, а по численности, как уже сказано было, в девять раз превышала остальные народности Литовского государства.

Однажды Витовт, устанавливая войтовства в Дрогичинской земле, выдал на сие грамоту, в которой прямо сказано, чтобы пустынные места и леса не были заселяемы православными.

При этом, как кажется, Витовт имел в виду и свою личную пользу: он думал за сии услуги получить от папы королевский венец и сделать Литву независимою от Польши.

Так как это распоряжение случилось тотчас после Городельского сейма, то это заставляет думать: не по наущению ли католического духовенства, бывшего на сем съезде, Витовт задумал отделить православную церковь в Литве от московской митрополии?

Все послание состоит из голословных обвинений, и ни одного факта не приведено в подтверждение их.

Собор этот составлен был в 1414 г. и продолжался до 1418 г. Созван он был по поводу так называемого «Великого раскола» в западной церкви (в это время в католической церкви появились три папы вместо одного; поэтому нужно было их сменить и назначить нового. Тут избран был Мартин V) и других злоупотреблений. Между тем на этот собор думал приехать греческий император Мануил и начать дело об унии, то есть о подчинении восточной церкви папе. Делал это император потому, что ему хотелось получить от папы помощь против страшных турок, угрожавших Константинополю.

По сообщению некоторых источников, Цамвлак будто бы однажды обратился к Витовту с таким вопросом: «Зачем ты, князь, держишься веры латинской, а не православной греческой?» На что Витовт отвечал так: «Если ты хочешь не только меня, но и всех людей моей земли видеть в греческой вере, то иди в Рим состязаться с папой и его мудрецами. Когда ты победишь, то мы примем все греческий закон, а в противном случае я всех подданных обращу в латинскую веру».

Вероятно, кто-нибудь подбил его на это, так как он, как это видно из его поступков, никогда не имел ни в одном важном деле собственной инициативы.

Збигнев Олесницкий отличался даровитостью и необыкновенною преданностию польским интересам. Еще будучи молодым человеком, он находился в свите Ягайлы во время Грюнвальдской битвы и там имел случай спасти короля от смерти, когда немцы, во время одного из сильных нападений, прорвали ряды польских войск и добрались до Ягайлы. После этого случая Збигнев начал возвышаться; кроме епископского сана он еще состоял главным секретарем королевской канцелярии и управлял всеми дипломатическими делами.

Как о Свидригайле, так и о всех дальнейших князьях бывшего Литовского княжества можно найти во всех и русских, и польских историях. О Свидригайле есть отдельное сочинение Коцебу, под заглавием: «Свидригайло, великий литовский князь» (перевод с немецкого). 1835 г. См. также соч. Стадницкого: «Братья Владислава-Ягайлы»; Иловайского, т. III, гл. 7. Но большие подробности находятся в разных летописях, хрониках и документах, которыми мы пользовались.

Первым и самым главным кандидатом на литовский престол, на основании наследственных прав и прежних договоров, был Ягайло, и он легко мог бы сделаться великим князем Литовского государства, для этого нужно было бы ему только отказаться от польской короны, а этого последнего он не хотел сделать; присоединить же Литву к Польше он не решался, ввиду всеобщего возбуждения литовско-русской народности против поляков и их эгоистических целей.

Кроме вышеозначенных кандидатов главных, были еще и второстепенные: внуки Ольгерда, сыновья Корибута, Лугвеня и Владимира Ольгердовичей; все они были православные.

Некоторые историки говорят, что Свидригайло недолго оставался даже формально католиком: он скоро опять перешел в православие и снова принял имя Льва.

Женат он был на русской и православной, именно: на сестре тверского князя Бориса. Жену свою, отличавшуюся редкою красотою и глубоким благочестием, он сильно любил, а это последнее еще крепче привязывало его к русской народности.

Так, например, одного из князей Ольшанских, державшего сторону Сигизмунда, Свидригайло велел схватить, зашить в мешок и бросить в Двину; митрополита Герасима, бывшего своего друга, он сжег на костре за сношения с тем же Сигизмундом; товарища и друга детства Феодора Острожского бросил в тюрьму.

Это было скоро после коронации Свидригайлы, на которую приезжал Ягайло со свитою.

Об этом вероломном поступке польских вельмож некоторые историки рассказывают так: когда Ягайло дал слово Свидригайле возвратить Подолье, захваченное Бучатскими, то к этим последним, жившим в сие время в Каменце и управлявшим Подольем, послан был от короля боярин, некто Тарл Щекоревич с приказанием возвратить Каменец русскому воеводе, князю Михаилу Бабе. Польские же вельможи, находившиеся в Вильне при Ягайле, придумали следующую хитрость, чтобы Бучатские не исполнили приказания короля. Они написали им письмо, в котором советовали удержать за Польшею Каменец и все Подолье, а послов князя и короля заключить в тюрьму. Но так как это письмо неудобно было переслать через Тарла, то поляки облили его воском и сделали из него подобие свечи; затем свечу эту вместе с письмом они вручили одному из слуг Тарла и приказали передать ее Бучатским с словами: «чтобы те поискали в ней света». Подобного рода свечи нередко посылались в отдаленные местности для зажжения пред иконами, а потому эта свеча не возбудила подозрения. Бучатские, сломав присланную свечу, прочитали письмо и все, что в нем было написано, исполнили в точности.

Польский историк Длугош, описывая эту борьбу Литвы с Польшею, всю вину за неудачный исход ее для поляков сваливает на Ягайлу. Он говорит, что Ягайло сильно не хотел нападать на Литву и разорять свою родину; по его словам, поход Ягайлы на Литовское государство был для короля «хуже смерти». Но когда Ягайло, продолжает тот же историк, понуждаемый панами, по необходимости должен был выступить против родины, то он заранее предупреждал жителей тех городов, на которые полки его намеревались напасть. Неудачную осаду Луцка Длугош приписывает тоже измене короля. Если бы не поспешил Ягайло с предложением перемирия, прибавляет Длугош, то Луцк, несмотря на храбрую защиту жителей, пал бы, и тогда результат этой борьбы для Польши был бы совершенно иной.

Окончательно, впрочем, эти области должны были отойти к Польше только после смерти Сигизмунда, как сказано в подлинном договоре.

Паллатином назывался в древности предводитель войска, а после – гражданский чиновник, принадлежащий к числу сенаторов, а также паллатинами назывались начальники округов и предводители шляхты во время всеобщего восстания. Гетманом назывался тоже предводитель войска (маршал).

Оба они занимали какие-то высшие должности в Литовском государстве.

Литовские князья, строя замки, всегда приказывали делать в них тайные ходы. В настоящее время эти тайные ходы можно видеть, где только есть развалины замков.

О провозглашении великим литовским князем Казимира Ягелловича некоторые из летописцев передают следующие, не лишенные комизма подробности: когда польские паны, привезшие в Вильну Казимира, не соглашались признать его великим князем Литовского государства, то литовско-русские князья и бояре, для достижения своей цели, прибегли к хитрости такого рода: 2 июля 1440 г. они устроили роскошный пир, на котором так напоили польских панов, приехавших с Казимиром, что те проспали следующее утро; а между тем литовско-русские князья и бояре в это самое утро короновали Казимира Ягелловича, посадили его на великокняжеский стол, надели Гедиминов венец, дали в руки меч и покрыли великокняжескою мантиею. Когда же, после всех церемоний, собравшийся народ стал громкими криками поздравлять Казимира, то от этого шума проснулись польские паны; на первых порах они с похмелья не разобрали, в чем дело, но потом, узнавши о свершившемся факте, стали было протестовать; тогда литовско-русские князья и бояре предложили им дорогие подарки, паны успокоились и в свою очередь принесли поздравление юному великому литовскому князю, в заключение снова напились пьяными; тем дело и кончилось.

Радою в Литовском государстве назывался постоянный совет при князе (польский сенат). Он состоял из епископов, воевод, старост и других высших сановников государства и непременно католического исповедания; православные лица светского звания допускались в редких исключениях, а духовные – никогда. Рада занималась обсуждением всех государственных вопросов; в отсутствие князя (когда он, например, проживал в Польше в качестве короля) рада управляла всем государством. О литовской раде см. сочинение Бершадского «Литовские евреи», гл. V. 1883.

Ян Гаштольд до избрания Казимира великим литовским князем был наместником Смоленска, а по избрании жил при Казимире. В Смоленске же наместником сделан был некто Сакович.

Дорогобуж был пригородом Смоленска. Город этот делается известным около 1300 г. С 1405 г. он принадлежал Литве. В 1667 г. по Андрусовскому миру Дорогобуж отошел к России.

Юрий Лугвенич впоследствии помирился с Казимиром и получил обратно свой Мстиславль.

На Петроковском сейме, кроме вопросов о соединении Литвы с Польшею и о присоединении к сей последней Волыни и Подолья, поднимались и другие вопросы, например: о коронных правах и шляхетских привилегиях, но мы не касаемся их, как не относящихся к истории Литовского государства.

правда, торжеством короля: по Торунскому миру в 1466 г. орден уступил Польше почти половину своих владений в полную собственность, а с остальною половиною признал себя в вассальной зависимости от нее, но на первых порах она была очень несчастлива для Польши: в начале 1455 г. под Хайнацами поляки проиграли даже генеральную битву, чем вот, собственно, и думали воспользоваться литовско-русские князья и бояре, решившись разорвать унию с Польшею.

Так как в это время дела их улучшились в борьбе с рыцарями.

Семен Олелькович отличался преданностью православию и русской народности, обладал военными дарованиями и храбростию. Будучи киевским князем, он построил много церквей в своей области и между прочим восстановил Печерскую обитель, разрушенную татарами. См. сочинение проф. Антоновича «Киев и его судьба и значение».

Выше говорено было, что Витовт в 1418 г. отделил в своем государстве православную церковь от московской митрополии и назначил, как мы видели, особого митрополита Григория Цамвлака. Но по смерти его разделение это было уничтожено: московский митрополит Фотий остался по-прежнему, как мы тоже видели, митрополитом и литовской Руси. Соединение церквей существовало и при Казимире, так что митрополит Иона (он первый митрополит, избранный русскими иерархами), преемник Фотия, в 1451 г. обозревал православные епархии и в Литве. Но вот в 1453 г., как известно, пал под ударами турок Константинополь; патриарх же сего города Григорий Мамма бежал в Рим и принял там унию; затем он, по совету папы Калликста III, посвятил некоего Григория Болгарина в сан униатского митрополита для Литовского государства и в конце 1458 г., по просьбе Казимира, послал его туда.

Примечание. В Литовском государстве в это время были следующие православные епархии: Черниговская, Смоленская, Туровская, Луцкая, Владимирская, Полоцкая и три в Польше: Перемышльская, Львовская и Галицкая. Для этих-то епархий и назначен был Григорий Болгарин. Но прибытие его в Литовское государство вызвало страшное неудовольствие у иерархов вышеозначенных епархий и у православно-русского населения, так что он не смел показаться в Киев, где ему назначено было местожительство, а все время прожил при дворе Казимира и умер в 1472 г. в Новогрудке. Преемник его был смоленский епископ Мисаил. Он был противник унии, утвержден в своем звании восточными патриархами. С него, собственно, и начинается непрерывный ряд киевских митрополитов, отдельных от московских.

Казимир Казимирович был второй сын польского короля. Он с самого отрочества проводил время в посте и молитве. Еще при жизни его назвали святым. Казимир Казимирович умер 4 марта 1484 г. Смерть последовала от истощения и чахотки. Мощи его, закрытые наглухо, почивают в Вильне, в кафедральном соборе, в правом приделе. Мощи лежат в серебряной раке, которая помещена высоко над престолом и потому недоступна для чествования.

Некоторые говорят, что Михаил Сигизмундович, в случае успеха, обещал за это уступить Москве Смоленск.

Примечание. Покойный проф. С.М. Соловьев говорит, что Василий Васильевич Темный, поддерживая кандидатуру Михаила Сигизмундовича, имел в виду свой собственный интерес, именно: в это время, как известно, Василий II вел борьбу с сыновьями Юрия Галицкого – Шемякою и Косым; главный убийца Сигизмунда Чарторыйский, бежавший из Литвы, проживал у Шемяки и помогал ему в борьбе его с Темным; следовательно, московский князь, в случае успеха Михаила Сигизмундовича относительно видов его на литовский престол, имел у себя надежного союзника против детей Юрия.

Собственно, решительные и энергические наступления Москвы на Литву начались со времени княжения в Москве сына Василия Темного, Иоанна III, а в Литве – сына Казимира Ягелловича, Александра.

Река эта протекает в Медынском уезде, Калужской губ., и впадает в Шоню, приток Угры.

Иоанн Васильевич, как мудрый и твердый правитель, хорошо известен был и на Западе. Ему уступал папа и его расположения заискивал германский император Фридрих III. Последний, пытаясь раз сделать московского князя своим другом, послал к нему посла, некоего Попеля, с предложением королевской короны. Но московский князь отверг дружбу, а на предложение королевского венца ответил так: «Мы, Божиею милостию, государь на своей земле изначала от первых своих прародителей и постановление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы, и просим Бога, чтобы и вперед дал Бог и нам и нашим детям до века так быть, как мы теперь есть государь в своей земле, королевского же венца и королевского постановления ни от кого не хотели и теперь не хотим!» С тем германский посол и уехал.

Главным действующим лицом в пользу Казимира тут была, как известно, вдова посадника Борецкого, Марфа Борецкая.

Михаил Олелькович пробыл в Новгороде не более года.

Но главная причина, конечно, была другая: Александр Казимирович боялся католического духовенства, которое и без того раздражено было на него за то, что вступил в брак с «схизматичкою».

По всем соображениям нужно полагать, что Александр Казимирович тут разумел церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Эта церковь находилась в конце нынешней Пречистенской улицы, при пересечении ее Покровскою улицею. С самого начала XVII в. церковь эта уже не существует: полагают, что она сгорела в 1610 г. В этом году действительно в Вильне был сильный пожар: сгорела половина города и между прочим 4 православные церкви и 10 костелов. Кафедральный костел тоже сгорел.

Требование литовского князя действительно было законное, потому что бояре и боярские дети, находившиеся при Елене Иоанновне, служили для московского князя соглядатаями: они подробно доносили в Москву, что делалось в Вильне.

Из буллы Александра Борджиа видно, что и Александр Казимирович тоже уговаривал свою жену перейти в католичество, но только кроткими словами, и, по всей вероятности, делал это по принуждению других; литовский князь любил Елену, и они жили согласно. Из той же буллы также видно, что и сам папа укорял Александра за сожительство его с еретичкою; он даже предлагал ему развестись с нею.

Князь Острожский – потомок галицких князей. Он был православный и имел богатые имения на Волыни.

Стефан Молдавский перешел на сторону Александра Казимировича потому, что в это время дочь его София подверглась опале от Иоанна III по поводу престолонаследия.

С этого времени польские юристы, как, например, Ян Лаский, начали называть свое королевство «республикою» и «Речью Посполитою» (Rzecz Pospolita) и требовать для решения вопросов на сеймах не большинства голосов, как прежде было, а всеобщего согласия; этим они, очевидно, приготовляли дорогу для ужасного «liberum veto».

Примечание I. Хотя юристы в это время и называли в своих сочинениях Польско-Литовское государство «республикою» и «Речью Посполитою», но официально сеймом название это еще не было признано; официально оно признано было и затем вошло во всеобщее употребление только после Люблинской унии.

Примечание II. Лаский – был краковским архиепископом и коронным канцлером. В 1514 г. он представил Латоринскому собору записку о русском народе и его заблуждении, где обнаружил полное незнание православия.

В этом письме Елена Иоанновна прежде всего хвалит своего мужа и говорит, что он ее как прежде любил, так и теперь любит и ни в чем ее не стесняет. Затем Елена говорит, что с приходом ее из Москвы в Литву все думали, что придет все доброе и хорошее, а теперь же, вследствие постоянных войн, все думают, что она во всем виновница, а потому умоляет отца кончить войну и заключить мир. Далее Елена сильно обвиняет некоторых князей, бежавших в Москву, и называет их главными мутителями и наушниками отцу на мужа. Письмо вообще написано с чувством и глубокою скорбию по поводу неприязненных отношений отца к мужу. Действительно, положение Елены Иоанновны было ужасное: ее ненавидели в Польше и считали главною виновницею всех нападений Иоанна III на Литву. Она, очевидно, была жертвою политических и религиозных недоразумений Иоанна Васильевича с зятем, а между тем эта женщина была высокой честности.

К сему последнему походу Василия на Смоленск понудила загадочная смерть Елены. Она умерла скоропостижно.

