Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца - читать онлайн книгу. Автор: Джессика Фокс cтр.№ 81

Лишь раз я ответила на этот вопрос отрицательно. Это произошло, когда я жила в Нью-Йорке. Тогда я разочаровалась в своей работе и в этом городе, несмотря на то что мои друзья и родственники его обожали. Мне казалось, что все эти небоскребы вот-вот меня раздавят, я чувствовала себя потерянной, а возможность раствориться в толпе, которую дарило это место, не приносила никакой радости.

Однажды, в особенно жаркий летний день, я сидела в вагоне метро, страдая от духоты и уже успев насквозь пропотеть после интенсивного занятия йогой. Поезд тронулся почти сразу, но вскоре застрял в темном туннеле. Свет погас, двигатель замолк, и в полной тишине мы услышали объявление диспетчера о том, что в поезде найден подозрительный пакет. Пассажиры тут же начали перешептываться, что там наверняка бомба.

Тогда я задала себе тот самый вопрос. Довольна ли я тем, куда иду, куда двигаюсь по жизни? В голове раздался однозначный ответ: нет. От нахлынувшего ужаса перехватило дыхание. Я ехала покупать корм для кошки моего начальника – я была ассистенткой на съемках какого-то фильма, и работа эта оказалась совершенно бестолковой и ни капли не познавательной. В тот момент мне стало ясно: я недовольна тем, что делаю со своей жизнью. Устроившись на эту подработку, я выбрала проторенный путь в мир кинематографа, в надежде, что мало-помалу, переходя с одной никудышной работы на другую, смогу подобраться поближе к своей цели и стать режиссером. Почему я ждала, когда кто-нибудь даст мне разрешение делать то, что я хочу? Так можно было целую вечность ждать, пока кто-то подарит мне возможность проявить себя. Если бы эта работа позволяла узнавать что-то новое о кинематографе и о том мастерстве, которым я мечтала овладеть, в ней был бы хоть какой-то смысл, но все, чему я научилась, – это выбирать самый дешевый кошачий корм. Лишь на мне лежала ответственность за то, чему я научусь и как быстро вырасту в роли режиссера, и я себя подвела. Я побоялась вовремя пойти на риск. Не стала снимать фильмы, которые хотела снять, жила в городе, который был мне совсем не по душе. Я по ошибке свернула не туда и оказалась в параллельной вселенной. Я оказалась на месте той Джессики, что принимала неправильные решения, но была и другая Джессика – та, что шла своим путем.

В вагоне метро снова зажегся свет и послышался гул двигателя. По громкой связи прозвучали извинения. Оказалось, что в подозрительном пакете лежали покупки какой-то старушки. Поезд снова тронулся, но облегчения я не почувствовала – лишь невыносимое желание все изменить. Я сказала себе, что могу быть той Джессикой, что сама управляет своей судьбой, – это был лишь вопрос выбора. Поэтому я поехала домой и собрала вещи. Я позволила себе оставить четыре коробки, большую часть которых занимали книги, а остальные пожитки выставила на улицу. Потом предупредила начальство о своем скором уходе и при первой же возможности переехала обратно в Бостон, где решила начать работу над фильмом. Месяц спустя я снова задала себе тот же вопрос: «Если бы твоя жизнь оборвалась завтра, ты была бы довольна тем, куда движешься?» И ответом было преисполненное воодушевления «да».

Женщина в соседнем кресле прижалась к противоположному краю сиденья. Как я могла ее винить? Я тряслась, охваченная ужасом, и дергалась от малейшего толчка. Она, вероятно, подумала, что я чокнутая, и ее предположение было вполне обоснованным: по крайней мере, именно так я себя и чувствовала. Послышался звуковой сигнал, и знак «пристегните ремни» погас. Выдохнув, я расслабилась, откинулась на спинку кресла и постаралась не думать о пустоте разверзшегося подо мной небосвода и необозримых, кишащих акулами водных глубинах, что простирались под ним.

Я сама была во всем виновата. А значит, в моих силах было наделить возвращение домой смыслом. Я могла все изменить, как тогда, в Нью-Йорке. Я могла посвятить время работе над анимационным фильмом, побыть с Коулом, моими старыми друзьями и родными.

От одной мысли о родителях я залилась румянцем. В неразберихе последних двух дней, занятая бронированием билетов, сборами и отъездом, я ни разу даже не позвонила им, не написала ни строчки. Они понятия не имели, что я еду домой. Да и вообще, никто об этом не знал, одному Юану было известно, что прямо сейчас я вновь лечу на другой конец земного шара и всего пара часов отделяет меня от Бостона.

Таксист затормозил у пропускного пункта, чтобы оплатить дорожный сбор, а я сидела и неподвижно смотрела в окно. За стеклом, в котором виднелось мое призрачное отражение, опускались сумерки, окрасившие бостонский небосвод в яркие краски, словно фруктовый сорбет. В других обстоятельствах мое сердце встрепенулось бы при виде знакомых высоток, постепенно погружающихся в темноту, но теперь горечь и сожаление давили на меня все сильнее. Я бы отдала все на свете, лишь бы небоскреб Prudential Tower обернулся горой Кэрнсмор, а вместо стеклянной башни Джона Хэнкока синела гладь уигтаунской бухты.

Таксист опустил стекло, и салон наполнился запахом выхлопных газов. Он бросил горсть монет в автомат, и красный сигнал светофора сменился зеленым. Я нервно вертела в руке телефон. Еще немного, и я окажусь дома.

Такси въехало в темный туннель – было приятно чувствовать, как он окутывает меня, словно большой защитный кокон. Я закрыла глаза. Пустой экран. Никто не знает, что я здесь. Я могу делать все что угодно, я не скована бременем чужих ожиданий. Я ждала, что эта мысль наполнит меня будоражащим ощущением свободы и независимости, но вместо этого я почувствовала лишь свинцовую тяжесть, которая тянула меня вниз, словно якорь, брошенный на дно океана. Вжавшись в пропахшее сигаретным дымом сиденье такси, я мысленно перематывала вперед кинопленку своего внезапного возвращения.

Нетрудно представить, как встревожатся мои родители, если я окажусь на пороге их дома без всякого предупреждения. Мое неожиданное появление вызовет ненужные опасения, они начнут спрашивать, в чем дело, что случилось. Мне придется что-то говорить, чтобы унять их внезапное беспокойство, убеждать их, что со мной все в порядке. Меньше всего мне хотелось кому-либо что-либо объяснять да и вообще разговаривать.

Такси выехало из туннеля, и, моргая от радостных лучей вечернего солнца, я задумалась о том, не грозит ли мне клиническая депрессия. Я уже несколько дней ничего не ела и чувствовала себя счастливей всего, когда спала, когда мой разум отключался, освобождая меня от мыслей об Уигтауне и о Юане.

Я раскрыла телефон и набрала номер отца.