Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 64

По крайней мере, в отношении одного пункта обвинений в трусости его можно оправдать. Нам приводят в качестве якобы очевидного свидетельства малодушия то, что Тэмуджин боялся собак ^[766]. Более здравое осмысление этой проблемы подсказывает, что в действительности он всего лишь проявлял благоразумие: монгольские собаки отличались особенной злостью и непредсказуемостью поведения. В данном случае можно сослаться на мнения очевидцев. «Монгольские собаки огромные, сильные и крайне опасные для чужаков; они нападают на вас, если вы даже сидите на лошади или верблюде; с ними невозможно справиться, если вы стоите на ногах» ^[767]. Или: «Громадные и тощие зверюги, лохматые, с дурным нравом и ужасно громким лаем, их надо опасаться и избегать» ^[768]. В степях все знали, что только круглый дурак может приблизиться к чужой юрте. В 1885 году такую ошибку в Монголии совершил один неосторожный казак, и его в клочья разорвали псы, размерами и внешним видом походившие на мастифов ^[769]. Без натяжек можно сделать следующий вывод об отваге Чингисхана: он был l'homme moyen ^[770]. Чрезвычайно осторожный и осмотрительный, он не считал нужным подвергать себя риску и лезть на рожон, как это делали Ричард Львиное Сердце (в итоге с фатальными последствиями) или Тамерлан. В конце концов, истинная отвага, возможно, и заключается не в том, чтобы следовать моментальным безумным и самоубийственным импульсам, а в рациональной оценке рисков и опасностей ^[771].

К числу очевидных негативных качеств следует отнести неблагодарность, патологическую подозрительность и паранойю, коварность, злобность и ревнивость. Примером самой черной неблагодарности служит его отношение к человеку, фактически спасшему его от верной гибели после ранения в шею ядовитой стрелой Джэбэ в сражении с тайджиутами в 1200 году. Джэлмэ сохранил ему жизнь, отсасывая кровь из раны и сплевывая ее на землю. Вместо благодарности Чингис грубо сказал: «Не мог ли ты сплевывать подальше?» Потом он еще заподозрил Джэлмэ в предательстве, когда тот ушел в лагерь тайджиутов, чтобы принести молока хану, измученному жаждой ^[772].

Чингисхан повел себя не самым лучшим образом, но это был далеко не единственный случай, когда он проявлял неблагодарность и параноидное недоверие к людям. Даже к родне он относился с недоверием, а иногда и со злобой, везде ему мерещились заговоры, подлинные или надуманные, он казнил не один десяток потенциальных претендентов на ханский престол и приходил в ярость от одной мысли, что кто-то наступает ему на пятки. Он чуть не казнил Хасара без суда и расследования, на основании лишь инсинуаций и наговоров шамана Теб-Тенгри ^[773]. Вследствие склонности к приступам бешенства он превратил пьяную драку с кланом джуркинов в полномасштабную межплеменную вражду ^[774]. Он подверг пыткам и чуть не убил очень способного и преданного Наяа, заподозрив в совершении прелюбодеяния со своей царицей Хулан ^[775]. Ясно, что задолго до сведения счетов с Джамухой он уже испытывал к нему недружественные чувства, завидуя, что анда обладает качествами, которых нет у него, в частности, пользуется репутацией человека цельного и искреннего, рыцаря sans peur et sans reproche ^[776], имеющего код чести и моральных принципов и строго его соблюдающего ^[777].

Чингисхан был совершенно непредсказуем в ярости. В двадцатых годах XIII века после покорения Трансоксианы он нанял местного лингвиста и писца для обмена посланиями с исламскими князьями Западной Азии. Джэбэ сообщил, что Мосул, персидский эмир, собирается напасть на Сирию, и великий хан повелел запретить персу это делать. Секретарь, возомнив себя дипломатом, перефразировал и отредактировал послание в персидском стиле, придав ему высокопарность и многоречивость и используя льстивую форму обращения, принятую в исламском сообществе. Когда письмо перевели на монгольский язык и прочитали Чингису, он рассвирепел. «Ты — предатель, — рявкнул он секретарю, который уже дрожал от страха. — Эмир Мосул, прочитав это, еще больше обнаглеет!» Чингисхан хлопнул в ладоши, вызвав стражу, и приказал казнить секретаря ^[778].

Вспышки ярости были тем более удивительны, что он не терпел проявления эмоций со стороны кого-либо. Сам он не стыдился несдержанности, но выпустил указ, повелевавший всем придворным контролировать свои чувства, запретив даже Джагатаю открыто скорбеть по поводу утраты сына. Истории известен лишь один случай, когда Чингисхан взял себя в руки — не ответил на замечание священника-мусульманина, упрекнувшего его в том, что он погубил столько жизней в исламском мире. Великий хан хотел сделать из этого человека фаворита, исходя из его прежних заявлений, но, услышав выговор, побагровел от гнева и бросил наземь лук и стрелы. Все, кто стоял рядом, были уверены, что Чингис прикажет казнить священника. Но, напрягшись, он смолчал, унял возмущение, готовое вот-вот взорваться, и лишь резко вышел. Придворные посоветовали незадачливому имаму поскорее удалиться и больше никогда не показываться на глаза хану ^[779].

Если ко всем этим деталям добавить бесцветное поведение Чингисхана на поле битвы, то мы получим довольное негативную картину. Из «Тайной истории» следует, что все сражения на пути к вершинам власти в Монголии Тэмуджин выиграл благодаря искусству своих полководцев либо в результате обыкновенного везения или предательства. Он потерпел поражение от Джамухи при Далан-Балджуте и выиграл битву в урочище Койтен только благодаря фортуне, когда конфедерация антиборджигинов распалась; разгромить меркитов ему помогли Джамуха и Тоорил; кереитов поверг Чаурхан; победа над найманами была одержана благодаря советам Додай-черби и усилиям Джэбэ, Хубилая, Джэлмэ и Субэдэя. Возникает вопрос: как этот посредственный полководец, неблагодарный и болезненно недоверчивый параноик, подверженный припадкам неконтролируемой ярости и не испытывавший добрых чувств даже к своим родичам, смог создать мировую империю? ^[780]