Пляска Бледных. Акт 1: Дочь Зла - читать онлайн книгу. Автор: Герр Фарамант cтр.№ 33

Потом она читала биографии творцов других эпох и в итоге пришла к мысли, что обстоятельства, вне всякого сомнения, влияют на творчество человека, но ключевым всегда был и остаётся сам человек.

Нет и не было такого времени, которое простаивало без искусства, просто у каждого поколения оно своё. Пока существует человек, будет существовать и культура как первый и основной способ делиться своими мыслями с окружающими, оставлять потомкам свою боль и свои воспоминания. Именно боль, и ничто другое. Редко человек творит то, о чём у него не болит, что не волнует. Ведь боль — она бывает разная, довольно часто — приятная. Это чаще всего волнующее чувство, чувство прекрасного в окружающем тебя мире и — одновременно, — горечи за него. Искусство нашего времени — это кривое отражение едва живого скелета в разбитом зеркале сквозь призму размытых алкоголем и кислоты глаз.

Музыка изменилась — теперь это был медленный, размеренный риф, который располагал к лирике. Такой вот перебор — и ничто не имеет значения.

К ней подошёл какой-то гот, весь в тёмном, с анкхом на шее, волосы разметались вдоль плеч. Под глазами — алые линии, в ушах — серьги-кресты. И длинные, чёрные, острые ногти на таких же длинных тонких пальцах.

Высокий, он изогнулся в театральном поклоне так, что пряди коснулись колена девушки, повёл рукой в знак приветствия, улыбнулся в оскале.

Алина тряхнула головой, вальяжно откинула ногу, приглашая присесть рядом.

— Малеус, — представился он, растягивая имя на вдохе, проводя пальцами так, словно ловит ладонью воздух.

Девушка улыбнулась, чуть откинувшись.

— Малефикарум? Или из сороктысячного столетия?

— А что же, Императора почитаете? — мягкий голос, лёгкая полуулыбка. Чуть склонил голову.

— Нет, — прикусив губу, ответила та. — А вот хаос истинно неделим. Что расскажете?

— Что здесь вкусное пиво и приятная публика, — снова улыбнулся, едва заметно кивнул.

— Выйдем, покурим? — предложила Алина.

Снова обменявшись тёплыми взглядами, оба встали и вышли на жаркую улицу. Огонь зажигалки — как пламя души, — должен быть при себе. Оный был у обоих.

По одной сигарете, синхронный щелчок — и редкий огонёк коснулся сухой бумаги, извлекая тонкую струйку дыма.

У неё — утончённое «Собрание», у него — излишне-вычурные «Deans».

Шумная затяжка — и блаженный вздох слияния дешёвого лоска с напускным изяществом.

На улице парило, как в добрых сороковых, особенно при полном параде. Лето вообще самое худшее время года — нигде не скроешься от изнуряющего, всюду проникающего солнца. Спасают только холодное пиво и отрезвляющий душ.

Малеус прислонился к стене и, чуть откинув голову, оскалившись в лёгкой полуулыбке, изучал Алину игривым взглядом. Как кот.

Алина, приняв ту же позу, улыбалась ему в ответ. В их взглядах читалась жаркая истома, сдобренная хмельным угаром.

И — ничто не имеет значения.

Между тем небо укрылось тёмными тучами, и с небес пролились первые капли долгожданного дождя. Всё усиливаясь, он быстро перешёл в ливень, вполне ожидаемый при подобной жаре. Прохожие на улице засуетились, прячась кто куда: промокнуть никто не хотел.

Алина любила дождь. Он всегда навевал тоску — приятную и тягучую меланхолию. Да и, в конечном итоге, она-то знала, что дождь не может длиться вечно. Приблудная птица не даст солгать.

Выражение лица Малеуса изменилось. Он повернул голову, смотря вдаль, в сторону парковой аллеи, что была вниз по улице. На какой-то момент даже перестал курить.

Алина удивлённо взглянула в указанном направлении: сквозь свинцовую пелену проливного дождя, опустив руки в карманы плотного темного плаща, к пабу приближался мужчина. Глядя себе под ноги, он мерно шёл по улице, казалось, игнорируя происходящее вокруг.

Военная фуражка и кожаные сапоги идеально дополняли образ странного незнакомца. Подойдя ко входу в паб, он остановился под дождем, поднимая тяжёлый взгляд. Глаза — ясные, но печальные, потерянные. На губах — скорбная полуулыбка. Какое-то время он смотрел на прикрытую дверь заведения, потом — на пару, стоящую под навесом.

— Эффектно, — похвалила его девушка.

— Раньше здесь был цирюльник, — вздохнул незнакомец. — Я любил захаживать к нему на рюмку шнапса, — он прошел под навес и присел у стены около Малеуса.

— Раньше — это ж насколько? — спросил тот, искоса смотря на мужчину.

— В сорок втором ещё, — ответил тот, закуривая. — Классный был тип, душевный. Жаль только, что еврей. Он знал толк и в стрижке, и в выпивке.

Молодые люди обменялись многозначительными взглядами. Алина натянуто усмехнулась.

— Ну, шнапс здесь всё ещё подают, — протянула она. — А ты что же, прям из тех времён к нам пришёл?

— Можно сказать и так, — тихо хмыкнул, продолжая курить. — Можно и так.

Малеус кинул окурок в урну и ушел в бар, бросив прощальный взгляд в сторону девушки. Та поняла намёк: «ещё увидимся», кивнула ему.

Теперь она осталась одна с этим странным.

Повисло напряжённое молчание, разбавленное гулким шумом ливня.

Пролетарский синий «Бонд», чуть-чуть резкий, с дымом заводов — и всё то же тонкое «Собрание» смешались напряжённой повесткой дня.

Алина опустилась у стены напротив потерянного фрица, окинула его изучающим взглядом.

Молчит, дымит, смотря в пустоту.

Зрачки не расширены, дышит ровно, речь — вполне связная.

Не обдолбанный, трезвый, а всё равно с ним явно что-то не так. Выглядит совсем грустным, затерянным — да, именно это слово, именно так.

— Кто ты? — спросила поэтесса, чуть склонив голову.

— Твой случайный спутник, — честно ответил тот.

Она испытывала смешанные чувства. С одной стороны, мужчина перед ней вселял страх, отторжение, а с другой — не ощущалось напускного образа, маски ради маски.

Вполне возможно, он действительно верит в свои слова и говорит так, как думает. Завораживающее чувство опасности и желания неизвестности. Быть может, это то, что она искала. Быть может, здесь и сейчас наступил переломный момент, о котором она давно мечтала. Всё слишком быстро, слишком спонтанно.

Алина закрыла глаза, собираясь с мыслями. Незнакомец напротив неё продолжал курить, всё так же храня молчание.

Голову кружил вихрь воспоминаний совсем не давних лет. Ночь, ванная, редкие гудки телефона. Тяжёлое дыхание. Горячая кровь, линии вдоль запястья. Сдавленные всхлипы, слёзы. Размытые тени перед глазами, блики на стене. Молчание в трубке. Звуки скорой за окном.

Алина закусила губу, отчаянно тряся головой, возвращаясь на размытые дождём улицы Харькова.

Всё напускное величие вмиг ушло, оставив дрожащую куклу в вычурной одежде, обнажая душу маленькой девочки перед большим и злобным миром. «Нужно уйти», — твёрдо сказала она себе, уже собираясь встать.