Примечание. О смерти Елены Иоанновны некоторые рассказывают так: после кончины своего мужа она проживала в Берштанах (местечко Ковенской губернии). В январе 1513 г. литовские бояре: воевода виленский Николай Радзивилл, Григорий Осташков, Клочко, виленский тиун Бутрим и земский казначей Авраам дали некоему волынцу Гинтовту «смертоносного зелья» и приказали ему идти в Берштаны, где он вместе с слугами княгини Димитрием Феодоровичем и Димитрием Ивановичем дал это зелье «в меду испить», отчего Елена в тот же день умерла. Похоронена она была в церкви Успения Пресвятой Богородицы (Пречистенской).

Когда эту церковь в 1815 г., по приказанию Чарторыйского, переделывали в анатомический театр, то нашли серебряную доску с славянскою надписью, гласящую, что здесь погребена была Елена Иоанновна.

Некоторые писатели рассказывают, что вначале битва была нерешенная, но вдруг литовцы намеренно обратились в бегство и этим подвели русских, бросившихся за ними, к пушкам; страшный залп смял преследующих и обратил их в бегство, а за ними и другие побежали.

Сигизмунд Герберштейн родился в австрийской провинции Крайне в 1486 г., а умер в 1566 г. В качестве посла он два раза был в Москве: в 1517 и 1525 гг. Герберштейн написал сочинение о России, которое считается одним из важнейших источников для изучения русской истории. Сочинение его написано было на латинском языке.

Некоторые историки говорят, что Сигизмунд I, пожаловавши своему племяннику титул герцога, в то же время дал ему и герб с изображением одноглавого черного орла с буквою S.

При нем евреи, например, пользовались обширными льготами: они имели право владеть имениями и держать у себя рабов из христиан; за убийство еврея, а также поранение его или простое оскорбление христианин подвергался наказанию по общим законам. Евреи высоко превозносили Сигизмунда и называли его Соломоном Мудрым и святым Давидом.

При Сигизмунде I в Вильне было более 30 православных церквей, а католических только 7.

Замечательно: православные даже за это принужденное пребывание в оградах католических костелов должны были платить известную сумму денег.

Уже одно то, что в Литовском государстве было 8 епископий, показывает, как много православных находилось в сем государстве. Католики имели только одного епископа, в Вильне.

Франциск Скорина по происхождению был русский, рожден в православии, имел имя Георгий, но потом в Краковском университете, где он слушал лекции и получил степень доктора медицины, перешел (кажется, хорошо неизвестно) в католичество. Личность замечательная по изданию разных книг (преимущественно церковных) на языках славянском и русском.

Первые памятники писаных законов в Литовском государстве составляют привилегии, выданные великими князьями городам, сословиям, а иногда и целым обществам. Из привилегий такого рода известны: а) привилегия Ягайлы о нравах и преимуществах жителей Литовского государства римско-католического исповедания. Привилегия эта выдана была, как мы уже говорили в своем месте, в 1387 г. 20 февраля; б) акт Городельской унии 1413 г.; в) земская привилегия Казимира Ягелловича, выданная в 1457 г. По этой привилегии католическое духовенство освобождалось от всяких повинностей и имело право свободно обладать недвижимым имуществом; возобновлено право для дворян выдавать дочерей замуж без княжеского согласия и предоставлено право выезда за границу для образования; г) судебник Казимира, изданный в 1492 г. В этом судебнике по большей части излагаются уголовные законы.

В этом отделе замечательна еще следующая приписка: земский писарь должен писать все бумаги, выписи и позовы по-русски, словами и буквами русскими, а не на ином каком языке и не иными буквами; далее говорится: воеводы, старосты, судьи, наместники все должны иметь при себе людей из дворянского сословия, но знающих законы и русскую грамоту.

Примечание. На польском языке приказано было писать только в 1597 г.

Вот подлинная речь послов к Сигизмунду I: «Ваше величество! Посол папский, отправляясь в Москву, говорил в Литве, что едет для склонения московского государя к принятию католической веры, а в случае, если московский князь согласится на это, то даст ему за это королевский венец. Но если отец святой хочет дать королевское достоинство неприятелю Вашему, то лучше бы он дал его Вашему сыну, пану нашему, великому князю Литовскому, за важные услуги Ваши и Ваших предков, оказанные вере. Император послал было королевский венец деду Витовту; но он умер, не дождавшись короны: и задержали поляки и до сих пор не хотят отдать, не желая, чтобы отчинное панство вашей милости получило такую честь. Удивительно нам, что братья наши поляки не хотят нам, братьям своим, дать того, что теперь не запрещают взять Москве. Они хотят, чтобы панство вашей милости, Великое Литовское княжество, было всегда унижено, чтобы было присоединено к короне, о чем оно уже давно хлопочет; покорно просим вашу милость не допустить до того, чтобы прирожденные слуги Ваши стали подданными короны польской. Об этом ваша милость должны стараться для потомков своих: выгоднее будет для потомков ваших, если отчина ваша будет отдельно от короны польской; так и теперь паны литовские охотно сына вашего выбрали на государство и присягнули ему, чего паны поляки и до сих пор сделать не хотят, а если бы Литовское княжество было присоединено к короне польской, то сын ваш еще не был бы великим князем. Покорно просим приказать сенаторам и польским панам прислать королевскую корону, назначенную для Витовта, чтобы сын ваш мог быть коронован королем еще при жизни вашей: потому что, когда Литовское княжество будет королевством, то уже не может быть присоединено к короне польской, ибо корона в корону внесена быть не может. Если же поляки не согласятся прислать сюда короны, то ваша милость постарались бы выпросить другую у папы и цезаря и чего будет это стоить, мы охотно поднимем и ничего не пожалеем».

Должность коронного маршала соответствовала должности министра двора. Коронные маршалы обыкновенно распоряжались церемониалами при дворе и порядками на сеймах. Впоследствии маршалами назывались представители короля в судах.

А между тем Август был человек богатый; по словам источников, ему от отца досталось чистыми деньгами 300 000 флоринов; затем каждый год он получал по 100 000 талеров дохода с одной Литвы, а при конце царствования, благодаря вырубке леса и отдаче в аренду имений, доходы его в Литве увеличились до 600 000 талеров. По сказанию современников, королевские шубы ценились в 80 000 скуди. На столе у Сигизмунда-Августа стояло 15 шкатулок с драгоценностями, ценившимися в 1 000 000 скуди.

Так, между прочим, Литовское государство, после соединения с Польским в 1386 г., до самой Люблинской унии имело:

I) Отдельный сейм; он состоял из представителей всех национальностей, входивших в состав Литовского государства, за исключением евреев.

В Литовском государстве сейм начался с Городельского съезда, то есть с 1413 г. Сначала Литовский сейм не имел большого значения, но с течением времени он сделался по своей власти таким же сильным, каким был и в Польше. Литовский сейм особенно приобрел значение во время борьбы Свидригайлы с Сигизмундом. В 1492 г. Литовский сейм уже настолько был силен, что взял с Александра Казимировича клятву ничего не делать без его согласия.

II) Свою собственную государственную печать.

III) Особых административных правителей и сановников.

IV) Свой собственный банк и свою собственную монету.

Литовская монета основною единицею имела русский грош.

Литовский грош имел неодинаковую ценность: чем ближе к нашему времени, тем он все более и более падал в цене.

В Литовском государстве были и свои собственные меры, именно: меры линейные, меры сыпучих тел и меры жидких тел.

I) Меры линейные. Основною единицею линейных мер был локоть. Он равнялся 142/3 русского вершка, прент = 71/2 локтя, морг = 30 прентам в длину и 10 в ширину, или 1564 кв. саж. и 164 кв. футам. Уволока = 30 моргам, или 19 десятинам и 1354 кв. саж., шнур = 22 саж. и 5 футам, верста = 798 саж., миля = 5 литовским верстам, сажень = 3 локтям.

II) Меры сыпучих тел. Основною единицею была кварта; она равнялась русской кружке (полштофу). Гарнец = 4 квартам, мера = 18 гарнцам, корец = 3 мерам, бочка = 4 корцам.

III) Меры жидких тел. Основною единицею была тоже кварта, которая равнялась пяти крючкам, или 10 рюмкам. Гарнец = 5 квартам, ведро = 4 гарнцам.

У литовцев были еще следующие весовые меры: фунт = 87 русским золотникам; камень = 40 фунтам, или 36 русским фунтам; пуд = 24 гарнцам.

Примеры можно видеть в Вайдылле, холопе Ольгерда и Ягайлы, и Александре Юрьевиче, возведенном Казимиром Ягелловичем в бытность его великим князем в Литве на одну из высших государственных должностей.

Конными судами в Литовском государстве назывались такие суды, которые производились всеми крестьянами известной деревни на площадях над провинившимся лицом своего сословия.

По исследованию проф. В.Б. Антоновича, в Литовском государстве земледельческое сословие распадалось на следующие группы:

I) Невольная челядь. Это было единственное бесправное крестьянское сословие и притом весьма малочисленное. Группа эта образовалась из военнопленных и продававшихся в рабство. При этом нужно еще сказать, что рабство невольной челяди было только личное, а не наследственное: дети их переходили обыкновенно в другие какие-либо категории свободных крестьян.

II) Отчичи (дедичи, селяне, подданные или просто люди). Эта группа людей имела собственную землю, но не имела права сходить с нее. Члены этой группы иногда получали землю от помещиков и за это платили им аренду или отрабатывали. Эта группа была тоже малочисленна.

III) Слободичи. Лица этой группы были совершенно вольны; они своей земли не имели, но брали ее у дворян в арендное содержание, а иногда и сам князь наделял их пустырями.

IV) Данники. Группа эта была самая многочисленная. Все члены этой группы были собственники. Они имели право переходить с одного участка на другой.

Из летописных сказаний тогдашнего времени, между прочим, видно, что главными противниками политической унии Литвы с Польшею были следующие русско-литовские фамилии: Острожские, Гаштольды, Глинские, Хоткевичи и Чарторыйские.

Постепенное закрепление крестьян в Литовском государстве яснее всего можно видеть в трех редакциях статута.

До издания этого закона в Литовском государстве никто из дворян не имел права сам лично выдавать замуж дочерей и сестер без дозволения князя, а добиться от князя сего права было чрезвычайно трудно и притом сопряжено было с большими расходами.

До сего времени в Литовском государстве великий князь всегда считался сюзереном по отношению к дворянам, и те земли, которыми владели дворяне, считались собственностию князя, уступавшего их своим вассалам-дворянам только на время.

Так, в 1412 г., по настоянию духовенства, в г. Перемышле приказал вооруженному отряду занять кафедральный православный собор, построенный во имя Рождества св. Иоанна Крестителя; шляхта, ворвавшись в означенный собор, выгнала молящихся, взломала гробы князей, разбросала кости, и храм, вновь освященный по католическому обряду, передан был во владение перемышльского католического епископа. Православный же владыка со всем клиром должен был удалиться из города и основать свою кафедру в подгородном селе Вильче.

В стремлении русских найти себе опору в московском князе против притеснений католического правительства литовско-римское духовенство и польские паны нашли новый способ к разъединению православных и литовско-католических вельмож. Они каждый раз говорили последним, что русско-православное население, стремясь под покровительство московского князя, этим желает подчинить ему и всю Литву; причем, как на невыгодную сторону сего дела, католическое духовенство и магнаты указывали литовцам на деспотизм русского царя в Москве в сравнении с теми вольностями, какими тут пользуются. Само собою разумеется, эти указания и слова не остались без влияния: литовцы после того, как русские начали стремиться к Москве, все теснее и теснее стали сближаться с поляками и охладевать к русским, а потом и совсем их возненавидели.

Что касается служебных должностей вышеозначенных правителей, то они рознились между собою главным образом размерами территории, находящейся под их властию. Права же их в этих округах были одинаковы: они имели право судить в своем округе всех свободных людей. Сами же они по своим проступкам подлежали суду княжеской рады. Отрешить их от должностей возможно было только по суду.

Доходы этих правителей были значительны; они получали их с тяжущих, с зернового хлеба (3-я часть им принадлежала), с пойманной рыбы (10-я часть), с перекупщиков, с мельниц, за проезд по исправленным дорогам и с многих других.

Если когда король приезжал в Литву, то тут он обыкновенно открывал и так называемый «маршалкский суд». В состав его входили: четыре сенатора, четыре высших сановника и великий маршал – председатель (из литовцев). Суду сему подлежали дела: а) уголовные, б) таксы съестных припасов и товаров, за исключением продуктов, принадлежащих шляхте, в) дела о долгах, превышающих 500 золотых. Впоследствии суду этому подлежали: долги иностранцев, чистота улиц и опасность города от пожаров. Определения этого суда апелляции не подлежали.

Литовские депутаты древние записи – городельский акт, привилегию Александра и другие – называли в насмешку «куделями», которые, как старый хлам, давно пора сжечь.

Самым сильным защитником самостоятельности Литовского государства, а следовательно, и противником унии обоих государств по представленному поляками проекту на Люблинском съезде явился жмудский депутат Коткович. Посредством неопровержимых исторических фактов и строго логических выводов из них он ясно доказал польским депутатам, что поляки на основании прежних записей никакого права не имеют хлопотать о соединении Литвы с Польшею согласно с содержанием их. Закончил свою речь Коткович следующими словами: «Подобно тому, как наши предки никогда не соглашались стать вашими рабами и соединиться с вами согласно содержанию прежних записей, так и мы не соглашаемся на это и не желаем этого, а если некоторые из наших предков и согласились подписать несколько из прежних записей, то были потом отменены другими нашими предками. Мы до сего времени были свободны и даже свободно выбирали себе государей и останемся таковыми до конца». Слова жмудского депутата были одобрены всеми литовско-русскими депутатами на сейме, за исключением духовных лиц, всегда тянувших к Польше. Некоторые из литовских депутатов заявили польским депутатам и самому королю, что передача сим последним своего наследственного права на Литву Польше несправедлива и незаконна, потому что Ягеллоновичи уже давно потеряли это право. В отдаче же сего права Сигизмундом-Августом полякам литовцы видели одно только глубокое национальное оскорбление. Сигизмунд-Август действительно сделал то, чего не только не сделал ни один его предок, но даже наоборот – все они сильно противились сему.

Примечание. Литовские депутаты справедливо говорили, что потомки Ягайлы, а следовательно, и Август, не имели права на наследство Литовского государства. Мы уже видели, что сам Ягайло на Городельском съезде предоставил литовцам право выбирать себе князя кого хотят, следовательно, уже сам родоначальник Ягеллоновой династии отказался от права на наследство Литовского государства.

Правда, литовцы соглашались на политическую унию с поляками, но не на такую, какой желали в Польше. Литовцы желали такой унии, какая основывалась бы на добрых чувствах, братской любви и сознании в необходимости ее для совокупного действия против неприятелей, но без всякого нарушения самобытности Литовского государства, то есть литовцы хотели нравственной унии, или, по крайней мере, основанной на федеративном союзе, причем требовали, чтобы внутреннее устройство обоих государств оставалось бы различным и связь между Литовским государством и Польшею состояла бы только в лице общего правителя, или в одном общем сейме, созываемом для каких-нибудь очень важных дел, касающихся интересов обоих государств.

Примечание. По словам некоторых писателей, литовские депутаты соглашались на политическую унию с Польшею на следующих условиях:

I) Избрание государя должно быть свободно как в Польше, так и в Литве. Короля, свободно избранного в Польше, литовцы свободно избирают в Литве князем и после коронования его королевским венцом в Польше коронуют его княжеским венцом в Литве.

II) Сеймы, кроме чрезвычайных, касающихся интересов обоих государств, должны быть отдельные.

III) С Литовским государством нераздельно должны быть соединены малороссийские области, и все Литовское государство должно быть во всех границах своих строго отделено от короны, и поляки должны дать клятву о ненарушимости границ сего государства.

Такого рода уния, очевидно, требовала совершенной независимости Литвы от Польши. Она должна быть даже слабее унии прежних времен потому собственно, что не скреплялась даже единством династии.

Аврам Кульва был природный литвин, получивший блестящее образование в Германии и степень доктора философии в одном из ее университетов. Некоторое время он занимал должность учителя в одной немецкой школе в г. Вильне.

Ксендз Виклеф тоже отличался глубокою ученостию. Сначала он был настоятелем виленского костела Св. Анны и главным проповедником в литовской столице, а затем, подобно Кульве, учителем какой-то другой немецкой школы.

