Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца - читать онлайн книгу. Автор: Джессика Фокс cтр.№ 69

– Не могу перестать улыбаться. Просто не верится, что ты здесь. – Я ласково сжала плечо Ив.

– Что ж, придется поверить. – Она отпила вина. – Кто знает, что еще тебя ждет?

Вскоре, к моей огромной радости, пришли и другие гости. Юан велел всем надеть маскарадные костюмы, назначив «американский» дресс-код. Кроме дочки наших соседей, которая оделась статуей Свободы, и Ив, которая нарядилась назойливой американской туристкой с ирландским акцентом, все пришли в костюмах толстяков. Среди гостей были и Лора с ее парнем – оба запихали за пояс штанов одеяла. Каллум щеголял огромным животом, роль которого исполняла подушка, под ее натиском пуговицы на его пиджаке грозили оторваться в любую секунду, а Юан спустился вниз в одном из моих платьев, в котором ему, судя по всему, было слишком уж комфортно и которое (с досадой отметила я про себя) на его бедрах сидело лучше, чем на моих собственных.

– Счастливой Хануки! – закричали гости, образуя хор из множества акцентов. Эта развеселая компания отчаянно напоминала мне американский цирк уродцев.

Пока все наслаждались сочной грудинкой и с любопытством ковыряли сладкое блюдо из лапши под названием «кугель», наступил ключевой момент ужина – приехали родители Юана. Дейрдре вошла на кухню, напевая «Хава нагила», а Генри принес менору, которую изготовил в собственной мастерской. Отыскав в интернете фотографию, он в точности скопировал изображенный на ней подсвечник, вырезав его из дерева так, что получилось восемь идеальных рожков.

Я тут же заменила коробку из-под яиц, которую неуклюже попыталась приспособить под менору, на его красивый резной подсвечник. Тот вечер стал идеальным лекарством от накатившей на меня после Рождества тоски по дому, и, глядя на пламя пылающих свечей, я вполуха слушала дружелюбную болтовню за столом и чувствовала, как ностальгия постепенно отступает. Внезапно мне стало ясно, что я могу назвать Уигтаун своим домом. Не потому, что мы праздновали Хануку, а потому, что благодаря этому празднику я поняла: несмотря на отличия в культуре и воспитании и на тот факт, что я, к несчастью, все делала «так по-американски» и к тому же приехала, судя по всему, из страны, где все страдали ожирением, – несмотря на все это, меня окружали настоящие друзья.

Шел январь, и, казалось, время застыло. В доме стало еще холоднее, чем раньше, и негде было укрыться от пробирающего до костей мороза. Иногда, проснувшись утром, я не могла удержаться от слез, стуча зубами и досадуя на невыносимую стужу, поскольку все попытки согреться были безуспешными. Я без конца подливала себе горячего чаю, самонадеянно полагая, что он не успеет остыть прежде, чем я выпью хотя бы полкружки.

Для нас с Юаном декабрь прошел хорошо, и я решила, что наши отношения стали набирать обороты. Настало время первого в моей жизни шотландского Нового года под названием Хогманай. К моему ужасу, никаких планов мы не строили и, несмотря на все мои попытки добиться обратного, никак не стали его отмечать. Я надеялась, что мы поедем в какое-нибудь романтичное место – в Эдинбург или Париж, но вместо этого мы остались сидеть в гостиной, как и в любой другой вечер, и смотреть телевизор рядом с пылающим камином. В прямом эфире показывали салют в Эдинбурге: толпы родственников, друзей и влюбленных парочек с удовольствием проводили время вместе. Издалека, откуда-то с улиц Уигтауна, доносились громкие хлопки – кто-то запускал настоящие фейерверки.

Я подумала о своих друзьях, о том, как они, должно быть, празднуют в Лос-Анджелесе или вовсю развлекаются, отмечая первую ночь нового года в Бостоне. Неужели Юан не понимает, сколь многим я жертвую, чтобы быть здесь, рядом с ним? Почему он не пытается меня увлечь или впечатлить? Я чувствовала себя одиноко в этой тихой гостиной, глядя, как он подливает себе вина, не испытывая ни малейшего желания сесть рядом со мной или завести разговор. Я то и дело замечала, как он мечтательно смотрит вдаль, словно уносясь мыслями в другие времена и пространства, и тогда мне становилось не по себе и я начинала волноваться, гадая, в какие думы он погружен. Мне было очень обидно, что мой первый шотландский Новый год оказался напрочь лишен романтики, и на протяжении последующих нескольких недель, когда в Уигтауне настали промозглые, стылые зимние деньки, мое настроение было под стать – таким же холодным и мрачным.

Мороз укрыл холмы Галлоуэя голубым хрустящим одеялом. Стекла окон затянулись льдом, а оставленные на улицах автомобили наполовину заледенели: с той стороны, куда на рассвете падали лучи солнца, по кузову стекали капли, а другой бок, тот, что всегда пребывал в тени, покрывался коркой льда. Работу над сценариями я забросила. Даже не пыталась найти работу. Визы у меня не было, а значит, не было и выбора. Чтобы зарабатывать или реализовывать амбиции, одних занятий йогой было мало. Родители волновались за меня, равно как и друзья. Они знали, что моей единственной страстью и целью в жизни был кинематограф, поэтому в изумлении наблюдали, как я раз за разом отказывалась от заказов, не желая покидать Уигтаун. Постепенно предложений работы становилось все меньше, а потом и этот тоненький ручеек иссяк.

Почти весь месяц вечерами Юан занимался починкой чего-нибудь в доме, вооружившись банкой пива и радиоприемником. Мы проводили время вместе, лишь когда я настаивала на том, чтобы ему помочь. В течение вечера, пока мы что-нибудь красили или отколупывали штукатурку, между нами как будто таял лед, и мы снова начинали наслаждаться обществом друг друга. В отношениях вновь возникало тепло и смех. В такие моменты для меня было загадкой, куда это все пропадает и почему недовольство и неприязнь проявляются между нами с такой легкостью.

Внутри меня нарастала паника, которая все чаще показывала свое лицо (а выглядела она совсем как я, разве что глаза чуть больше и чуть тревожнее), но я все равно продолжала идти напролом по своей непротоптанной тропе. В этом краю не было места детским амбициям, планам на будущее и картам, составленным исследователями прошлого. Я очутилась в первобытном лесу, где приходилось прислушиваться к собственным инстинктам, пытаясь разглядеть, что же ждет впереди, и полагаясь при этом на основы философии дзен, которая учит полностью концентрироваться лишь на сегодняшнем дне.

Быть может, я пыталась уверить себя в том, что в потерянности есть нечто сродни искусству. Однако правда заключалась в том, что мне не хотелось писать. Мне не хотелось снимать кино. Я не могла представить себе свое будущее за гранью текущей недели. Единственной моей страстью и движущей силой было желание жить в Шотландии и, по какой-то неведомой причине, быть рядом с Юаном, какие бы трудности ни переживали наши отношения. Всю веру в себя, все волшебство, позволявшее мне претворять в жизнь задуманное, я теперь направляла лишь на то, чтобы удержать на плаву мою мечту о Юане и Уигтауне.