Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца - читать онлайн книгу. Автор: Джессика Фокс cтр.№ 83

Потеряв терпение, Мелвилл встал.

– Здесь пахнет хуже, чем от Квикега ^[68]. Вставай и посмотри судьбе в лицо. – Теряя терпение, он ткнул в меня концом трости. – Тебе в любом случае придется встать, чтобы взять трубку.

Я постепенно осознала, что откуда-то доносится жужжание, и, приподнявшись, увидела, что вибрирует лежащий на полу телефон. Я потянулась за ним. Юан держал слово и не звонил ни разу. Мы не разговаривали с тех самых пор, как я вернулась домой, и мое сердце уже перестало подпрыгивать при каждом звонке от мысли, что это может быть он.

Я взяла трубку.

– Алло? – Мой голос звучал хрипло и устало.

– Ты где, все в порядке? – раздался на другом конце провода низкий мужской голос с сильным бостонским акцентом. – Мы тебя уже целый час ждем. Ты забыла?

Щурясь, я взглянула на большие, покрывшиеся пылью электронные часы, стоявшие рядом на прикроватном столике, – я получила их в подарок на бат-мицву. Они показывали 14:30. Я на час опаздывала на встречу по поводу фильма.

Моя серебристая «тойота» с наклейкой НАСА на заднем стекле свернула на парковку перед зданием бывшей фабрики на окраине Бостона. В салоне все еще пахло Калифорнией – аромат кокосов вперемешку с запахом солнцезащитного крема. Я еще смутно помнила, какое наслаждение приносила новизна Лос-Анджелеса, какую радость дарила новая работа мечты, собственная квартира, возможность расправить крылья.

Не снимая солнечных очков, я с трудом волочила ноги, поднимаясь по широкой лестнице главного корпуса, и попивала холодный чай. Вот уж чего в Уигтауне было не найти, так это холодного чая. Меня всегда поражало, что британцы, которые так обожают чай, так и не додумались до летнего варианта этого напитка. Когда один из друзей Юана сказал мне, что это кощунство, я напомнила ему, что Pimm’s бывает летний и зимний. Чем чай хуже?

Я наслаждалась горьковатым вкусом, чувствуя во рту прохладную свежесть. Может быть, этот день вернет меня к жизни. Место, куда я приехала, представляло собой креативное пространство, где собирались местные художники, и меня повсюду окружали скульптуры, картины и расписанные красками стены. Я шла по коридору, стараясь впитывать эту творческую энергию. Мне было боязно вновь брать на себя роль режиссера. Я чувствовала, что потеряла форму и утратила собственный творческий голос, ведь я не обращалась к нему уже много месяцев.

Откуда-то доносились голоса и грохот. Я подошла к знакомой студии, что располагалась в конце коридора, и Уилл, мой близкий друг и на редкость талантливый человек, которого мне посчастливилось заманить на роль художника-аниматора, открыл дверь.

– Наконец-то! – Он дружески похлопал меня по плечу. – Рад тебя видеть, Фокс.

Анимационный фильм закончился, и Уилл, подняв взгляд от экрана компьютера, выжидательно посмотрел на меня.

– Просто блестяще. Мне очень понравилось, – сказала я, чуть не выронив из рук холодный чай.

Уилл поднял мои идеи на новый уровень, привнеся в каждый кадр толику чуткости и уникальности, – то, что получилось, превзошло все мои ожидания. Вышло превосходно, и я была убеждена, что даже мой продюсер останется доволен и я услышу от него массу комплиментов.

– Тебе правда понравилось? Я переживал. – Уилл откинулся на спинку стула, испытующе глядя на меня.

– Сценарий, конечно, ничего, – пошутила я, – но твоя анимация просто великолепна. Честно.

Я говорила от чистого сердца, но без какой-либо энергии в голосе, словно силы совсем меня покинули. Если бы нечто подобное случилось в прошлом, я была бы в таком восторге, что со стороны казалось бы, что я пьяна. Сейчас, когда меня должно было распирать от энтузиазма, я чувствовала лишь легкий всплеск радости. Почему ничто меня не вдохновляло? Ведь я всегда мечтала об одном – снимать кино. И вот теперь, когда я занимаюсь любимым делом, я должна чувствовать себя как человек, которому несказанно повезло. Жалость к себе взяла верх, и из глаз брызнули слезы. Я чувствовала опустошенность.

– Этот проект точно так же принадлежит тебе, как и мне, – сказала я и нацепила солнечные очки. – Лучше и быть не может.

Я была довольна получившимся фильмом, но отнюдь не самой собой.

– Что ж, хорошо, я рад. – Уилл потер руки. – Никто еще не делал подобной анимации. Мы станем первопроходцами. – Он протянул мне сценарий. – За работу! Кстати, надолго ты к нам?

– Думаю, что навсегда, – ответила я, не поднимая глаз.

Уилл ничего не сказал. Он мягко положил руку мне на плечо, пока мы ждали, когда на экране загрузится новый фрагмент.

Дни складывались в недели, и я стала привыкать к своему новому распорядку, который напоминал жизнь молодого профессионального зомби, – спать, спать, работать. Спать, спать, заставить себя вылезти из кровати, чтобы встретиться с друзьями. Спать, спать, избегать родителей. Отказываться от еды. Спать.

Я творила, как выразился Мелвилл, но при этом отчаянно нуждалась в эпидуральной анестезии. Каждое утро я словно в тумане наблюдала, как заставляю себя ехать в студию и по старой привычке снова пытаюсь что-то создавать. Я не работала. Я подвергала сомнению каждое принятое мною решение, не ощущала ни запала, ни бегущих по спине мурашек, ни связи с картиной, над которой мы работали. Да и вообще, мое желание творить, влиять на окружающий мир исчезло без следа.

Поскольку внутренний мир держит в руках зеркало, в котором отражается мир внешний, моя семья наблюдала, как я в буквальном смысле исчезаю у них на глазах. Еда мне претила, я потеряла половину своего веса – состояние тела служило наглядным доказательством призрачной пассивности угасающего духа.

Находиться в обществе друзей было еще тяжелее. С тех пор как я уехала, прошло немало времени, и, прямо как главный герой фильма «Полет навигатора», я и глазом не успела моргнуть, как вернулась, а мои друзья меж тем жили своей жизнью, занимались карьерой и строили отношения. Когда мы собирались поужинать у кого-нибудь в гостях, я – единственная одиночка среди молодых влюбленных пар – сидела, нацепив на лицо вежливую улыбку, и слушала, как они обсуждают фильмы, которых я не смотрела, политические новости, за которыми я не следила, и личные достижения, которые казались мне гораздо более значимыми, чем мои собственные. Внезапно оказалось, что друзья успели обзавестись квартирами, пенсионным обеспечением, медицинскими страховками и радужными планами об учебе в медакадемии, школе предпринимательства или о шикарной карьере, а я жила у родителей без гроша в кармане и даже думать боялась о будущем.

– Джессика, а ты чем занимаешься? – спросил меня симпатичный индиец, студент-медик, когда мы сидели в гостях у Коула.

Я бросила на Коула умоляющий взгляд.

– Джессика – режиссер, – сказал он. – Она какое-то время жила в Шотландии, но недавно вернулась в Бостон для съемок фильма. Ее жизнь будет поинтереснее, чем у любого из нас. – Коул был мне настоящим другом, даже рассказ о моем возвращении домой звучал из его уст как триумф. В его глазах я выглядела гораздо лучше, чем в своих собственных.