Мы уже не раз упоминали о Радзивиллах, теперь скажем подробнее о них. Фамилия Радзивилл была самая знатная и богатая в Литовском государстве. В XIV в. она уже существовала. Фамилия эта делается известною с конца XV в., когда Николай Старый Радзивилл в 1498 г. сделан был воеводою и канцлером виленским. У него было два сына: Ян IV, по прозванию Бородатый, и Юрий. Первый в 1513 г. женился на дочери великого литовского маршала Станислава Кишки из Цехоновцы Анне, которая принесла ему в приданое Олыку, Лихву и Несвиж (имение это было самым главным и находилось в Минской губ.). В 1551 г. Ян умер; наследником его остался сын Николай IV, по прозванию Черный, впоследствии знаменитый виленский воевода и канцлер, а также покровитель кальвинистов. У этого осталось четыре сына: Николай V, прозванный Сироткою, Юрий, Альберт и Станислав. Все они после отца перешли в католичество. Старший и младший были литовскими маршалами, два средних – епископами. Юрий был даже кардиналом. Сиротка и оба средние (особенно Юрий) страшно не любили православных. Первый, как мы уже раз выше заметили, употребил огромные суммы денег на отыскание и истребление книг и рукописей на русском языке. О преследовании православных Радзивиллами осталась даже песня, в которой один из них, именно Юрий Радзивилл, сравнивается с нечистою силою (силою дьявола), набросившеюся на православие. В настоящее время фамилия Радзивилл от этой линии не существует; последний потомок ее (Доминик Радзивилл) умер в этом столетии; дочь его вышла за Витгенштейна, к которому перешли и все богатства Радзивиллов.

Другой сын Николая Старого Юрий имел имение Биржи и Дубинки (в 50 верстах от Вильны). Дети Юрия: Николай Рыжий и дочь Варвара (впоследствии жена Августа). Внук его Януш VI (умер в 1620 г.), гетман литовский, женат был на княжне Софии Юрьевне Олешковичевой (православной), последней отрасли князей Слуцких. Эта отрасль фамилии Радзивилл до сего времени существует в мужском колене.

Радзивиллы были в родстве с лучшими польскими, литовскими и русскими фамилиями: Вишневецкими, Острожскими, Потоцкими, Сапегами, с владетельными домами курфюрстов прусских, баварских, герцогов курляндских и др. Трудно еще найти в истории такой богатой и знаменитой фамилии, какова была фамилия Радзивилл. Радзивиллы пользовались большим почетом у германских императоров, которые сватали их дочерей и крестили детей. Один из германских императоров дал им титул графов.

сился исполнить просьбу короля. В назначенный день и час Сигизмунд-Август, окруженный блестящею свитою, в сопровождении Николая Радзивилла отправился в кальвинский храм. Но когда он стал проезжать около кафедрального костела Св. Станислава, то вдруг из дверей храма вышел епископ Киприан со всем клиром, схватил за узду лошадь, на которой сидел Август, и сказал: «Государь! Не по этой дороге предки твои ходили молиться в дом Божий, а вот по какой» – и указал на костел. «Ты заблудился, государь; ты оставляешь мать, которая возвела тебя на престол, и идешь к мачехе». После этих слов епископ со всеми окружающими его духовными лицами пал на землю и произнес: «Только чрез наши тела поедешь туда». Король, не ожидая такой развязки, смутился, растерялся и повернул за епископом в костел. Тем дело и кончилось.

Представителем фамилии Кишки в это время был Ян Кишка; при Сигизмунде-Августе он занимал должность виленского каштеляна. Этот Ян Кишка был главным покровителем социанской секты.

Основателем гуситского учения был пражский священник Ян Гус. 24 июня 1415 г. он, по приговору католического Констанского собора, был сожжен на костре как еретик.

Примечание. После смерти Гуса последователи его начали страшную борьбу с немецкими католиками и нередко наносили им сильные поражения. Восстание гуситов было общее дело всех славян, стремившихся освободиться из-под власти папы и немцев, невинно осудивших Гуса на смерть.

Поэтому слова «свободно избираемых» (королей), употребляемые польскими писателями, в сем случае есть пустой звук.

На этом лугу, когда съезжались сюда члены избирательного сейма для избрания короля, устраивалась ограда с тремя воротами, в которые вступала шляхта трех частей Речи Посполитой: Великой Польши, Малой Польши и Литовского государства. Шляхта обыкновенно являлась сюда на конях с распущенными знаменами, разделенною на отряды по воеводствам и поветам. Посреди луга ставили навес, под которым помещались сенаторы. Когда все было готово, то примас, архиепископ гнезненский, верхом объезжал шляхту, разместившуюся на лугу группами, и спрашивал, кого она желает иметь королем. Затем имя вновь избранного короля произносилось у каждого из трех входов.

Примечание. Пред своим коронованием каждый вновь избранный король по-прежнему давал присягу на так называемых «Pacta conventa», то есть кодексе условий, ограничивающих власть короля.

Сейм, который созывался в Речи Посполитой сейчас после смерти короля, назывался конвокационным, а тот, который созывался для избрания короля, назывался элекционным.

Петр Скарга был замечательный оратор. В своих проповедях он постоянно нападал на польско-литовских магнатов и заправил государственными делами за их роскошь, изнеженность, отсутствие патриотизма и т. п. Скарга за двести лет предсказал гибель Польши. Он известен был также своими сочинениями богословско-полемического характера.

Антоний Пассевин один из самых даровитых и образованнейших членов иезуитского ордена. В 1576 г. папа Григорий XIII назначил его апостольским легатом и своим викарием в Россию, в Литовское государство и во все северные страны Европы. Но главным образом ему приказано было обратить внимание на страну «схизматиков», то есть Россию.

Чтобы доказать своим слушателям, например, превосходство римской церкви над русскою (так католики называли православную церковь), они ссылались нередко на то, что ни один из святых и апостолов не писал своих посланий к русской церкви, а к римской писали.

О посредничестве папы в деле заключения мира между Баторием и Иоанном Васильевичем Грозным просил сам московский царь. Принимая сие посредничество, папа надеялся, что Иоанн Васильевич Грозный, в благодарность за это, признает его главою православной церкви, но ошибся в расчете: правда, московский царь, когда нужно было посредничество папы для заключения мира с Баторием, действительно высказывал желание признать его главою своей церкви, но когда достиг своей цели, то есть заключил мир с польским королем, то наотрез отказался от признания папы главою русской церкви. По этому поводу Антоний Пассевин ездил даже в Москву, но вернулся ни с чем.

Примечание. По возвращении в Рим Антоний Пассевин представил папе отчет о своей деятельности. В нем он положительным образом говорит, что русских в Московском государстве привлечь в латинство невозможно. Он посоветовал папе окатоличение начать с подданных Речи Посполитой. Развивая подробно свой план, он указал на унию, как на самый удобный путь привести русских в латинство, с тем, однако ж, чтобы позволить им до времени исполнять свои обряды, что потом и было приложено к русским.

За исключением разве одного указа, изданного в 1586 г.; этим указом строго запрещалось жителям православного исповедания торговать и заниматься ремеслами в праздничные дни, установленные по римско-католическому календарю.

Введение григорианского календаря в Литовском государстве вместо юлианского происходило в 1582 г., по приказанию папы Григория XIII. Но когда введение это возбудило страшное волнение между православными, то Константин Острожский, воевода киевский, написал об этом Константинопольскому патриарху Иеремии II. Иеремия по сему поводу созвал собор, на котором в числе духовных лиц присутствовал и александрийский патриарх. Собор, рассмотрев григорианский календарь, нашел в нем много неправильностей, а потому счел неудобным вводить его в западнорусской православной церкви. В начале 1583 г. оба патриарха – константинопольский и александрийский – послали три грамоты: одну жителям города Вильны, другую князю Острожскому, а третью митрополиту Онисифору и сверх того еще одно общее послание всем православным Речи Посполитой. Как в грамотах, так и в послании вселенские патриархи подробно изложили неправильности григорианского календаря и строго запретили вводить его в православной церкви. Впрочем, эти грамоты и послание, вследствие набегов татар на владения Речи Посполитой, в том году не попали кому следует; они были переданы по назначению только в следующем, 1584 г.

Церковь эта служила усыпальницею для рода Сапегов.

Примечание. Род Сапегов, как это видно из документов, принадлежал к православно-русским дворянским фамилиям западной России. При первых трех Сигизмундах Сапеги занимали многие высокие должности. Приняли католичество и ополячились около 1600 г.

Слово «казак» ученые объясняют различно, но большею частию останавливаются на том, что это слово татарское и означает вольного человека, удальца. Казаки в русских летописях в первый раз упоминаются при Василии Темном, около половины XV в.

Очень часто малороссийские казаки, не выбирая своего атамана, признавали над собою власть запорожского кошевого.

В 1609 г., то есть уже после смерти Батория, главный трибунал разделен был на два других трибунала: трибунал скарбовый, или казенный, и трибунал духовный.

Скарбовый трибунал учрежден был для рассмотрения дел о казенных недоимках. По окончании виленской коденции обыкновенно те же самые члены главного трибунала (только с новым председателем) вместе со скарбовыми и военными комиссарами решали эти дела в две недели.

Духовный трибунал учрежден был для решения духовных апелляционных дел между духовными и светскими лицами, а также о неуплате десятины, аннуиты (доходы казны с духовных лиц, получавших известные места) и о спорах духовных лиц с светскими за имения. Ему принадлежали также дела об отступниках от веры. Этот трибунал имел свои заседания в Вильне; он состоял из 12 лиц: 6 духовных и 6 светских. Духовные лица выбирались из капитулов: Виленского, жмудского и смоленского.

Примечание. Для иллюстрации тогдашних порядков в Литовском государстве в деле судебном мы приведем один факт: вследствие жалобы русского выходца Андрея Курбского, секретарь Стефана Батория Василий Борзобогатый-Красненский, по приговору суда, должен был заплатить 900 грошей. Три раза местные власти обращались к Борзобогатому, чтобы он уплатил Курбскому означенную сумму, и тот три раза выталкивал их в шею. Тогда Баторий приказал силою взыскать деньги; по этому поводу староста луцкий (которому поручено было сие дело) Александр Пронский собрал всю шляхту из поветов: Луцкого, Владимирского и Кременецкого и двинулся на Борзобогатого для исполнения приказания короля. Но и Борзобогатый не дремал: он тоже собрал значительное ополчение, частию из наемных солдат, частию из своих приятелей, соседней шляхты, и разделил его на три отряда, из которых одним командовал сам Борзобогатый, а двумя другими – жена его, урожденная княжна Сокольская.

На границе имений Борзобогатого произошло кровопролитное сражение: дрались саблями, пиками, стреляли из ружей и пушек. Дело кончилось тем, что Пронский бежал со стыдом.

Польские ученые постоянно насмехались над русским языком, а славяноцерковный язык, на котором отправлялось православное богослужение, считали источником умственной темноты, грубости и невежества. Иезуит Петр Скарга в своем сочинении «О единстве веры» так говорит о славянском языке: «Еще не было на свете академии, где бы философия, богословие, логика и другие свободные науки преподавались бы по-славянски. С таким языком нельзя сделаться ученым. Да и что это за язык, когда теперь никто не понимает и не разумеет писанного на нем? На этом языке нет ни риторики, ни грамматики, и быть не может; русские попы на нем отправляют богослужение, а сами не в силах объяснить, что они читают, и даже принуждены бывают спрашивать у других по-польски. У них в славянском языке вся наука состоит в том, чтобы выучиться только читать кое-как, в этом их и все духовное совершенство. Вот откуда все невежество и заблуждение; с этим языком вышло то, что слепой ведет слепого!» – восклицает в заключение Скарга. В то же время русский монах, Иоанн из Вишни, пишет: «По дьявольскому наваждению славянский язык омерзел многим, его не любят и хулят, а между тем он есть плодоноснейший и любезнейший язык».

Правда, народу дозволено было и после этого представлять своих кандидатов на высшие духовные места, но так как назначение их вполне зависело от короля, то эта привилегия, как оказалось на деле, теряла всякое значение: король никогда не утверждал представленных народом кандидатов, если они не соответствовали его политическим и клерикальным взглядам. Если и случалось, что представленный кандидат получал назначение, то это было явным признаком того, что сей последний принадлежал к числу тайных друзей польского правительства. Из этого ясно видно, что право избрания кандидатов на высшие духовные должности фактически было отнято у православного населения в 1548 г. Юридически же оформлено было сие отнятие несколько позже: тридцать лет спустя, при Стефане Батории.

Мать Сигизмунда II Августа, Бона, буквально торговала местами православной иерархии.

Многие из епископов православной церкви и настоятели монастырей в это время были женаты и жили вместе с женами.

Наезд – нечаянное нападение на соседей с вооруженною силою, с целию грабежа и разбоя.

В прелюбодеянии, убийствах, подлогах и т. п. преступлениях.

Патронами в западнорусской церкви прежде назывались только ктиторы церквей или монастырей. Ктиторы эти заботились о нуждах построенных ими церквей или монастырей, защищали интересы их пред судом и т. п. Впоследствии же название это перешло и к тем лицам, которые получали их для пользования доходами.

Есть известие, что иезуиты представили Баторию, в самом начале его царствования, обширный проект соединения православных с католиками (проект унии). Но как король отнесся к этому проекту – в источниках разногласие: по одним – будто бы Баторий отверг его, как направленный к стеснению свободы совести православных, а по другим – одобрил и принял к руководству. Последнее вернее: в этом можно убедиться из того, что Баторий, как мы видели, постоянно стремился к тому, чтобы как можно более окатоличить и ополячить православных.

Лозовский известен своим буйным характером. Рассказывают, что он, уже бывши епископом, однажды собрал 2500 человек прислуги, взял 9 пушек и с этим войском напал на епископа Замойского, взял его в плен и засадил в тюрьму. Лозовский умер в 1584 г.

Онисифор Девочка занял кафедру 27 февраля 1583 г. Два раза был женат; ставил епископов двоеженцев и позволял некоторым из них жить с женами. В священнический сан он тоже возводил двоеженцев, а иногда и троеженцев, и притом подозреваемых в разных уголовных преступлениях. При этом митрополите беспорядки в западнорусской церкви достигли ужасающих размеров, как это видно из донесения Львовского братства константинопольскому патриарху.

Вступил на кафедру в 1586 г., тоже жил с женою; известен сутяжничеством.

Гедеон Болобан, впрочем, скоро изменил иезуитам и возвратился к православию.

Терлецкий был одним из самых безнравственных лиц того времени: он открыто обвинялся во многих убийствах и разных отвратительных поступках.

Поцей занял брестскую кафедру после Лозовского.

Иеремия отличался глубокою ученостью. Его вся Европа знала и уважала. Нередко протестантские богословы обращались к нему за разъяснением богословских вопросов.

О Поцее см. статью Левицкого в «Памятниках русской старины в западных губерниях, издание Батюшкова». Т. VIII. СПб., 1885.

Впоследствии этот князь поступил в монахи под именем Феодосий и умер в 1435 г. За свои духовные подвиги и милосердие к бедным он причислен был православною церковью к лику святых. Мощи его почивают в пещерах Киево-Печерской лавры.

Он умер на 70-м году жизни, в 1533 г. и тоже погребен в Киево-Печерской лавре. В большой церкви этой лавры, на северо-восточной стороне, в нише, есть его статуя: герой представлен стоящим; статуя прекрасной работы.

В царствование Сигизмунда III иезуитские коллегии были в следующих русских городах Речи Посполитой: Витебске, Минске, Ковне, Гродне, Брест-Литовске, Динабурге, Мстиславле, Орше, Киеве, Луцке, Остроге, Каменец-Подольске, Баре и др.

Устроителем типографии в Остроге и напечатания Библии был московский диакон Иван Федоров.

Изданием переводных и оригинальных сочинений занималось основанное при академии особое ученое общество.

В то же время Острожский послал послание и к протестантам, которых также просил присоединиться к русским для борьбы с католиками, как врагами всех диссидентов. По этому поводу действительно составился было из православных и протестантов съезд, но он кончился ничем.

Никифор, подобно Лукарису, отличался глубокою ученостью. Он семь лет был ректором Падуанского университета, а потом проповедником в греческой церкви Св. Марка в Венеции. Его проповеди, отличавшиеся глубоким анализом сердца человеческого, сходились слушать лица всех вероисповеданий. Никифора отлично знали иезуиты и боялись вступать с ним в прения, потому что он отличался необыкновенною диалектикой и умением спутать своего противника.

Загоровский в это время был архиепископом полоцким, вместо скончавшегося Наоанаила Селицого, вовсе не принимавшего участия в унии, Иона Гоголь тоже в это время был уже епископом, именно пинским, вместо умершего Пельчицкого.

