Но, с другой стороны, что он знал о женщинах?
«Вот извольте, этот список красавиц…», как исполнил бы моцартовский Дон Жуан, а списочек-то скудноват – раз-два и обчелся: один роман до Ливии, потом Ливия, потом двадцатилетняя девушка, имя которой даже вспоминать не хочется, и вот теперь Ракеле.
А Ингрид? Ну, Ингрид – особая статья, но в их отношениях демаркационная линия между дружбой и чем угодно иным и правда весьма тонка.
Женщин он за время своих расследований узнал, конечно, много, но это были знакомства при особых обстоятельствах, а женщины в таких случаях всегда старались казаться иными, чем они были на самом деле.
Официант принес салат, освеживший язык, нёбо и мысли.
– Хочешь виски?
– Почему бы и нет?
Заказали, им сразу принесли. Настало время поговорить о деле, беспокоившем Ракеле.
– Я принес журнал, но оставил его в машине, – начал Монтальбано.
– Какой журнал?
– С фотографиями лошадей Ло Дуки. Я тебе говорил по телефону.
– Ах да. И, кажется, я тебе сказала, что у моего коня было треугольное пятно на боку. Бедный Супер!
– А как случилось, что ты увлеклась лошадьми?
– Отец заразил своей страстью. Ты, конечно, не знаешь, но я была чемпионкой европейского уровня.
Монтальбано изумился:
– Серьезно?
– Да. Дважды выигрывала конкурс на Пьяцца ди Сиена в Риме, побеждала на скачках в Мадриде и Лоншане… Славные были времена. – Она смолкла.
Монтальбано решил играть в открытую:
– Почему ты так хотела со мной увидеться?
Она вздрогнула – не ожидала вопроса в лоб. Потом выпрямилась, и комиссар понял: перед ним снова та Ракеле, что была при первой встрече в участке.
– По двум причинам. Первая – сугубо личная.
– Расскажи.
– Поскольку после моего отъезда мы вряд ли увидимся, я хотела объяснить тебе мое поведение во Фьякке. Чтобы у тебя не осталось искаженного впечатления обо мне.
– Не надо ничего объяснять, – сказал Монтальбано, резко ощутив, как его вновь накрывает волной неловкости.
– Нет, надо. Ингрид – а она меня хорошо знает – должна была предупредить тебя, что я… Не знаю, как сказать…
– Если не знаешь, как сказать, то и не говори.
– Если мужчина мне нравится, по-настоящему, глубоко – а такое со мной нечасто случается, – то я не могу не… начать с ним с того, что для других женщин – финишный рубеж. Вот. Не знаю, насколько я…
– Ты отлично все объяснила.
– А потом – два варианта. Либо я и слышать не хочу об этом человеке, либо стараюсь как-то удержать его рядом с собой, в качестве друга, любовника… И когда я сказала, что ты мне понравился (кстати, Ингрид передала, что тебя это огорчило), я не имела в виду то, что между нами произошло. Я имела в виду то, каков ты, твои поступки… в общем, тебя как человека. Понимаю, моя фраза могла быть неправильно истолкована. Но я не ошиблась, раз ты подарил мне этот вечер. И закроем эту тему.
– А вторая причина?
– Она касается украденных лошадей. Но я передумала и теперь не знаю, стоит ли тебе об этом говорить.
– Почему нет?
– Ты сказал, что не ведешь это расследование. Не хочу вешать на тебя лишние проблемы.
– Тем не менее, если хочешь, расскажи.
– На днях я ездила с Шиши на конюшню, там мы застали ветеринара за осмотром лошадей.
– Как его зовут?
– Марио Анцалоне. Отличный врач.
– Не знаком. И что случилось?
– Ветеринар в разговоре с Ло Дукой заявил, что не может взять в толк, почему украли Руди, а не Лунного Луча – лошадь, на которой я выступала во Фьякке.
– Почему?
– Он сказал, что если в шайке был знаток, то он, несомненно, предпочел бы Лунного Луча, а не Руди: во-первых, потому что Лунный Луч гораздо лучше Руди, а во-вторых, потому что Руди болен и вряд ли поправится – он вообще-то предлагал его усыпить, не дожидаясь предсмертной агонии.
– А как реагировал Ло Дука, ты знаешь?
– Да. Ответил, что слишком привязался к Руди.
– Чем он болен?
– Вирусным артериитом: эта болезнь повреждает стенки артерий.
– То есть вышло так, будто воры влезли в шикарный автосалон и угнали дорогущее авто, прихватив заодно раздолбанную малолитражку.
– Вроде того.
– А болезнь заразна?
– Да. Кстати, по дороге в Монтелузу я устроила Шиши головомойку: «Как же так? Ты обещал заботиться о моем коне, а сам выделил ему стойло рядом с больной лошадью?»
– А прежде где ты его держала?
– Во Фьякке, у барона Пископо.
– И как оправдывался Ло Дука?
– Сказал, что его лошадь уже миновала заразную стадию болезни. И добавил, что, хотя, с учетом обстоятельств, это лишено смысла, я могу позвонить ветеринару и тот подтвердит его слова.
– То есть его лошадь умирала?
– Ну да.
– Так зачем было ее красть?
– Потому-то я и хотела с тобой увидеться. Я все думала над этим и пришла к выводу, который противоречит тому, что сказал тебе Шиши во Фьякке.
– А именно?
– Украсть и убить хотели только мою лошадь, но, поскольку Руди как две капли воды похож на Супера, они не поняли, которая из них моя, и увели обеих. Хотели опозорить Шиши, так и вышло.
Эта версия в участке уже звучала.
– Ты читал вчерашние газеты? – продолжила Ракеле.
– Нет.
– В «Коррьере делль Изола» напечатали большую статью о похищении наших лошадей. Но журналисты не знают, что моя была убита.
– Откуда же им знать?
– Ведь во Фьякке все видели, как я выступала на чужой лошади! Наверняка у людей возникли вопросы. Супер побеждал во многих соревнованиях, его отлично знали в мире конного спорта.
– На нем всегда ездила именно ты?
Ракеле странно усмехнулась:
– Если бы!
Потом, помолчав, спросила:
– Прости за любопытство: ты хоть раз бывал на настоящих скачках?
– Впервые – во Фьякке.
– А футбол тебе нравится?
– Когда играет национальная сборная, иногда смотрю. Но мне больше нравятся гонки «Формулы-1» – возможно потому, что я так толком и не научился водить машину.
– Ингрид сказала, ты много плаваешь.
– Да, но не ради спорта.
Они допили виски.
– Ло Дука справлялся в полицейском управлении Монтелузы о ходе расследования?