Гвен повернулась и уставилась на него. За годы совместной работы ему очень редко удавалось удивить ее.
«Неужели наш дорогой Андрэ – тоже человек? – подумала она. – Да нет! У меня, верно, размягчение мозгов». Вслух она сказала:
– Андрэ, сделай перерыв на медитацию до следующего собрания, хорошо? Вот молодец.
«Раньше, когда она оскорбляла меня, это всегда выглядело не более чем шутка, – грустно подумал Бэттлмонт, беспокоясь уже не об агентстве, а о самой Гвен. – Но теперь она пытается причинить мне боль. Моей Гвен нужна помощь. А я не знаю, что делать».
– Пора на медитацию, – напомнила Гвен. – Или можешь сходить в эмобар. Почему бы тебе не попробовать новое лекарство Интердормы? Это хорошо прочищает мозги!
– Я предпочитаю бодрствовать в наши последние часы вместе, – проговорил Бэттлмонт. Ему хотелось рыдать. Он встал, чем обратил на себя внимание, устремив на Гвен отчаянный взор. – Я чувствую, как будущее готовится напасть на нас, аки огромный зверь! – Андрэ повернулся к Гвен спиной и вышел через свою личную дверь.
– Интересно, что он, черт возьми, хотел этим сказать? – задумчиво пробормотала она.
– Это месяц святого Фрейда. Сейчас в моде предсказания и экстрасенсорное восприятие, что-то в этом роде, – пояснил Прим.
– Ну, разумеется. Я сама написала эту брошюру, – сказала Гвен и неожиданно для себя обнаружила, что обеспокоена уходом Бэттлмонта. «Он выглядел таким жалким, – подумала Гвен. – А вдруг эта маленькая шалость приведет к обратным результатам и его призовут в армию? Такое вполне может случиться. Лео и остальные душители это переживут. Но Андрэ… – Она мысленно пожала плечами. – Но теперь уже поздно давать задний ход».
Главы отделов начали протискиваться вдоль стола поближе к Гвен.
– Скажи, Гвен, а как насчет производства…
– Если нужно успеть к сроку, то мне потребуется больше…
– Нужно ли прекращать прочие…
– Заткнитесь! – взревела Гвен.
Все в потрясении замолчали. Она сладко улыбнулась.
– Я лично встречусь с каждым из вас, как только получу свежий запас жилеток, чтобы вы могли в них плакаться. Однако дело прежде всего. Проблема номер один: мы избавляемся от головной боли. А?
«Бедные придурки! – подумала Гвен. – Вы даже не подозреваете, как вы близки к катастрофе. Вы думаете, Гвен, как всегда, выйдет победителем. Но Гвен наплевать. Гвен уходит в отставку в сиянии славы! „Долиною смерти… отважные скачут шестьсот!”
[22] Или четыреста? Да какая разница! Война – это ад! Жаль только, что у меня нет ничего, кроме одной жизни, чтобы отдать ее за мое агентство. Дайте мне свободу или отдайте меня в ЖЕНКОС!»
– Собираешься взять этих вояк за горло, да? – спросил Лео Прим.
– Военная тактика, – ответила Гвен. – В живых никого не оставлять! Пленных не брать! Смерть Белым Глазам!
[23]
– А? – переспросил Прим.
– Займись-ка порученным тебе делом, – сказала Гвен.
– А-а… – Прим посмотрел на папку, оставленную Аулингом. – Адекаль на эту Большую Берту… Фильм про Финнистер. Хорошо. – Он покачал головой. – Знаешь, это дело может кончиться тем, что нам всем наступит полный звездец.
– Или еще хуже, – предостерегла Гвен.
Кто-то сказал:
– Ну уж это-то самое худшее, что я когда-либо видел. Призыв!
А Гвен подумала: «Ооох! Кто-то встревожен!»
– Самый ужасный звездец, – внезапно заявила она и вдруг просияла. – Это замечательно! Минутку, дорогие господа.
На мгновение все застыли на своих местах.
– Предлагаю обозначить это дело как Самый Ужасный Звездец, – сказала Гвен.
Сотрудники захихикали.
– Обратите внимание, – сказала Гвен, – что слово «звездец» родственно слову «звезды».
Смех.
– Пока что, – сказала Гвен, – нам приходилось иметь дело только с малым, средним и большим звездецом. Теперь же я представляю вашему вниманию С.У.З.! Похоже на звук, который издает человек, получивший под дых!
По комнате разнесся смех.
– А как насчет слова болваны? – спросил Прим. – Его тоже можно как-то использовать.
– Без Ограничений! – воскликнула Гвен. – Самый Ужасный Звездец Без Ограничений! – Она расхохоталась и едва не подавилась собственным смехом на грани истерики. «Черт побери, что со мной такое?» – подумала Гвен и свирепо глянула на Прима. – Пора за работу, ребята! Вы все будете прекрасно выглядеть в форме!
Смех перешел в нервные всхлипы.
– Ох уж эта Гвен!
Гвен срочно нужно было выбраться оттуда. Ее мучило что-то вроде морской болезни. Она начала пробираться вдоль стены. Из ее бунта пропала искра. Гвен казалось, что все эти люди дергают ее, отрывают от нее куски, которые она уже не сможет вернуть. Она рассвирепела. Ей хотелось пинаться, кусаться, царапаться. Вместо этого на лице ее застыла улыбка.
– Прошу прощения. Разрешите пройти? Извините. Спасибо. Прошу прощения.
А в ее сознание упорно вторгался образ Андрэ Бэттлмонта. «Такой жалкий маленький человечек. Такой… ну… милый. Черт возьми! Милый! Хоть и вызывает презрение».
Прошло двадцать пять календарных дней. Двадцать пять дней барахтанья в луже неразберихи. Стихия Гвен. Она с головой окунулась в решение проблемы. Важно было все сделать правильно. Салют в честь ее ухода. Подпись Гвен Эверест внизу страницы.
В агентство нахлынули технические военные эксперты. Эксперты по мобильности скафандра. Эксперты по защите. По барометрическим показателям. По искусственной атмосфере. По утилизации отходов. По субминиатюрным элементам питания. Слесарь. Эксперт по новому изменчивому пластику. (Его пришлось везти на самолете с Западного побережья.)
Плюс специалисты-модельеры, известные только Гвен.
Нелегко было проследить за тем, чтобы каждый военный эксперт имел дело только с тем, чего требовал его замкнутый технический мирок.
Наступил день Общих Результатов. То самое утро.
У Гвен была специальная комната площадью около двадцати квадратных футов, смежная с ее кабинетом. Она называла ее «моя комната устрашения». Здесь царил почти что стиль Людовика Пятнадцатого: непрочные стулья, шаткие столики, стеклянные подвески на светильниках, пастельных оттенков херувимы на стенных панелях.
У стульев был такой вид, словно они могли расплющиться под весом человека средних размеров. У каждого (за исключением похожего на трон кресла с мягкой обивкой, выдвигавшегося для Гвен из стенной панели) было наклоненное вперед сиденье. Сидящие на них люди постепенно соскальзывали, мягко и незаметно.