Так, например, сначала его обвинили в самозванстве, потом в шпионстве, затем в разврате, а наконец, в разных мелких преступлениях. Но все это при производстве дела оказалось гнусною клеветою.

Патриарх Мелетий с такою энергиею защищал православных в Литве потому, что он в это время, состоя александрийским патриархом, был вместе с тем и блюстителем константинопольского патриаршего престола, которому, как известно, подчинена была западнорусская церковь.

Примечание. В одно время с Мелетием западнорусские иноки, подвизавшиеся на Афоне, узнав о появлении на своей родине унии, составили общее послание к своим соотечественникам и братьям по вере и убеждали их, чтобы они оставались непоколебимыми в православии и не смущались отпадением митрополита и владык в унию, помня, что эти владыки были не истинные пастыри, а наемники, принявшие святительский сан только из-за имений и перешедшие в унию только ради собственного спокойствия и выгод, и что истинным последователям Христа необходимо в жизни терпеть скорби и нести крест для достижения царствия небесного.

Для большего распространения этих посланий князь Острожский приказал напечатать их и разослать всем православным западнорусской церкви.

Впрочем, Смотрицкий скоро оставил полоцкую кафедру и отправился путешествовать на Восток. По возвращении же оттуда он изменил православию и перешел в унию. После этого Смотрицкий жил некоторое время в киевском Межегорском монастыре, а потом перешел в Дорманский монастырь, где и умер в 1633 г. Униаты и католики говорят, что он умер от отравы, поднесенной православными, но это клевета: православным незачем было отравлять Смотрицкого, так как он в это время для них был совершенно безопасен, да притом православные никогда не прибегали к подобного рода средству для устранения врагов их религии и история таких примеров не знает.

Так, например, изданы были постановления в пользу православия и его последователей на сеймах в 1607, 1609, 1623, 1627, 1647 гг. (см. Volumino Gecum, т. II и III), а разве кто-нибудь исполнял эти постановления? Примеры мы видим в жестокостях Поцея, Рутского, Кунцевича, иезуитских воспитанников и др.

Примечание. Говоря о католическом духовенстве и его первенствующей роли в Польше, мы должны еще к этому прибавить, что католическое духовенство в Польше не только не считало для себя обязательными те законы, которые издавались в пользу иноверцев, но даже под видом достижения религиозных целей оно нередко заставляло свое правительство совершать весьма важные политические промахи, которые были одною из причин гибели Польши. Так, в 1420 г. оно не позволило вместе с чехами (гуситами) сокрушить Габсбургскую монархию (германскую); затем в Тридцатилетнюю войну заставило Польшу соединиться с Фердинандом II; потом при Владиславе IV принудило своего короля и министров отклонить союз с Ришелье против Австрии и весьма много других фактов.

Спустя некоторое время этот монастырь был открыт и возвращен православным.

Вообще, православные везде сильно сопротивлялись введению унии, и нередко в этом отношении они доходили до жестокости и убийств. Особенно сильно было сопротивление православных в Перемышльской епархии. В начале 1610 г. там умер епископ Михаил Копыстенский, который до конца жизни, как мы уже раз заметили, остался верен православию. Поцей хотел назначить туда униата Крупецкого. Но лишь только об этом стало известно православным сей епархии, то все они, как один человек, восстали против назначения Крупецкого. Прежде всего православные отправили просьбу к королю, в которой умоляли его не назначать к ним Крупецкого, а дать им другого епископа, избранного ими самими. Но когда не получили удовлетворения, то решились не впускать Крупецкого в свои церкви и монастыри, когда он поедет по обзору епархии. Вследствие этого в Перемышльской епархии произошли скандальные и в высшей степени возмутительные сцены: гайдамаки и польские жолнеры, сопровождавшие Крупецкого, должны были силою брать каждую церковь, употребляя для сего ружья, сабли и пики, а в г. Самборе православные чуть было не убили Крупецкого; но несмотря на все это, Крупецкий остался на своем месте.

О преследовании православных Поцеем хорошо описано у митрополита Макария в его Церковной истории. Т. X.

Здесь, разумеется, фамилия Константина Константиновича Острожского.

У князя Острожского было три сына: Януш – старший. Он принял католичество еще при жизни отца и был краковским воеводою. Жил роскошно, как самый богатый польский пан. Дочь его Элеонора была замужем за Яном Радзивиллом, каштеляном трокским, сыном знаменитого сожигателя русских книг Николая Сиротки.

Константин, это был второй сын Острожского. Он тоже при жизни отца принял католичество. Умер в 1595 г. Был холост.

Александр – третий сын Константина Константиновича. Этот один остался верен православию. Он имел трех дочерей. Из них самая замечательная была младшая Анна (Алозия). По смерти отца она сделалась обладательницею всех богатейших имений фамилии Острожских. Будучи еще девицею, Анна приняла католичество и вышла замуж за гетмана Карла Ходкевича, но скоро осталась вдовою. После смерти мужа она подпала влиянию иезуитов, которые сделали ее фанатичкою и полуидиоткою. Она построила для иезуитов две коллегии: одну в Остроге, а другую в Галиции в Ярославле. Женщина эта страшно ненавидела православие и его последователей. При ней до 40 православных священников были изгнаны из владений Острожских и пущены по миру. В 1654 г. Анна умерла, а с нею пресекся и знаменитый род Острожских.

Подобного рода действия совершались над православными по большей части тогда, когда они не хотели принимать унии.

Плата нами приведена примерная: она была иногда больше, а иногда меньше, смотря по зажиточности семейства, где произошло радостное или печальное событие. Одна кона грошей равнялась 60 грошам, или 1 руб. 20 коп. тогдашней ценности.

В это время в Вильне кто-то написал огромную картину такого содержания: Униатский митрополит Ипатий Поцей и друг его Иосиф Рутский (в это время он был настоятелем Троицкого монастыря) стоят рядом, а над их головами, в образе диавола, парит Кунцевич с огромным крюком в правой руке, которым он тащит много православных душ к ногам первых двух фигур. Вверху картины была надпись: «Душехват».

Так, между прочим, он обратил в унию новогрудского воеводу Феодора Скумина-Тышкевича и сына его, виленского воеводу Януша.

Так, Могилевские мещане, узнав о приближении Иосафата к их городу и не желая впустить его к себе, вышли на городские окопы, расставили заряженные ядрами пушки и приготовились стрелять в него, если только он осмелится близко подъехать к окопам; но Кунцевич не подъехал, побоялся, и миновал город. В Мстиславле некто Мосальский при въезде Иосафата в город едва не убил его из ружья, если бы в минуту исполнения своего замысла он сам не был бы убит одним из слуг епископа. В Орше мещане хотели Кунцевича утопить в Днепре.

В 1865 г. между русским правительством и папою Пием IX произошел дипломатический разрыв по поводу польских дел, – Пий IX, желая чем-нибудь насолить, так сказать, русскому правительству, взял да и канонизировал Кунцевича, то есть объявил его святым.

Письмо папы, как замечательное по своему содержанию, мы приводим целиком.

«Сигизмунду III, польскому королю, папа Урбан VIII.

Кто даст источник слез очам нашим, чтобы мы могли оплакать жестокость схизматиков и смерть полоцкого архиепископа! Вот до чего дошла свирепость нечестии, которое не насыщается плачем, а утоляет свою жажду разве только кровию священников! Святой архиепископ, почтенный не митрою только, но и добродетелями, убит в собственном дворце преступным и свирепым народом. Вот ясное доказательство мщения Божия над тем народом! Дело отвратительное для зрения, жалостное для слуха! Слышали мы, что тело, которое было храмом Св. Духа, влачили по стогнам града руки рассвирепевших, и говорят, что дышавшие злобою схизматики, по обычаю варваров, с величайшим, свойственным нечеловеческой лютости, поношением, издевались над тем, кому, должно думать, рукоплещущие ангелы принесли венец мученичества. Мы действительно думаем, что церковь может ублажить лучшего из епископов за сию драгоценную смерть, за которую преимущественно дается небесное наследие. Но жестокость убийц не должна остаться ненаказанною. Там, где столь жестокое злодеяние требует бичей мщения Божия, да проклят будет тот, кто удержит меч свой от наказания виновных! Итак, державный король, ты не должен удержаться от меча и огня. Пусть ересь чувствует, что жестоким преступникам нет пощады. В столь гнусном деле строгость должна занять место милосердия. Посему да отложит ваше величество всякое промедление и, воспламенившись благочестивым негодованием, да утешится слезами нечестивцев, наказанных за огорчение религии. Ваше величество, которому сообщаем наше апостольское благословение, можете верить исполнителю сего поручения, нашему почтенному нунцию Иоанну, епископу поланскому, как нам самим. В Риме у Св. Петра 10 февраля 1624 г. Папства нашего в первом году».

Что послание К. Острожского к русскому народу (говорено выше) по поводу отъезда в Рим Терлецкого и Поцея с предложением унии было одною из побудительных причин для борьбы Наливайки с Речью Посполитой, то это не подлежит сомнению.

При разграблении Луцка больше всех досталось одному из главных руководителей унии Семашке. Казаки ограбили его до ниточки, двор сожгли и самое имение его обратили в пустыню. Это видно из жалоб Семашки суду.

Для чего Наливайко захватил эти документы и что хотел он с ними сделать – неизвестно. Вероятно, по ним он хотел узнать главных виновников унии и потом мстить, но не успел в последнем.

Так говорят польские писатели, а за ними и некоторые русские. Но есть писатели, как русские, так и иностранные, которые последнее событие на р. Суле передают иначе: Наливайко не только не был взят в плен, но даже и разбит; там только заключено было перемирие. В силу этого перемирия Наливайко приглашен был в Варшаву для окончательного заключения мира, причем как ему, так и всем казакам обещано было польским предводителем от имени Сигизмунда полное прощение, в удостоверение чего Жолкевский поцеловал крест. Наливайко поверил этому и вместе с Лободою и другими начальниками отрядов отправился в Варшаву; но лишь только он прибыл туда, как его арестовали и казнили.

Братья Зизании – Стефан и Лаврентий. Оба они были сначала учителями Львовской школы, а потом их перевели в Виленскую. Стефан известен как великий проповедник. В своих проповедях он возбуждал православных к защите веры отцов. Лаврентий Зизаний известен изданием славянской грамматики, переводом бесед Златоуста и напечатанием в Москве так называемого «Большого катехизиса». Иов Борецкий – человек глубокой учености и великого политического ума. Сначала он был ректором Львовской школы, а потом Киевской и наконец митрополитом. Он перевел на русский язык с греческого «Анфологион». Леонтий Карпович известен, как говорено уже выше, своим ораторским талантом; он был проповедником виленского Св. – Духовского монастыря. Захарий Капустенский был учителем греческого языка в Львовской школе; замечательно его сочинение «Палидония». В нем он подробно рассматривает главнейшие отличия православной церкви от западной и защищает догматы и постановления первой. Второе его замечательное сочинение «О вере единой», и много других сочинений он написал. Памва Берында также человек глубокой учености; он отлично знал языки: сирийский, халдейский, еврейский, моравский, латинский, греческий и др. Был учителем в Львовской школе. Исаия Козловский был сначала учителем Львовской школы, а потом Киевской; доктор богословия; ему приписывают сочинение «Православное исповедание веры», известного под именем Петра Могилы.

Об отношениях Сигизмунда III и польских панов при нем к Московскому государству мы ограничимся только кратким изложением, так как об этом всем хорошо известно и притом в каждом учебнике по русской истории, в отделе «Смутная эпоха», изложено подробно.

Сын Иоанна Грозного Димитрий лет двенадцать пред этим событием был убит в г. Угличе по приказанию Годунова; вот под его-то собственно именем Отрепьев и явился.

Некоторые историки предполагают, и не без основания, что Григорий Отрепьев назвался Димитрием царевичем по совету польских панов и иезуитов.

Польские паны в это время, вследствие безумной роскоши, находились в страшных долгах.

Второй самозванец явился там, где и первый. Этот самозванец принял имя первого самозванца, причем объявил, что он благодаря друзьям не был убит в Москве и что эти друзья помогли ему невредимым переправиться за границу.

Примечание. Происхождение второго самозванца решительно неизвестно; одни говорят, что это был школьный учитель, а другие – жид. Этого последнего самозванца приготовили, как положительно уверяет большинство историков, польские паны.

После взятия Смоленска Сигизмунд III уехал в Варшаву, куда велел везти за собою Василия Ивановича Шуйского с братьями и митрополитом Филаретом с товарищами. Королю поляки устроили триумф. 29 октября 1611 г. по улицам Варшавы, среди бесчисленного множества любопытных, двигался торжественный поезд: впереди всех ехал гетман Жолкевский; он сидел в открытой, богато убранной коляске, которую везли шесть турецких белых лошадей; его окружали сослуживцы, одетые в блестящие одежды и вооружения. За коляскою Жолкевского везли Шуйского в открытой королевской карете. Бывший царь сидел с своими двумя братьями. На нем был длинный, белый, вышитый золотом кафтан, а на голове высокая шапка из черной лисицы. За ним везли пленного Шеина с смолянами, а потом митрополита Филарета с товарищами. Поезд остановился около королевского замка, где в одной из его зал находился весь сенат, двор, знатнейшие паны Речи Посполитой, а на троне восседал король с королевою, окруженные королевскою фамилиею. Ввели пленных: Василия с братьями поставили пред троном. Жолкевский произнес на латинском языке речь. Указав на Василия, он сказал: «Вот он великий царь московский, наследник царей московских, которые столько времени своим могуществом были страшны и грозны польской короне и ее королям, турецкому императору и всем соседним государствам. Вот брат его Димитрий, предводитель 60-тысячного войска, мужественного, храброго и сильного. Недавно еще они владели царствами, княжествами, областями, множеством подданных, городами, замками, неисчислимыми сокровищами и доходами, но по воле и благословению Господа Бога над вашим величеством, мужеством и доблестью польского войска, ныне стоят они жалкими пленниками, всего лишенными, обнищалые, поверженные к стопам вашего величества и, падая на землю, молят о пощаде и милосердии». При этих словах пленные поклонились, а гетман продолжал: «Ваше величество, я вас умоляю за них, примите их не как пленных, окажите им свое милосердие, помните, что счастие непостоянно и никто из монархов не может себя назвать счастливым, пока не окончит своего земного поприща». По окончании этой речи пленные были допущены к руке короля. Король отпустил Василия милостиво. Василий Иванович Шуйский был помещен с своими братьями в Густынском замке. Бывший царь умер там на следующий год. Над могилою его поставили памятник, с латинскою надписью, восхваляющею великодушие Сигизмунда.

Титул московского царя Владислав стал носить с того времени, как он был избран в русские цари, после свержения Шуйского.

Сейм этот, кроме избрания на польский престол Владислава IV, замечателен еще тем, что на нем едва не произошла борьба диссидентов с католиками. Луцкий католический епископ Гроховский, когда собрался избирательный сейм, предложил членам сего последнего, чтобы они, не приступая к избранию короля, отдали приказание о вооруженном преследовании диссидентов, с целию заставить их принять или католичество, или хоть унию. Многие из сеймовых членов согласились с предложением Гроховского, и кровопролитие уже готово было вспыхнуть; но диссиденты употребили все свое влияние, чтобы отклонить грозившую им опасность, и едва, после больших усилий, успели в этом.

Арест Павлюка казаки мотивировали тем, что он не вовремя ушел в Запорожье и поздно явился оттуда.

В настоящее время вполне доказано, что поляки после Остраницы и Гуни действительно подвергали русских тем мучениям, о которых говорят русские летописи.

Подробные сведения о Богдане Хмельницком можно найти в каждом учебнике по русской истории, поэтому мы ограничиваемся кратким изложением этой эпохи.

По сказанию одного современника, в местечке Ладыжине казаки, связавши несколько тысяч человек евреев, положили на луг, сначала предложили им принять христианство, с обещанием за это пощады, но когда те отвергли предложение, то казаки сказали: «Так вы сами виноваты в том, что погибнете, мы перебьем всех вас за то, что вы, когда были в силе, ругались над нашею верой», – а затем действительно всех перебили, не щадя ни пола, ни возраста. Такое же избиение евреев произведено было в местечке Полонном, где их так много перерезали, что кровь потоками лилась из домов чрез окна. В другом же месте казаки резали еврейских младенцев и пред глазами их родителей рассматривали внутренности зарезанных, насмехаясь над обычным у евреев разделением мяса на кошерное (которое можно есть) и трефное (которого есть нельзя), и об одних говорили: «Это кошер – ешьте!», а о других: «Это треф – бросайте собакам!»

