Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бовыкин cтр.№ 170

Слова де Гогла наводят нас на ещё один сюжет. Всю жизнь Людовик XVIII не забывал тех, кто ему служил и старался вознаграждать за оказанные ему услуги. Но его возможности в эмиграции, в отличие от жизни в Версале, были очень ограничены. В итоге среди тех, кто покинул Францию, оказалось немало людей, смертельно обиженных на короля, часть из них предлагала свои услуги всем, кто захочет платить, - от великих держав до правительства французской республики. А ведь были и те, кто получал деньги от короля, но полагал, что его таланты оценены недостаточно. Многие из них намеренно создавали совсем другой образ Людовика XVIII. Особенный вред роялистам наносили в этом плане перебежчики - они были знакомы с монархом лично, и у республиканцев были все основания доверять их словам. Граф де Монгайяр писал в памфлете, созданном по заказу республиканских властей:

Пишегрю [...] продемонстрировал мне, что это принц, лишённый храбрости, энергии, искренности; что он сам всегда был наибольшим препятствием для всего, что можно было предпринять в его пользу, и что счастье народа и французской нации ничего для него не стоило.

Этот принц - человек образованный, с развитым умом, любезными манерами, но он по самой сути своей фальшивый и вероломный. Он обладает педантичностью ритора, и его стремление - сойти за человека умного. Я не верю, что он подвержен великодушным чувствам или твёрдой решимости. Он никогда ничего не забывает, он ни разу не простил оскорбления, вины, упрёка. Он боится правды и смерти. Окружённый развалинами и льстецами, он сохранил из прошлого лишь спесь и совершённые грехи. Несчастья полностью изнурили его, у него не хватает храбрости, чтобы встречаться с ними лицом к лицу. При этом оправдание той суровости, которую взрастили в нём беды, он может найти только в душах людей трусливых и мелких; мы увидим, как он умрёт в изгнании, истощив жалость и ресурсы государей. Этот принц дрожит при виде пик и копий - и без конца произносит имя Генриха IV. Интригует в мирное время, неспособен к войне, донельзя завистлив к литературным успехам и в не меньшей степени жаден до богатства и любит выставлять себя напоказ; враг своих истинных друзей и раб своих придворных, недоверчивый и подозрительный, полный предрассудков и мстительный, всегда ведущий двойную игру в политике и фальшивый до глубины сердца...

И всё же, как мне видится, причина провала ряда задуманных королём репрезентаций заключалась отнюдь не в недостатке соответствующих личных качеств. В не столь отдалённые времена расцвета абсолютной монархии, при Людовике XIV, окончательно сформировалась система, при которой, как пишет Ю. Метивъе, власть «стала настоящей религией. У нее был свой бог - король, а сановники и придворные были священнослужителями. Имелись и “символ веры” (институт королевской власти), и свои обряды (этикет), и свой главный храм (Версаль), и свои верующие и прихожане (подданные)» . Если следовать этой аналогии, то в 1795 г. бог попал в совершенно противоестественное для себя положение: он оказался одновременно практически и без клира, и без верующих, никто не знал толком, как правильно проводить обряды, главный храм остался в руках приверженцев иных божеств, молитвы прихожан зачастую оставались без ответа. И люди не могли не спрашивать себя: остался ли он богом после этого?

Прежде всего, Людовик XVIII не был коронован. Формально для того, чтобы считаться королём, этого не требовалось. Ле Руа Ладюри в одной из книг назвал королевскую кровь наиболее действенной из святых реликвий и заметил: «Самим фактом своей передачи она делает церемонию коронации если не излишней, то, по крайней мере, чисто декоративной» . Действительно, акт коронации носил двойственный характер. С одной стороны, она воспринималась в качестве «элемента, придающего завершенность легитимности власти», с другой - сосуществовала с тезисом о непрерывности королевской власти . И, тем не менее, предшественники придавали ей огромное значение. Генрих IV короновался через полгода после своего окончательного перехода в католицизм и не дожидаясь, пока Реймс перейдёт на его сторону. Тюрго предлагал Людовику XVI существенно упростить церемонию и, по сути, заявить о равенстве культов - и получил отказ .

Как мы знаем, в первые годы правления мысли о необходимости коронации то и дело приходили королю в голову. По крайней мере в письме, отправленном 5 августа 1795 г. одному из парижских агентов, Лемэтру , того просят любой ценой раздобыть работы о коронациях Людовика XIV, Людовика XV и Людовика XVI, двухтомник Т. Годфруа «Французский церемониал» , рукописи и книги М. Дегранжа и Н. Сенкто . В исторической литературе встречаются даже упоминания (кажущиеся мне, впрочем, мало правдоподобными) о том, что долгими осенними вечерами 1795 г. король, оставаясь наедине со своим близким другом графом д’Аварэ не раз репетировал столь желанную для него тогда церемонию коронации, в которой д’Аварэ выступал в роли дворян и духовенства . Однако впоследствии, даже после Реставрации, Людовик XVIII так и не был коронован. До сих пор этот сюжет время от времени обсуждается в историографии, высказывается ряд противоречивых гипотез, среди которых попадаются и весьма экзотические, но убедительного ответа, что именно подтолкнуло Людовика XVIII к этому решению, как не было, так и нет.

Кроме того, король оказался не только без короны, но и без королевства. Кроме очевидных политических сложностей, это создавало множество проблем, лежащих и в сфере потестарной имагологии. Пристало ли королю обращаться к своим подданным, находясь за границей? Можно ли в принципе считать, что у него есть подданные? Должен ли он согласовывать свои шаги с государями, на чьих землях он находится? Даже выдавая в Митаве замуж Марию-Терезу, король оказался чрезвычайно озадачен тем, что ему были неведомы прецеденты подписания аналогичного брачного контракта на территории другой страны. Сохранить лицо ему позволил софизм, придуманный одним из приглашённых на торжество: было решено считать, что, где бы ни находился король - это территория Франции (правда, неизвестно, знал ли об этом Павел I, оказавший Людовику гостеприимство).

Ещё одна сфера, не способствовавшая созданию благоприятного образа короля - его личная жизнь. Некогда, как мы помним, он шутил над старшим братом, долгое время остававшимся бездетным. Ныне же бумеранг вернулся, и теперь уже проблемы самого Людовика XVIII стали объектом обсуждения среди придворных и сплетников. Как справедливо отмечала в своё время Л.А. Пименова, «королю - символическому отцу нации - полагалось быть отцом и в прямом смысле этого слова, причём многодетным. Король, у которого нет детей, - своего рода нонсенс» . Однако, в отличие Людовика XVI и графа д’Артуа, детей у Людовика XVIII так и не появилось. Он стал первым королём Франции со времен Генриха III, не оставившим потомства.

Как бы ни старался граф Прованский продемонстрировать иное, его отношения с женой, Марией-Жозефиной Савойской, были далеки от безоблачных. Двор долго обсуждал недостатки её внешности и нехватку грациозности. Была ли принцесса действительно столь малопривлекательна? Мне видится, что Левер все же не совсем права, безапелляционно заявляя: «Все дворы Европы знали, что Людовик- Станислас-Ксавье женился на дурнушке» . Этому противоречат хотя бы многочисленные сохранившиеся портреты - даже если живописцы хотели польстить принцессе. Её лицо кажется простоватым, пожалуй, ему не хватает благородства, однако это уравновешивается большими красивыми глазами и почти восточными точеными чертами. Несомненно, при такой внешности многое зависело от мимики, обаяния, манеры поведения.