«Гусары друг перед другом высказывали статность коней своих; луки на седлах были из серебра, чепраки вышиты, стремена позолочены, сабли с серебряною насечкою, под чернью, кунтуши бархатные, обитые и опушенные дорогими мехами; на шеях блистали золотые цепи; с переломленных шапок горделиво спадали кисти, усеянные драгоценными камнями, за поясом были дорогие кинжалы; сапоги были украшены золотыми и серебряными шпорами. Недурно, – говорит летописец, – была убрана и пехота по иностранному образцу. Но роскошь высказывалась преимущественно в столе, по обычаю того времени; на столах, поставленных в богатых шалашах панов, выказывались сделанные из серебра львы, козы, розы, деревья; чарки и кубки чеканные, золотые и серебряные; даже умывальницы и тазы у богачей были из серебра». Словом, по замечанию летописца-современника, в этом лагере было больше серебра, чем свинца. За каждым паном шли огромные рыдваны и возы с бесчисленными богатствами; там лежали шелковые и шерстяные ткани, шубы собольи, меды и вина, варенья, конфекты; за каждым паном ехала огромная толпа слуг и поваров; везли даже ванны и богатые постели. Пиры с музыкою отправлялись с утра до вечера, так что «посмотрев на это войско, – говорит один польский историк, – можно было подумать, что оно съехалось на свадьбу».

Примечание. Роскошь польских магнатов в домашнем быту особенно обнаруживалась в столе: на стол обыкновенно подавали четыре перемены, а каждую перемену составляли 50 и более блюд, как можно позатейливее изготовленных как по выбору материала, так и по способу изготовления: тут подавались чижи, воробьи, коноплянки, жаворонки, чечетки, кукушки, козьи хвосты, петушьи гребешки, бобровые хвосты, медвежьи лапы и т. п.

В Краковском академическом музее находится бердыш Хмельницкого, сделанный в это время в Замостье; он имеет на себе следующую замечательную надпись: «Под Замостьем я, Богдан Хмельницкий, с 80 тысячами казаков; и ляхам, и жидам, и попам (униатским попам и католическим ксендзам) – супостатам сим бердышом заиграю на их толстых шеях казака. Року 1648, месяца листопада (ноября) 11 дня». На другой стороне бердыша изображен архангел Михаил.

Замечательно, с кем бы русские государи ни вели войны – простой народ, чернь, той стороны, с кем велась война, всегда стоял на их стороне и льнул к ним. Это очевидно показывает, что русские государи сами глубоко проникнуты любовью к народу и демократическим духом.

Жена Яна-Казимира Ядвига хотела передать польский престол своему племяннику Генриху, французскому принцу, сыну Конде; но против этого восстал сенат, а особенно маршал и гетман коронный Любомирский, а это так оскорбило королеву, что она, помирившись с сеймом, уговорила сей последний лишить Любомирского чести и имения, как изменника отечества. Обиженный и раздраженный Любомирский собрал 12 000 войска и пошел войною против короля. Произошел целый ряд довольно крупных стычек, в которых остался победителем Любомирский, несмотря на то что имел вдвое менее войска.

При Яне-Казимире в 1652 г. вошло в обыкновение срывать сеймы. До 1652 г. на польских сеймах дела решались большинством голосов, хотя для формы в протоколах употреблялась фраза «по единогласному решению». Но в этом году на сейме в Варшаве пан Сицинский, депутат Упитского повета, первый употребил слово «не позвалям» (т. е. не соглашаемся с постановлением сейма) и этим приостановил определения сейма, или, как говорят поляки: «Разорвал сейм». Поступок Сицинского так понравился всем польским панам, что с тех пор слово «не позвалям» все более и более применялось на практике.

Говорят, что Сицинский, возвращаясь домой с сейма (дело было пред Рождеством Христовым), был убит громом. Тело его почему-то не разложилось, и до настоящего времени оно находится нетленным в Упитском костеле (Ковенской губ.), на хорах.

После Бучатского мира в Малороссии, по правую сторону Днепра, в качестве султанского наместника остался Дорошенко. Но положение его теперь было в высшей степени тяжелое и даже опасное: турки ему не доверяли, а христиане ненавидели его за союз с Турцией. Промучившись года четыре, Дорошенко вступил в переговоры с московским царем и просил его принять под «свою высокую руку» Малороссию правой стороны Днепра. Московский царь согласился на предложение Дорошенки, вызвал его в Москву и обласкал. Но Дорошенко уже не возвратился в Малороссию: его сделали воеводою, подарили село Ярополче (Волоколамского уезда) с 1000 дворами крестьян и поселили в нем. В Малороссии же русское правительство сделало гетманом обеих сторон Днепра (правой и левой) Самойловича. Между тем о действиях Дорошенки и русского правительства узнала Турция и объявила войну. Война эта продолжалась года три и известна под именем «Чигиринских походов». В 1681 г. в Бахчисарае (в Крыму) был заключен мир, по которому русские удержали за собою левую сторону Днепра, часть правой и Запорожье.

Примечание. После Самойловича русское правительство назначило малороссийским гетманом Ивана Мазепу. Последним казацким малороссийским гетманом был Разумовский. Екатерина Вторая в 1671 г. уничтожила отдельное управление Малороссии и отменила существовавшее там гетманское достоинство. Тогда же прекратила свое существование и известная Запорожская Сечь.

Всех православных епархий в Речи Посполитой в это время было пять: Львовская, Полоцкая, Перемышльская, Луцкая и Белорусская, но епископов было только три: Иосиф Шумлянский управлял Львовскою и Галицкою епар-хиею, Иннокентий Винницкий – Перемышльскою; в Луцкой же в это время не было епископа, последний ее епископ Гедеон Четвертинский избран был в киевские митрополиты; впоследствии эта епархия отдана была брату Шумлянского, когда сам Иосиф Шумлянский принял унию. Остается одна только отдаленная Белорусская епархия, в которой в эпоху Шумлянского действительно был епископ, но по своей старости и слабости он не казался опасным польскому правительству, а потому, когда велись переговоры с Шумлянским, о чем сейчас будет говориться, на него не было обращено никакого внимания. К этому нужно еще прибавить, что хотя Белорусская епархия и просуществовала до падения Речи Посполитой, но иерархи ее никогда не были руководителями дел православной церкви на всем пространстве Литовского государства.

Хотя польское правительство ввело унию в Речи Посполитой при Сигизмунде III, но тем не менее оно долго, по крайней мере до половины XVII в., не предпринимало ничего враждебного против православно-русской народности путем законодательных мер. Только с половины XVII в. или, лучше сказать, после заключения Андрусовского договора, польское правительство начало прибегать к этой системе, то есть издавать законоположения, направленные к стеснению православно-русской народности. Но при этом нужно еще заметить, что, издавая какое-нибудь законоположение против православных, польское правительство всегда выражало его, особенно на первых порах, темною формулировкою, замаскировывало какою-нибудь благовидною целию; но те, кому следовало понимать истинный смысл того или другого законоположения, направленного против православных, отлично понимали и знали, как действовать.

Первое сеймовое постановление, направленное против православных, относится еще к царствованию Яна-Казимира. Это первое законоположение издано было сейчас после Андрусовского мира; оно таково: «Духовенство религии греческой, пребывающей в единении, освобождается на вечные времена от всех воинских повинностей: постоя, выдачи провианта, добавочных квартирных взносов, дневок, подвод и всех вообще военных тягостей и взысканий» (Volumina Legum, т. IV, с. 474, и т. V, с. 300). То есть, освобождается от всех воинских повинностей только униатское духовенство, а не православное; православное же духовенство в отношении исполнения воинских повинностей сравнено было с крестьянами и мещанами. Но к этому еще нужно прибавить, что исполнение воинских обязанностей было в высшей степени тягостно, особенно если оно выражалось постоем войск. Вследствие полного отсутствия дисциплины в польском войске постой сопровождался бесчисленным множеством материальных и нравственных бедствий для народонаселения. Постой польских войск для хозяев был страшнее неприятельского нашествия.

За этим первым шагом польские сеймы все чаще и чаще стали издавать законоположения в том же неприязненном для православных духе; так, в конце 1667 г. (сейчас же после первого законоположения) в условия, ограничивающие власть короля, или в так называемые «Pacta conventa» внесена была статья такого рода: «Если произойдут несогласия между двумя разделившимися церквами греческой религии, то король обязан немедленно устранить эти несогласия, а также он обязан не раздавать имений и духовных должностей греческой веры людям недостойным». Несмотря на несколько темную формулировку статьи (она приведена здесь в сокращенном виде. Volumina Legum, т. V, с. 14 и 140; т. VI, с. 15), нетрудно догадаться, что под словами «устранять эти несогласия» разумелось водворение унии на счет православия, а под «лицами недостойными» – православное духовенство.

В 1668 г. сейм постановил следующий закон: «Отступники от католичества и унии не должны пользоваться покровительством сеймовых конституций (Volumina Legum, т. IV, с. 484). Под словами «отступники от католичества и унии» очевидно разумелись православные.

А что они перейдут в унию, польское правительство и не сомневалось, потому что оно, как мы видели, получило на его предмет категорическое обещание от Шумлянского.

Так действительно и думало польское правительство.

До сего времени православные подчинялись киевскому митрополиту, а киевский митрополит был в зависимости, со времени Андрусовского договора, от России.

Но те лица, которым нужно было приводить в исполнение подобного рода постановления, отлично знали, к кому они относятся, и никогда не ошибались.

Он объявлен был также и наместником киевского митрополита.

В царствование Яна Собесского фанатизм и буйство воспитанников Виленской иезуитской академии также давали себя чувствовать, но только, впрочем, не одним православным, тут доставалось и кальвинистам; так:

2 апреля 1682 г. рано утром толпа академической молодежи в сопровождении виленской католической черни, вооруженная топорами, молотками и бревнами в виде стенобитных орудий, отправилась за трокские ворота и без всякого повода и вызова начала осаду, а потом и штурм кальвинского збора (церкви). После взятия мирной крепости началось разрушение всех построек внутри стены, окружающей владения реформаторов; оно продолжалось два дня, пока все было сровнено с землею. Разрушен был не только самый збор и часовня на погосте, но и все здания как деревянные, так и каменные (между прочим и госпиталь), обращены в развалины; выброшены были из склепов гробы умерших, разграблены архивы и драгоценности. Когда кальвинисты обратились к ректору академии и в то же время к магистрату с просьбою остановить насилие, то ректор и префект отделались одним смехом, а магистрат, вместо того чтобы воспрепятствовать, еще поощрял к дальнейшим подвигам разбушевавшийся фанатизм. Как после обнаружилось, главнейшими и самыми горячими зачинщиками в сем деле были 13 иезуитских академических питомцев, а участниками – сам великий войт, два бургомистра, цехи, жиды, а также августинские и францисканские монахи. По этому делу начался было процесс, но он, по обыкновению, кончился ничем.

В следующем, 1683 г. жертвою нападения сделался православный Свято-Духовский монастырь. Героями погрома были опять же иезуитские студенты, которые, ворвавшись в монастырь, кощунствовали над образом Богоматери, били в колокола и совершали многие другие безобразия. Но на этот раз досталось и иезуитским питомцам, так как между ними оказались пострадавшие при нападении и раненые. Возник процесс, который поведен был так, что монахи же Духовского монастыря должны были просить прощения у пострадавших и пораненных студентов.

Униатскими были объявлены следующие православные епархии: Галицкая, Перемышльская, Луцкая и Львовская; епископов, принявших унию, оказалось четверо: сам Иосиф Шумлянский, Иннокентий Винницкий, Афанасий Шумлянский (брат первого) и Димитрий Жабокрыцкий. Остался верным православию один только белорусский епископ Сильвестр Четвертинский; правда, он был человек умный и стойкий, но не мог облегчить страданий православных: в это время Польша начала разлагаться, а потому порядка в ней не было никакого и правосудия решительно нельзя было найти.

Шумлянский, как мы видели, еще в 1681 г. принял унию, но до 1700 г. тщательно скрывал это.

Жабокрыцкий сначала был православным епископом и притом глубоко преданным православию, но потом изменил ему: в 1702 г. принял унию. Место Шумлянского он занимал всего год: в 1704 г., когда в Литву вступили русские войска в качестве союзников польского короля Августа II против Карла XII, Жабокрыцкий, боясь быть выданным Петру I, захватил свое имущество и, ограбивши Луцкий собор, бежал за границу. Два года спустя он возвратился было в Польшу, но был арестован и умер где-то в тюрьме.

В Польше и в Литовском государстве по смерти короля, во время междуцарствия, все суды обыкновенно закрывались и вместо них на сеймиках всех воеводств и поветов избирались особые судьи, числом до 15, которые решали все дела – уголовные и гражданские. Судьям этим еще предоставлено было право ловить и судить всякого нарушителя порядка и общественного спокойствия; право это называлось libera captura – дозволенная поимка, отчего и самый суд получил название каптурового. Суд этот уничтожен в 1768 г.

Подобные универсалы имел право издавать один только сейм под председательством короля. Но вследствие страшных беспорядков в Речи Посполитой правом этим иногда, под видом общего блага, пользовались незаконно многие богатые и сильные польские магнаты.

В Польше и Литве было в обычае, если какой-нибудь богатый пан выезжал из дому, то за ним обыкновенно тянулась и вся его свита. Свита у каждого была многочисленна и состояла из бездомной шляхты.

Поляки уступили шведам Лифляндию в 1660 г. 3 мая по Оливоданцигскому миру.

Петр I вступил в союз с Августом II и Христианом V потому, что хотел завоевать берега Балтийского моря и приблизить к ним Россию. На первых порах война была неудачна для союзников: Карл XII сначала разбил наголову Христиана V и принудил его отказаться от союза с Петром и Августом; потом поразил русских под Нарвою и затем обратился на Августа II; за ним Карл долго гонялся по Польше, взял Варшаву, Краков и лишил Августа престола.

Олькеники – местечко на берегах р. Меречи, в 56 верстах от Вильны; в нем был великолепный дворец польских королей.

Некоторые историки говорят, что причиною поражения Сапеги под Олькениками был виленский епископ Бржостовский. Они рассказывают, что епископ, прикинувшись другом гетмана, подбил Сапегу напасть на Огинского и Вишневецких, хотя хорошо знал, что у него вдвое меньше войска, чем у сих последних. Говорят также, что Бржостовский принимал деятельное участие в трагической смерти молодого Сапеги – и это очень может быть; в самом деле: все историки говорят, что молодой Сапега убит по настоянию Бялозора, но ведь Бялозор был виленский каноник, следовательно, подчиненный Бржостовскому, поэтому спрашивается, мог ли он действовать против молодого Сапеги без дозволения своего начальника, который тогда тут же находился? Молодой Сапега, по словам современников, был человек высоких качеств: благородный, ученый, храбрый, рыцарской честности; он все силы употреблял помирить отца с его врагами, но напрасно, и погиб он как герой.

Король в это время уже вернулся из-под г. Риги.

Шведы были разбиты потому, что у них было очень мало войска, тысячи две, а у Вишневецкого шесть.

Примечание. Гуммериельм – один из храбрейших шведских генералов и любимцев Карла XII. По привозе в Вильну поляки бросили его в тюрьму и думали там уморить голодом; но иезуиты вмешались в это дело: они выпросили Гуммериельма себе на попечение. Окружили его всеми удобствами и в продолжение всего плена были к нему в высшей степени предупредительны. Больше всех иезуитов оказывал свое расположение к пленному шведскому генералу иезуит отец Беренс. Об этом сделалось известно Карлу XII, который в благодарность послал Беренсу дорогой подарок. Гуммериельм пробыл в плену 20 месяцев. В 1703 г., в декабре, Гуммериельм был освобожден из плена; но при этом шведский король Карл XII пожелал видеть и отца иезуита Беренса и лично поблагодарить его. Во время аудиенции Карл спросил иезуита:

– Чем могу я отблагодарить вас, отец Беренс, за ваше великодушие?

– Если она возможна, то готов для вас, отец Беренс, ее исполнить, какая же?

– Позвольте, ваше величество, поселиться двум иезуитам хотя в Лапландии; они будут жить там на свой собственный счет, платить подати и никуда не выходить, а если кто из них решится оставить свое жилище, а тем более разъезжать по государству и учить детей, то вы можете того казнить смертию.

– Но что они там будут делать? – спросил удивленный король.

– Ничего, только жить и молиться Богу. Имея во всех странах света и во всех государствах своих монахов, мы хотели бы и в Швеции иметь хоть двух иезуитов.

Карл XII озадачен был этими словами, но, подумав немного, сказал:

– Нельзя, мы благодарим Бога, что раз уже избавились от иезуитов; однако же, отец Беренс, если вы сделаетесь папою и уверите нас, что эти два иезуита будут вести себя спокойно, в таком случае, может быть, мы примем их в свое государство.

– Это самый милостивый ответ, но вместе с тем и совершенный отказ в моей просьбе: ни один иезуит не будет папою.

– Потому что апостольская коллегия больше всего при избрании пап держится следующего правила: Петр! Не отдавай ключей Иисусу, потому что никогда обратно не получишь их, – ответил иезуит.

– Стало быть, и святая коллегия хорошо знает отцов иезуитов?

– Как же ей не знать нас, когда мы придаем апостольскому седалищу столько величия и могущества!

– Вот видите, отче, что и мы не хуже их знаем и по делам их, и по собственному опыту.

– Должен ли я, ваше величество, принять это за окончательное решение ваше?

Затем король протянул иезуиту руку и прибавил: «Удалитесь теперь и донесите о том Петру».

На пути он заехал в Полоцк и тут имел столкновение с униатскими монахами (базилианами). Дело вот в чем: прогуливаясь по городу, он зашел в один из униатских монастырей и увидел там в богато убранной ризе образ Иосафата Кунцевича; заинтересованный этим образом, Петр спросил: «Чье это изображение?» Стоявшие тут монахи ответили ему так: «Иосафата Кунцевича, архиепископа полоцкого, которого вы, схизматики, замучили в Витебске». Такой ответ сильно не понравился царю; он велел их схватить и предать казни: четырем из них отрубили головы, а пятого, который собственно и отвечал Петру, повесили. Последний монах, которого повесили, как оказалось потом, был страшный фанатик и много зла сделал православным. Этот поступок Петра в то время наделал большого шума в католическом мире; но Петр не обратил на это никакого внимания.

Пред этим в Литве ни одного шведа не было; они все удалились с Левенгауптом в Курляндию, когда узнали о прибытии в Вильну Петра I.

Примечание. В то время, когда Петр I был в Вильне, Карл XII жил в Польше, устраивая дело своего друга Станислава Лещинского или гоняясь за сторонниками Августа II.

Некоторые историки относят это постановление сейма к Любомирскому сейму, бывшему 13 июня 1716 г., а другие – к Равскому договору, бывшему в городе Раве, между съехавшимися разными конфедератами в 1716 г. 18 января. Но вообще нужно сказать, что события, бывшие в Речи Посполитой после возвращения в Польшу Августа II, у историков излагаются различно и притом, по большей части, спутанно и не в хронологическом порядке.

На защиту православных восстал было веленский посол Пиотровский, но против него поднялся почти весь сейм, и его немедленно выгнали вон из заседания.

Проект именно разумел тех знатных лиц православного исповедания, которые находились в собственно Литве и Белоруссии; что же касается Подолья, то там их уже почти не было: Шумлянский и его компания всех обратили в унию.

Проект этот в первый раз напечатан был на немецком языке Францем Эккелем, в его сочинении «История польских государственных перемен и последней конституции» (сочин. в шести частях, 1803–1814). Затем он напечатан был в 1844 г. на польском языке в «Собрании исторических памятников Польши», № 81. Впоследствии копий этого проекта много найдено в разных архивах.

Некоторые писатели говорят, что проект этот не был представлен на Гродненском сейме, а на каком-то другом; но это не составляет сути дела; важность состоит в том, что этот проект существовал и притом появление его относится именно к этому году, то есть 1718 г.

На этом сейме по большей части ссорились и дрались депутаты Литвы с депутатами собственно Польши, так как первые не признавали законности сего сейма, потому что он собран был не в Гродне, как следовало бы, судя по очереди.

Примечание. Последнее постановление направлено было против той статьи договора, бывшего между Россиею и Польшею в 1686 г., по которой православным предоставлялось право обращаться за покровительством к русским представителям при польском дворе.

Постановления эти отменены были только по настоянию Екатерины Великой, русской императрицы, в 1768 г. Volumena Legum. Т. VII. С. 256–272.

Станислав Лещинский после бегства своего из Польши в 1709 г. жил частным человеком в Страсбурге, а потом, когда выдал дочь свою за французского короля Людовика XV, в замке Шамбор.

В подлиннике слова Квяткевича представлены еще циничнее, чем мы их привели.

Русские войска призваны были сюда Чарторыйскими.

Для примера мы приведем проповедь, из тысячи подобных, сказанную в г. Могилеве одним ксендзом при обращении православных в католичество. В начале царствования в России императрицы Екатерины II белорусский епископ Георгий Конисский отправился в Москву, где в это время находилась Екатерина II; между тем об этом узнали соседние с Могилевом ксендзы; пользуясь отсутствием русского епископа, они целою толпою нахлынули сюда для обращения православных могилянцев в католичество. По требованию ксендзов-миссионеров местные волостные начальники (они все были католики) согнали в Могилев на площадь с окрестных селений более двух тысяч православных; явились ксендзы; роздали мужчинам деревянные латинские кресты, а женщинам какие-то особые венчики, которые, как уверяли проповедники, избавляют от всех болезней, а также от грома и молнии. Затем один из ксендзов, став на возвышение, начал громко доказывать превосходство римско-католической веры над греко-восточною: «Православные жители г. Могилева! Ваша вера не истинная и не богоугодная; если б она была истинная и угодная Богу, то служитель его апостол Павел написал бы к вам свое послание, а он этого не сделал, потому что ваша вера православная не угодна Богу, еретическая; к нам же святой Павел, к римлянам по вере, написал послание, – вот посмотрите сами (при этом проповедник развернул Новый Завет). Значит, наша вера римская истинная и святая. Дальше слушайте, православные! Что наша вера римская есть святая и истинная, то это видно, во-первых, из того, что она находится во всех землях и во всех государствах: во Франции, Испании, Австрии, Индии – под землею, а где же ваша еретическая? В этом только городе да в Москве; во-вторых, к нашей вере, как истинной и святой, принадлежат все знатные лица: король, сенаторы и разного рода великие и умные господа, а к вашей вере кто? Чернь, голь, нищие, все оборванцы. Правда, и в вашей вере прежде были знатные и богатые люди, но потом они сознали свои заблуждения и, бросивши вашу еретическую схизму, перешли в нашу святую и праведную веру. Посмотрите на святых, которые лежат у нас, посмотрите: у нас лежат мощи Николая Чудотворца, Василия Великого, Иоанна Златоустого, – почему они сделались святыми и у нас лежат? Потому что бросили свою схизму и от греков пришли к нам, а все это разве не доказывает, что наша римская вера есть святая и истинная! Вы, может быть, скажете мне, что и у православных есть святые, и я скажу, что есть, но спросите, когда они появились у них? Они появились тогда, когда еще православные принадлежали к унии, а как отпали от нее, так у них больше уже и святых не появлялось. А посмотрите, сколько у нас чудотворных икон: Пресвятая Богородица Бельницкая, Хвощевская, Ченстоховская, Жировицкая и другие, а почему это? Потому что Богородица знает, чья истинная и святая вера, тем и благоволит; а посмотрите, сколько чудес от этих икон – одному Богу известно!» Так говорил католический проповедник, бесстыдно кощунствуя и обманывая темных людей. Он лгал, говоря свою проповедь от имени Божия, лгал умышленно; впрочем, ложь допускается в римской церкви, лишь бы она оправдывалась целию; мы знаем, что папские буллы, которые касаются вопросов веры, а потому должны считаться непогрешимыми, очень часто противоречат одна другой; из истории видно, что папы, например, XVI в. считали истинным и непогрешимым, то папы XVIII в. отвергали, как ненужное и еретическое.

Об этом кощунстве рассказывается так: в местечке Мглееве кроме православной церкви была еще церковь и униатская; православные жители этого местечка, которых было гораздо более, чем униатов, стали требовать от священника этой церкви, чтобы он возвратился в православие, когда же священник отказал в этом, то все православные жители местечка порешили лишить его возможности совершать богослужение и треб по униатскому ритуалу, а для этой цели они, войдя в униатскую церковь, вынесли оттуда всю церковную утварь и спрятали ее в одном доме, в особо сделанном для сей цели ящике; оставалась на престоле одна только дарохранительница с запасными Св. Дарами; никто не хотел прикоснуться к ней; все считали это за грех; священника же налицо не было; потолковавши между собою, жители Мглеева, наконец, положили избрать из среды своей самого благочестивого человека и поручить ему снять с престола дарохранительницу и спрятать ее; выбор пал на Даниила Кушнера; Даниил подошел к престолу, сделал три земных поклона и, обернувши руки в церковную завесу, благоговейно снял дарохранительницу с престола и поставил в особый сундук. Это и было то преступление, за которое Мокрыцкий и Воронин и потребовали его на суд.

Матренинский Троицкий монастырь находился в матренинских лесах, недалеко от местечка Жаботина, окруженный крепким земляным валом. Время основания его хорошо неизвестно; известно только то, что с половины XVI в. в этом монастыре с благословения киевского митрополита Ионы стало совершаться богослужение. Сначала этот монастырь находился в зависимости от польских панов Яблонских, а потом князей Любомирских. Монастырь этот был довольно многолюдный: в половине XVIII в. в нем считалось около 80 монахов. В 1753 г. настоятелем его был избран иеромонах Мельхиседек Яворский, человек умный, в высшей степени энергичный и в то же время высокого благочестия; с этого времени и монастырь сей делается известным и получает значение; сам же Мельхиседек Яворский приобретает место в литовской истории между замечательными лицами сего государства потому, что первый стал внушать униатам снова вернуться в лоно православной церкви; по сему случаю как сам он не раз ходил к униатам, так и посылал туда свою братию; результатом этих хождений было то, что в шестидесятых годах XVIII в. более двадцати униатских приходов обратились в православие и просили переяславльского епископа Гервасия прислать к ним православных священников. Когда же об этом дошло до сведения высшего униатского начальства, то оно пришло в ужас и немедленно дало знать папскому нунцию и польскому правительству; вслед за этим началось преследование матренинских монахов и их настоятеля; по этому поводу Мельхиседек отправился в Петербург просить защиты у императрицы Екатерины II. Императрица приняла его очень ласково и отправила в Варшаву к Репнину с тем, чтобы они вдвоем обратились к королю от ее имени с просьбою защитить монахов матренинского монастыря. Король исполнил просьбу императрицы: он дал Мельхиседеку грамоту, в которой от имени короля угрожалось строгим наказанием всем тем, кто бы решился нанести оскорбление не только монахам матренинского монастыря, но и православным, жившим в Малороссии по правую сторону Днепра. Вернувшись домой, Мельхиседек прежде всего обнародовал данную ему грамоту; вследствие этого началось сильное движение между малороссийскими униатами: униаты, сознавая, что теперь никто не смеет тронуть лиц, исповедующих православие, стали тысячами возвращаться к покинутой ими вере отцов. Узнал об этом Воронин; он решился, так или иначе, схватить Мельхиседека, и действительно схватил, когда тот возвращался из Переяславля от Гервасия. Мельхиседека одели в униатскую одежду и, подгоняя кнутом, отправили к Мокрыцкому, причем всю дорогу пели ему: «Радуйся царю схизматиков». Мокрыцкий предал его разнообразным мучениям, но благодаря купцам и одному жиду Мельхиседек был возвращен в монастырь.

Восстание это в истории известно под именем Колиевщины. Железняк был казак зажиточный: в Запорожье он имел собственный хутор, из которого он часто уезжал куда-то и привозил с собою, при возвращении домой, много добычи. Говорят, что Железняка подбил на восстание матренинский игумен Мельхиседек, у которого он часто и подолгу жил; но едва ли это правда.

В эту местность Железняк прибыл потому, что в ней более других преследовали православных, тут же свирепствовали недавно Мокрыцкий и Воронин.

Война России с Турцией началась по следующему поводу: один из русских отрядов, принадлежавших к армии Кречетникова, под начальством атамана Шило, преследуя конфедератов, нечаянно сжег турецкое местечко Балту; султан на первых порах на это не обратил внимания, но в Турцию прибыли агенты Красинского и Пуловского, которые вместе с французским послом дело сожжения Балты представили ему в таком искаженном виде, что он объявил России войну.

Во время битвы шкатулка эта находилась в руках друга Огинского, ксендза Вязевича. Когда кончилась битва, то Огинский так был ошеломлен ею, что тогда же с поля битвы бежал в Париж; этим поспешным бегством и объясняется, что он не успел взять своей шкатулки. Из бумаг, бывших в шкатулке, между прочим, узнано было, что виленский епископ князь Масальский находился в самых близких сношениях с Огинским. Тотчас послано было в Вильну несколько офицеров с отрядом арестовать епископа; но тот еще до прибытия их, узнавши о поражении Огинского и догадавшись, что его сношения с конфедератами сделаются известными, также бежал в Париж. В доме его русские нашли много заготовленного для конфедератов платья и оружия.

Впоследствии Псковская губерния переименована была в Полоцкую, а в 1796 г. Полоцкая и Могилевская губернии получили общее название Белорусской губ., с подчинением в управлении Пассеку в качестве генерал-губернатора.

Римская курия очень часто заставляла католиков принимать унию (по большей части наружно) и получать высшие униатские должности, с тем чтобы удобнее и незаметнее обращать униатов в католичество; с такою целию и Смогоржевский перешел в унию (он воспитан был в католичестве) и сделан полоцким униатским епископом.

В 1772 г. папа Климент XIV, как известно, объявил иезуитский орден упраздненным; пользуясь этим, поляки по всей Речи Посполитой стали отнимать у них имения, школы и т. п. Между тем Екатерина II в Белоруссии обходилась с ними ласково; она поручила им даже и воспитание юношества. Поэтому иезуиты не возлюбили Польши, а вместе и Смогоржевского, вследствие этого они постарались разрушить и его польско-шляхетский план в Белоруссии.

Когда Польша после первого раздела начала заниматься преобразованием и улучшением своим, то в ней еще нашлись некоторые лица, которые желали облегчить положение крестьян, таковыми, между прочим, были Сташиц и граф Замойский; последний в 1776 г. представил сейму в Варшаве проект об улучшении положения крестьян; но лишь только он был прочитан, как, по словам польского историка Лелевеля, «старосты, воеводы, гетманы, генералы, маршалы, папский нунций – все восстали против этого проекта и самого Замойского объявили изменником отечества, а проект его заслуживающим публичного сожжения. А чего собственно хотел Замойский? Сгладить несколько резкие различия между крестьянским сословием и дворянским; облегчить положение крестьян, уменьшить подати, дать им право пред судом защищать свои интересы, получать первоначальное образование, вот и все.

Примечание. Если кто желает познакомиться хотя немного с положением крестьян в Польше в XVIII в., то мы рекомендуем прочитать предисловие к II т. VI части Архива юго-западной России проф. В.Б. Антоновича «Исследование о крестьянах в юго-западной России».

А как вообще образованные люди конца XVIII в. смотрели на внутреннее состояние Польши того времени, то это можно видеть из сочинения французского аббата Мабли «О правительстве и законах Польши» 1793 г.

Главными действующими лицами в деле провозглашения «конституции 3 мая» были Сапега, Молоховский, Игнатий Потоцкий и Колонтай.

В 1796 г. последние две губернии были переименованы в губернии Подольскую и Волынскую.

Фаддей Костюшко был храбрый литвин, с редкими качествами ума и сердца. Начиная борьбу с соседями, он первый во всей польской истории вздумал поднять на защиту отечества простой народ, то есть городское и сельское население. Но оказалось, что это невозможно: польский народ, находясь почти пятьсот лет в рабстве у шляхты и коснея в невежестве столько же времени, решительно не имел понятия о патриотизме, чувство это ему было совсем недоступно; поэтому он, на воззвание Костюшки, когда тот обратился к нему с ним, не отозвался. Правда, в его войске было несколько крестьян, но они попали сюда не по личному желанию, а паны пригнали.

Главным помощником всех распоряжений Тучкова был фельдфебель Подвойский (впоследствии подполковник). Он день и ночь следил за всем, что происходит в городе, и о каждом подозрительном поступке поляков доносил Тучкову.

Впоследствии Россия по Тильзитскому миру, бывшему в 1807 г. с Наполеоном I, получила Белостокскую область; а из тех частей Польши, которые находились под властью Пруссии, тогда же Наполеон I образовал Варшавское герцогство, которое потом, как увидим ниже, в 1815 г. на Венском конгрессе перешло к России, за исключением некоторых областей, в том числе и Кракова; Краков сделан был вольным городом.

Первая открыта была для губерний Минской и Литовской; в этой епархии епископом назначен был некто Арсений Глоневский; вторая открыта была для губерний Волынской и Подольской; в этой епархии определен был епископом Станислав Левинский.

Император Павел I почему-то считал униатскую церковь ближе стоящею к римско-католической церкви, чем к православной.

Образованные поляки в настоящее время то же самое говорят, что и мы говорим.

Чарторыйский состоял в этой должности 20 лет; в то же время он был и товарищем министра иностранных дел.

Пиары (католические монахи) вызваны были в Литву в 1722 г. виленским епископом Бржостовским.

Чацкий писал о происхождении литовцев, польском законодательстве и о польско-литовских монетах.

По Тильзитскому миру, в котором участвовал и Александр I в качестве, бывшего перед этим, союзника Пруссии против Наполеона I, Россия получила, как мы уже выше заметили, Белостокскую область.

Когда Наполеон I объявил России войну, то император Александр I в половине апреля 1812 г. прибыл в Литву для осмотра своей армии, которая в это время, под начальством Барклая и Багратиона, находилась около Немана. Император остановился в г. Вильне и прожил в ней до 24 июня, а затем уехал в С.-Петербург. О последних днях пребывания Александра I в литовской столице Вильне, между прочим, рассказывают следующее. В половине июня императору донесли, что Наполеон I со всеми своими силами направляется к Неману; император распорядился, чтобы русская армия отошла к Свенцянам; когда это было исполнено, то он хотел уже и сам выехать из Вильны, но общество на прощанье предложило ему бал. Бал предположено было устроить в загородном доме генерала Бенигсена, в Закрете. Но так как в доме Бенигсена, в котором предполагался бал, не было обширной залы для танцев, то хозяин порешил около самого дома выстроить особую залу для этого предмета. Постройку этой залы он поручил профессору университета Шульцу. Шульц построил ее очень плохо в отношении прочности, о чем ему и говорили, но он почему-то не обратил на это никакого внимания. Накануне бала, когда рабочие ушли обедать, потолок залы обрушился. Шульц скрылся; на берегу р. Вилии нашли его пальто и шляпу; говорят, что он утонул, но тела не нашли; вероятно, эти вещи брошены на берегу для отвода глаз: он бежал за границу. Император не устрашился этого случая и заявил Бенигсену, чтобы бал непременно был в назначенный день. 24 июня, в 9 часов вечера, в присутствии государя императора и его блестящей свиты бал был открыт. Но государь недолго оставался на нем: получивши известие, что Наполеон I в этот день перешел Неман и направляется к Вильне, в 12 часов ночи оставил собрание и отправился к войскам. 25 июня Александр совсем выехал из Литвы и приказал отступить и войскам своим. 27 июня, это было в среду, Вильну заняли войска французского императора. Около вечера того же числа в Вильну прибыл и сам Наполеон I. При въезде его в город на возвышенности Погулянки его встретил магистрат, который поднес ему ключи от цитадели. Наполеон I долго и милостиво разговаривал с представителями города. Отпустивши их, французский император сел на лошадь и отправился осматривать город. Сначала он объехал западную часть города, а потом южную и юго-западную и затем по крутой тропинке въехал на Замковую гору, откуда Наполеон I долго любовался как самим городом, так и его окрестностями. Император был в мундире конных егерей, со звездою на груди, маленьким крестиком Почетного легиона на шее и в треугольной шляпе, надвинутой почти на самые брови. Спустившись с горы, Наполеон I отправился во дворец и занял те самые комнаты, в которых останавливался Александр I.

29-го числа, в праздник святых апостолов Петра и Павла, Наполеон принимал католическое духовенство и дворян, 30 июня профессоров университета.

Первого июля Наполеон I обнародовал декрет об управлении областей бывшего Литовского государства. Управление составлено было из пяти человек и одного секретаря. Губернии Виленская, Минская и Гродненская, а также вновь присоединенная к России Белостокская область объявлены были департаментами, под управлением особых комиссий и подпрефектов. В Вильне учрежден муниципальный совет под начальством мэра и 4 адъюнктов. Генерал-губернатором назначен был граф Гогендорф. 16 июля Наполеон I оставил Вильну и отправился к Свенцянам.

Спустя четыре месяца французская армия возвращалась назад по той же дороге, но далеко не в том же виде. После известной переправы чрез Березину Наполеон бросил несчастные свои войска Мюрату, а сам с двумя любимцами, Коленкуром и Дюроком, 23 ноября, при 28 градусах мороза, помчался в простых санях из м. Сморгони в Ковну; в Вильне он только переменил лошадей. Несчастные толпы окоченевших воинов великой армии брели полуживые к Вильне, преследуемые русскими войсками. При переходе от Сморгони до Вильны их погибло, говорят, более 20 000 человек; остальные, числом около 60 000, с отчаяния бросились в Вильне на магазины, госпитали и даже частные дома, утоляя голод чем попало. Появились страшные болезни. Более 15 000 больных и изнеможенных французов боролись со смертию в Вильне. Остальные пошли по дороге в Ковну.

Одним из корпусов наполеоновской армии под Лейпцигом командовал Понятовский. В этой битве он получил три раны, а когда войско Наполеона стало отступать, то при этом отступлении Понятовский, переправляясь чрез р. Ольстер, получил новую рану и утонул в этой реке.

Присоединение к России Варшавского герцогства произошло вследствие усиленной просьбы Адамом Чарторыйским русского императора.

Когда сделалось известным, что государь думает дать Польше либеральную конституцию, то многие из русских и иностранных дипломатов отсоветовали Александру I это делать на том основании, что поляки не в состоянии будут пользоваться ею. Так, между прочим, прусский министр Штейн, глубокий политик, в своей докладной записке государю по сему предмету, между прочим, писал: «Дать конституцию полякам опасно: эта нация к сему не приготовлена и может сделаться опасною как для самих поляков, так и для соседей, и для России. Все начала, на которых зиждется конституция: чистота нравов, уважение к человечеству, холодный рассудок, – все учреждения, долженствующие лечь в основу конституции: среднее сословие, городское общественное учреждение полякам неизвестны.

Первое время по возвращении государя в Петербург ознаменовалось высылкою иезуитов из России.

Именной указ об изгнании иезуитов вышел 20 декабря 1815 г. Всех иезуитов в это время оказалось в России 334 человека. Сначала отцов этих перевезли в Полоцк, а отсюда отправили в Австрию, причем снабдили их теплою одеждою и деньгами: старшие члены получили по 50 червонцев на брата, а младшие по 25.

Иезуиты несколько раз пробирались в Россию и несколько раз их высылали из нее: в первый раз иезуиты высланы были из России при самозванцах, во второй – в 1688 г., в третий – при Петре Великом, в 1719 г. Последний раз иезуиты попали в Россию при Екатерине II, вследствие присоединения Белоруссии. При Павле I они, как мы уже говорили, забрались во дворец и имели большое влияние на императора. Один из отцов иезуитов, Гавриил Грубер, известный в кругу своих товарищей хитростию и пронырством, был даже другом Павла I. При императоре Александре I иезуиты благодаря наплыву в Россию французских эмигрантов и поляков, занявших видные места в администрации и в высшем обществе, получили еще большую силу. В начале царствования Александра I по милости иезуитов русский язык сделался как бы чужим, а православная вера упала на степень всякой иной веры. Сам князь Голицын, министр внутренних дел, был их послушным орудием. Полоцкая иезуитская коллегия возведена была в академию и отделена была от Виленского учебного округа. Ей подчинены были все иезуитские школы и таким образом в Западно-Русском крае было два учебных округа: Виленский и Полоцкий. Министр внутренних дел ходатайствовал о разрешении иезуитам обращать в католичество магометан и язычников. Новороссийский генерал-губернатор герцог Ришелье просил князя

Голицына прислать иезуитов для просвещения края. Сибирский генерал-губернатор Пестель желал их иметь для сношении с Китаем и для развития земледелия. В материальном отношении иезуиты были хорошо обеспечены: в Петербурге они имели дома и лавки, а в Белоруссии 13 000 крестьян. Но вскоре оказалось, что деятельность иезуитов везде имела вредные последствия, и те самые люди, которые были их покровителями, сознались в своем заблуждении. За благодеяния, оказанные иезуитам русскими, они испортили нравы воспитанников в своих школах; многих православных совратили в католичество и довели их до такого фанатизма, что те сделались страшными ненавистниками всего русского и православного. В числе совращенных в католичество оказались жена Ростопчина и племянник Голицына. Впоследствии выяснилось, что иезуиты крестьян своих подвергали жестоким мучениям, ограбили их до нитки и пустили всех по миру.

Лелевель был одним из замечательных профессоров университета; его обожали и студенты, и обыватели города Вильны. Но о нем мы скажем подробнее в своем месте.

Стражник имел палочку в руке, которою во время заседаний постукивал, если замечал, что члены общества шумели и не занимались делом.

Нужно заметить, что в это время среди виленского общества была сильно развита любовь к чтению и литературным занятиям, доказательством чего может служить то количество периодических изданий, какое выходило в Вильне, именно: «Магнетический журнал», «Виленский дневник», «Виленский курьер», «Виленский еженедельник» и, наконец, «Мостовые ведомости», о которых мы уже упоминали. Но замечательнее всего то, что от этих изданий получали пользу одни только типографии, так как ни редактор, ни сотрудники вследствие дешевизны издания вознаграждения не получали; все трудились даром.

Члены этого общества определенного устава не имели; они руководились отрывочными правилами; впоследствии эти отрывочные правила уложились в 15 систематических пунктов и были сделаны руководством для вновь возникшего общества, известного под именем «Общество друзей полезного». Общество это утверждено было даже ректором университета; но оно просуществовало недолго.

Филоматы недовольны были той системой воспитания, какая введена была Чарторыйским в школах Виленского учебного округа. Они считали эту систему слишком медлительною для их целей.

Цель этого, вновь образовавшагося, общества, по словам самих филоретов, была следующая: приучить товарищей к добродетели, труду, науке и любви к отечеству (т. е. Польше), а также развить между ними дружбу, уважение и готовность жертвовать всем один за другого. Очень может быть, что такого рода цель и была на первых порах у членов общества филоретов, но потом они изменили: по крайней мере, из захваченных у них бумаг во время арестования видно, что главная цель общества филоретов состояла в том, чтобы восстановить Польшу со всеми ее шляхетскими привилегиями и во всем прежнем блеске.

Примечание. Говоря о студенческих кружках, нельзя не упомянуть о том, что многие считают, что названия: «филоматы», «лучезарные» и «филореты» есть только разные клички одного и того же общества. Но это не совсем так: было три самостоятельных общества, хотя члены их могли принадлежать, как многие и на самом деле принадлежали, ко всем трем студенческим обществам. Филоматы – это было совершенно тайное общество; его внутренней жизни не знали многие даже из лучезарных и филоретов. Филоматы всегда были заправилами и распорядителями лучезарных и филоретов. Они в своих собраниях, как это видно было из оставшихся бумаг, совещались о том, как лучше поддержать порядок между лучезарными и филоретами. Филоматы также старались изучить дух и направление членов последних двух обществ. Общество филоретов было полутайное; участники сего общества обязывались только к сохранению некоторых внутренних сторон общества. Общество же лучезарных было явно, о нем знало и начальство университетское, и полиция.

Между прочим, как известно, Чарторыйский знал о всех виленских студенческих обществах и отлично понимал их направления и цели.

Общество Лукасинского, известное, как говорили выше, под именем «Патриотическое», раскрыто было русскому правительству одним отставным офицером Нагорским. Этот офицер в сентябре 1821 г. поступил в «Патриотическое общество» в качестве члена единственно с тою целию, чтобы выведать о всем относящемся к сему обществу и донести потом великому князю. Нагорский пробыл в обществе Лукасинского полтора года; в марте 1823 г. он выступил из него и, явившись к Константину Павловичу, все подробно рассказал ему; вследствие этого великий князь приказал арестовать членов сего общества; в числе арестованных был сам Лукасинский и его друзья: Шнейдер, Доброгойский, Добржицкий и Дзвонковский.

Переписка, которую вели студенты Виленского университета с членами «Патриотического общества» и которую нашли в бумагах сего последнего, по содержанию своему отличалась неясностию и неопределенностию: из этой переписки видно было только то, что ее вели какие-то студенты Виленского университета и что между ними существуют какие-то тайные общества с характером революционным.

Раскрытию Новосильцевым в Вильне тайных студенческих обществ и арестованию главных деятелей их много помог следующий случай. Когда приехал в Вильну Новосильцев (это было в июле), то к нему явился один молодой учитель, по имени Иосиф Масальский, с просьбою, чтобы тот отправил его на казенный счет в Варшаву, так как он, Масальский, думает явиться к великому князю и передать ему нечто важное и секретное. Новосильцеву подобного рода просьба показалась подозрительною, поэтому он приказал арестовать Масальского и подвергнуть обыску. При обыске нашли у него много бумаг компрометирующего свойства и, между прочим, письмо одного бывшего студента Янковского. Из этого письма Новосильцев ясно увидел, что между студентами существуют тайные общества и что сам Янковский состоит членом их. Тогда Новосильцев приказал арестовать Янковского и подвергнуть допросу. Янковский страшно перепугался и, боясь ответственности, все подробно открыл Новосильцеву о тайных студенческих обществах и их членах.

Впоследствии он был прощен, приехал в Петербург, прожил в нем некоторое время и затем уехал за границу.

С этого времени в Виленском университете началось чтение лекций по истории на русском языке.

Общество это известно было под именем «Союз благоденствия». Во главе его стояли полковник Вятского пехотного полка Пестель, подполковник Черниговского пехотного полка Сергей Муравьев-Апостол и отставной полковник Поджио.

Вместо него чрез три года открыт был в Киеве университет. В Вильне оставлены были медицинская академия и ветеринарное отделение.

В управлении униатская церковь Павлом I, как мы видели выше, подчинена была римско-католической коллегии, находившейся в С.-Петербурге.

Капитулом в католической и униатской церкви называется совет епископа, находящийся при каждой кафедре. Совет этот у униатов состоял из 12 протоиереев, из коих 6 старших и 6 младших.

Выше говорено было, что образование молодых людей, желавших поступить в униатские священники, передано было базилианам еще при митрополите Вильямине Рутском. А базилиане, зная хорошо, что коль скоро питомцы их уразумеют свои богослужебные книги и писания святых отцов, то поймут заблуждение, в которое были увлечены, и отшатнутся от него, решились держать их в крайнем невежестве. Поэтому все школы для духовного образования молодых людей были упразднены, как только монастыри перешли в руки базилиан; они же прибрали в свои руки богатые фундуши школ, открыв на них школы для светского образования. Для белого униатского духовенства не оставлено было ни одной семинарии, образование для него считалось ненужным. Вследствие этого в духовное звание поступали воспитанники базилиан, только механически обученные польской и славянской грамматике, или же молодые люди, не окончившие гимназии, предварительно прослужившие у пана «ради рекомендации», без которой архиереи, на основании права патронатства, не могли рукополагать.

Виленская семинария основана была Чарторыйским. Цель ее была двоякая: а) приготовить ученых ксендзов для края; б) олатинить и ополячить тех молодых униатов, которые предназначались к занятию высших духовных мест в униатской церкви. В семинарии курс продолжался 4 года. Тут преподавали следующие науки: толкование Священного Писания, богословие догматическое, нравственное, пастырское, церковная история, каноническое право, логика, красноречие, словесность латинская, польская и русская; языки: греческий, еврейский и французский, а также физика, естественная история. Начальство и профессора были все католики и поляки.

Примечание. Нелишним считаем привести слова архиепископа Антония Зубко, обучавшегося в этой семинарии в одно время с Семашкою, о направлении профессоров и студентов в семинарии в то время, а равным образом и об отношении их к России: «Между студентами университета и семинарии была тогда в самом разгаре мода на польский патриотизм, разжигаемый во всех школах, подведомственных университету. Главным начальником Виленского учебного округа, обнимавшего все западные губернии, был князь Адам Чарторыйский, желавший сделать Польшу более живучею по ее смерти, нежели какою она была при своей жизни. Основою развития молодежи, по его системе, было картинное изображение пред нею Польши, но не той, какою она была в действительности, а Польши идеальной, представляющей собою образец социального совершенства; поэтому с особою материнскою нежностию развивались пред молодыми людьми все исторические мелочи, в которых проглядывала хорошая сторона Польши и устранялось все, дававшее фактам их истинный безобразный вид. Затем всюду слышались возгласы любви к отечеству, под которым разумелась опять-таки Польша, но отнюдь не Россия. Россию называли Москвою, которая изображалась какою-то злою силою, мертвящею все живое и оледеняющею всякие чувствования. Подобными лекциями тем вернее достигалась цель, что весь смысл их часто заключался не в живом слове, а в намеках, ужимках, недомолвках, которыми давалось понять, что в недоговоренном-то и заключается вся сила ужасов. Для прочности же всех этих впечатлений, которые могли бы измениться под влиянием истины, приняты были все меры к устранению чтения русских книг».

Преосвященный Антоний, слова которого мы только что привели, был одним из главных деятелей при воссоединении униатов с православною церковью. Он умер в 1884 г. 12 февраля, сейчас после пятидесятилетнего своего юбилея в сане епископа. В последнее время он жил в Пожайском монастыре (Гродненской губ.) на покое. Преосвященный Антоний, вспоминая о преподавании в семинарии, между прочим, говорит, что профессора богословия на лекциях нередко говаривали, что православная церковь не признает Св. Троицы, «и я только, – прибавляет Антоний, – разубедился в этом по приезде в Петербург, когда пошел в Казанский собор и увидел образ Св. Троицы».

Современники, знавшие хорошо дела римско-католической коллегии, рассказывают, что когда Иосиф Семашко являлся в общее собрание членов коллегии (униатов и латинян), то заставлял меняться в лице всех представителей латинства, а когда выступал на защиту униатов по какому-либо делу, то приводил в смущение самых даровитых из них, потому что он был великого ума и отлично знал все законы.

При Павле I католикам разрешено было строить небольшие часовни среди русского населения, если только там было какое-нибудь место чем-нибудь замечательное в религиозном отношении для них. Но католическое духовенство очень часто злоупотребляло этим дозволением: нередко вместо часовни воздвигался целый костел, начиналось совершаться богослужение и затем пропаганда.

Эти два постановления, очевидно, направлены были против поступления в базилианский орден католиков и поляков. Выше уже говорено было, что папа с целию скорее олатинизировать униатское духовенство и мирян этого исповедания дозволил поступать в базилианские монастыри католикам-полякам; охотников на это находилось очень много, потому что базилиане получали огромные доходы, ни от кого не зависели и вдобавок им же раздавались самые высшие духовные должности в униатской церкви. Теперь же всему этому полагался конец.

Так, в это время чрез Варшаву пущено было в самые высшие правительственные сферы анонимное письмо, в котором распоряжение правительства о преобразовании униатской церкви и сокращении базилианских монастырей представлялось как следствие недостойной интриги белого униатского духовенства. Базилиане, между прочим, в этом письме выставлены были двигателями истины и просвещения и сравнены с иезуитами римской церкви, а это сравнение и погубило все дело: говорят, император, прочитавши это письмо, сказал: «Вот потому-то я уничтожу базилиан, что они похожи на иезуитов».

Положение белого униатского духовенства в это время в материальном отношении было самое печальное: на каждого, например, приходского священника с семейством приходилось в год около 25 руб. дохода, не более, тогда как на каждого члена базилианского ордена – около 500 руб.

Открытие Жировицкой духовной семинарии имело громадное значение в деле воссоединения. Воспитанники ее, поступая на приходы в качестве священно- и церковнослужителей, распространяли в народной массе взгляды своих преподавателей относительно сближения униатской церкви с православною и таким образом подготовляли ее к сему сближению.

Подбор преподавателей в этой новооткрытой семинарии был самый превосходный, именно: ректор семинарии, магистр богословия, протоиерей Антоний Зубко, впоследствии архиепископ, умер, как мы уже говорили, в 1884 г.; известен своим трактатом «О греко-униатской церкви в России». В семинарии он преподавал всеобщую и русскую историю. Инспектор, доктор богословия и церковного права, Михаил Голубович. Преподавал догматическое богословие. Впоследствии был минским архиепископом. Преподаватель Священного Писания, магистр богословия, священник Иоанн Желязовский. Преподаватель нравственного богословия, магистр богословия, священник Иосиф Елиашевич. Преподаватель догматического богословия, доктор богословия, протоиерей Плакида Янковский. Преподаватель церковной истории и французского языка, магистр богословия, священник Фома Малышевский. Преподаватель российской словесности, кандидат богословия, монах Феодосий Яржинский и др. Отличаясь глубокою ученостию и необыкновенным трудолюбием, все они в то же время искренно преданы были русскому правительству и делу преобразования униатской церкви в духе греко-восточного направления. По словам Антония Зубки, все преподаватели жили между собою в необыкновенном согласии и составляли как бы одну семью, которая трудилась и работала для блага униатов. «Здесь, – говорит Зубко, – в тиши, в уединении выработался и созрел независимо от латино-польских влияний взгляд на жизнь, на Россию, на Польшу, на православие, римский католицизм и унию, а затем чрез наших питомцев распространялся по всему краю; одним словом: здесь началось и созрело дело воссоединения».

Антоний Зубко и Василий Лужинский были главными помощниками Семашки в деле воссоединения униатов. Много также потрудился на пользу России и православия Иосифат Жарский. Жарский сначала был католиком, затем поступил в орден базилиан и был в нем протоархимандритом, а наконец принял православие и умер пинским епископом, не дождавшись, впрочем, всеобщего воссоединения униатов с православною церковью.

Из 700 настоятелей униатских церквей не хотели принять только 20 священников. Они думали, что им намереваются навязать какую-то новую религию; но когда объяснили им, что распоряжениями своими коллегия желает только возвратить униатскую церковь к той первобытной чистоте, которая была у нее до 1596 г., то есть пред введением унии, и которая искажена латинскими нововведениями, то и эти 20 человек подчинились распоряжениям своего начальства. Трое только остались непреклонными: двое из них вышли затем в светское звание, а третий подчинился, когда уже все приняли распоряжение коллегии. Но к сему нелишним считаем прибавить, что заграничная печать благодаря услужливости поляков число этих протестовавших 20 священников раздула до невероятных размеров, и все дело представлено было с самой черной стороны.

За исключением митрополита Булгака и Иосафата Жарского: они перед этим только что умерли.

В записке своей Иосиф Семашко для наглядности между прочим приложил таблицу, в которой в цифрах показал, сколько православных чиновников находится в губерниях Виленской и Гродненской и сколько не православных. Всех старших чиновников в вышеозначенных двух губерниях 723 человека; из них православных 140, немцев и татар около 70 и более 500 католиков.

Революционеры хотели было произвести народное восстание, но это им не удалось: народ, за весьма малым исключением, остался верен русскому правительству. Мало того, он еще в это мятежное время счел самым удобным случаем отомстить шляхте, поднявшей знамя бунта, за свое вековое рабство, а вследствие этого польский народ не только помогал русским войскам ловить мятежников, но очень часто сам лично над пойманными учинял жестокий самосуд.

Примечание. Русское правительство, желая еще более привлечь на свою сторону народ, между прочим, в начале 1864 г. издало в Литве следующий указ: а) все условия и все обязательства, заключенные между крестьянами и помещиками с мая 1863 г., считать недействительными; б) с этого времени крестьяне делаются свободными собственниками тех чиншевых (т. е. фундушевых с давнего времени) участков, которыми они владеют, и в) все денежные взносы, следуемые помещикам, доставлять прямо правительству.

У отца Михаила Николаевича было всех детей шесть человек: пять сыновей и одна дочь. Старший сын Александр, за участие в заговоре против правительства в 1824 г., был сослан в Сибирь, а по возвращении из нее получил место губернатора в Нижегородской губернии; умер сенатором. Второй – Николай (ум. 1866 г.); он отличался во многих сражениях, особенно при взятии Карса во время Восточной войны, за что получил название «Карский». Третий сын – это был Михаил Николаевич. Четвертый – Андрей Николаевич – путешественник и писатель; он, между прочим, написал «Историю русской церкви»; пятый – Николай Николаевич – карьеры не составил, но любил науки и особенно философию.

Михаил Николаевич заподозрен был в том заговоре, который составлен был в русском войске полковником Уфимского полка Павлом Пестелем.

Восстание в Северо-Западном крае прежде всего обнаружилось в Витебской губ., около г. Динабурга. В начале 1863 г. тамошние польские помещики составили заговор против русского правительства и образовали огромную шайку для борьбы с войсками. В марте месяце того же года шайка эта, под предводительством молодого поляка Плятера, приступила к открытым действиям: около г. Динабурга она напала на транспорт с оружием и ограбила его. Когда же об этом событии доведено было до сведения высших правительственных лиц Северо-Западного края, то высшие правительственные лица сего края по какой-то необъяснимой причине не обратили никакого внимания на динабургское событие. Но на него обратили внимание тамошние раскольники: они, увидавши, что лица, стоявшие во главе правления Северо-Западного края, не предпринимают никаких мер против мятежников, составили из нескольких сот человек ополчение и, вооружившись чем попало, бросились вдогонку за шайкою Плятера, нагнали ее, транспорт отбили, большую часть мятежников перебили, остальных взяли в плен, в том числе и Плятера, которого, сковавши по рукам и ногам, представили по начальству. Затем они бросились на тех помещиков, которые составляли заговор и формировали шайку; имения опустошили и разорили и многих самих панов-заговорщиков поймали и также, сковавши по рукам и ногам, представили по начальству. Но начальство, к удивлению, вместо того, чтобы поблагодарить раскольников за их любовь к отечеству и за их патриотизм, донесло в Петербург, что раскольники производят бунты в Витебской губернии и как разбойники нападают на имения помещиков, грабят их и разоряют; при этом жандармский окружной генерал-майор просил шефа жандармов прислать войска для усмирения раскольников, так как наличного войска для этого мало. Многие из высокопоставленных лиц в Петербурге, веря донесению начальства Северо-Западного края, обратились было к государю с просьбою о посылке туда войска; но министр внутренних дел Зеленый понял настоящее положение дел в Северо-Западном крае, и благодаря ему войско не было послано против раскольников; правда, спустя месяц после этого войско действительно послано было в Витебскую губ., под начальством генерала Долотовского, но только не против раскольников-патрио-тов, а против мятежников. Долотовский скоро усмирил мятежников.

О казни одного из ксендзов, именно Ишоры (его расстреляли), очевидец рассказывает так: «20 мая, в 10 ч. утра, сидя у себя дома, я был поражен отдаленным звуком барабана и военных рожков; звук этот все приближался, и с ним рос гул толпы. Все всполошились и бросились к окнам; по узкой Доминиканской улице (теперь Благовещенской) приближалась процессия: вели на казнь ксендза Ишору. Впереди ехали жандармы и казаки, далее окруженный солдатами бодро шел высокий молодой ксендз приятной наружности; рожки уныло играли; рядом с осужденным шел духовник, а за процессией и вокруг нее кипела необозримая толпа. Большая часть женщин была в черных платьях и громко рыдала. Никто не думал, что наше правительство решится на казнь, и сам Ишора, как после было известно, не думал этого, а потому и шел так бодро и смело; Ишора воображал, как и все поляки, что казнь будет примерная, то есть подведут его к позорному столбу, прочитают его вину, сделают холостые выстрелы и отпустят. Но когда раздался залп выстрелов и около столба глазам окружающих представился окровавленный труп Ишоры, то ужасу не было конца». Через два дня казнили другого ксендза, Земицкого.

Михаил Николаевич в своих записках сообщает, что манифест 19 февраля 1861 г. о прекращении крепостного права по слабости самого начальства во многих местах Северо-Западного края не был даже введен в действие. В некоторых местах крестьяне еще в 1863 г. отправляли помещикам барщинную повинность. Но нашлись в этом крае и такие места, где положение 19 февраля было превратно истолковано польскими помещиками крестьянам. При составлении уставных грамот у крестьян отняты были, говорит Михаил Николаевич, лучшие земли и обложены высокими оброками, превосходящими их средства; при этом крестьянам объявлялось, что в сем только и заключалась царская милость и что если они, крестьяне, пойдут в мятеж, то получат даром все земли и ничего не будут платить.

Галицкая резня была в Австрии, в Галиции. Там в 1848 г. польские помещики подняли бунт против австрийского правительства; они хотели освободиться от него. Когда донесли об этом австрийскому министру Меттерниху, то он сказал во всеуслышание: «Я усмирю бунтовщиков, не потеряв ни одного солдата и не истратив ни одного гульдена»; так и было: Меттерних подбил крестьян против помещиков, и те их перерезали; мятеж прекратился.

В феврале 1863 г. были вызваны в Вильну почти все помещики и мировые посредники для обсуждения положения крестьян и их отношения к помещикам, но вместо того они занялись, как впоследствии сделалось известным, установлением общего правила для мятежа; тогда же они постановили устроить и вышеозначенную манифестацию, то есть договорились все сообща подать в отставку.

Среди предводителей дворянства главными действующими лицами были двое: минский – Лаппа и гродненский – граф Старжинский. Первый после суда был отправлен в Пермскую губ. на поселение, а второй – в Бобруйскую крепость.

Примечание. Старжинский – один из главных мятежников польского восстания 1863 г. Он еще раньше этого, именно в сороковых годах, участвовал в политическом заговоре, за что сослан был в качестве рядового солдата на Кавказ. Но в 1856 г. был помилован. С 1861 г. состоял исправляющим должность предводителя дворянства в г. Гродне. Будучи от природы человеком умным, хитрым и ловким, он сумел войти в доверие многим высокопоставленным лицам в Петербурге, например министру внутренних дел и шефу жандармов. При посредстве сих двух высокопоставленных лиц граф Старжинский представил русскому правительству проект, в котором доказывал, что необходимо отделить Литву от России и соединить ее с царством Польским, так как, по его словам, этим самым только и возможно будет прекратить волнение в Литве и расположить к себе поляков. Старжинский был даже представлен государю и читал ему свой проект. В 1862 г. он сопровождал государя в Москву и там, имея доступ к нему, постоянно при разговоре старался доказать, что смирить поляков можно только кротостию и уступчивостию, а также восстановлением границ Польши в пределах 1772 г.

Такое внимание русских властей к Старжинскому настолько сделало его гордым и заносчивым, что он, прибывши в Гродну, не хотел и знать генерал-губернатора. С возвращением из Москвы Старжинский сделался оракулом всей польской интеллигенции Северо-Западного края; все они на него смотрели, как на будущего избавителя их от «москалей». Когда же вспыхнул мятеж, то Старжинский стал действовать решительнее: он написал в Петербург два дерзких письма. В этих письмах он обвинял правительство в допущении будто бы демократических начал и в вооружении крестьян против помещиков, а также в принятии строгих мер против поляков и гонении в Северо-Западном крае всего польского, причем заявлял, что вследствие всего этого он, Старжинский, не считает себя обязанным служить правительству в качестве предводителя дворянства и слагает с себя сие звание. Вместе с этим он сообщил о сем и всем уездным предводителям дворянства Гродненской губернии, чтобы и они последовали его примеру, что действительно те и сделали.

Получив отставку и проживая в Гродне, Старжинский всею душою предался мятежу. Генерал же Назимов, находя пребывание его в Гродне вредным для края, просил министра внутренних дел подвергнуть его аресту или выслать куда-нибудь. Но ответа не успел получить: приехал Муравьев. Муравьев же по прибытии своем в Вильну немедленно приказал арестовать Старжинского и передать военному суду, который и приговорил графа к каторжным работам, но в Петербурге ему смягчили наказание: заключили в Бобруйскую крепость.

Чтобы парализовать вредное влияние католического духовенства на народ, Михаил Николаевич поручил его строгому наблюдению местных властей.

Члены благотворительного общества имели в городах Литвы и собственные дома будто бы для призрения бедных, а на самом деле там почти никто не жил. Они устроены были тоже для отвода глаз правительству.

В своих записках Михаил Николаевич весьма резко отзывается о многих деятелях того времени; он называет их космополитами, чуждыми любви к России. Некоторых из них он даже прямо обвиняет в содействии польским революционерам касательно избежания ими законной ответственности. Насколько это справедливо – мы, конечно, судить не можем, это дело будущего историка.

Имена лиц, как сочувствовавших, так и не сочувствовавших Муравьеву, упомянуты в его «Записках».

Первый сочувственный адрес вместе с иконою архангела Михаила Муравьев получил от московского митрополита Филарета. По словам самого Муравьева, адрес этот был дли него «небесным даром», потому что он сильно поддержал нравственно Михаила Николаевича в его трудной борьбе с крамолою.

Онлайн книга - Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке

Автор книги - Павел Брянцев