Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бовыкин cтр.№ 168

Следуя этой логике, в Веронской декларации изначально планировалось опереться на двух предшественников - не только на Генриха IV, но и на Святого Людовика . К Людовику IX предусматривалось две апелляции. Первая - как к защитнику Франции: «К Божественному Провидению, к Св. Людовику, покровителю нашей империи обращаемся мы с просьбой открыть наконец ваши глаза, показать наконец ваших врагов такими, какие они есть...» Вторая - как к посреднику в диалоге с богом: «Бог Св. Людовика, тот Бог, которого мы призываем в свидетели чистоты наших помыслов, пусть будет нашим вдохновителем и нашей опорой» .

Впоследствии король решил отказаться от этой идеи. По всей вероятности, в условиях сложнейшей религиозной обстановки во Франции он считал необходимым твердо обозначить в Декларации своё стремление восстановить католицизм, но не хотел, чтобы французы видели в нём религиозного фанатика. Апелляция к Людовику IX была для него аргументом, инструментом, но не более того. Отправляя письмо Шаретту, король, прекрасно зная о религиозности вандейцев, предложит слова «Святой Людовик» в качестве девиза . Но когда впоследствии, в 1799 г., Людовик Святой всё же появится в проекте обращения ко всем французам, король предпочтёт оставить за ним исключительно религиозную сферу, подчёркнуто разделяя государство и церковь: там будет сказано, что Людовик XVIII обещает заняться подготовкой законов, которые обеспечат Франции «благополучие, покинувшее её с тех пор, как были опрокинуты алтари Св. Людовика и трон Генриха IV» . Лишь накануне Реставрации, чтобы подчеркнуть низкое происхождение Наполеона, в одной из королевских инструкций прозвучит:

Бонапарт вынужден до последнего отстаивать свою репутацию, единственную гарантию сохранения его власти. Наследник Святого Людовика, напротив, может лишь благословить возвращение мирного и благодетельного правления .

Четыре короля-предшественника: Людовик IX Святой, Карл V Мудрый, Людовик XII Отец народа, Генрих IV Великий. Из них ни одного Бурбона, кроме самого первого в династии. Именно этот образ был самым важным для Людовика XVIII, и именно он оказался самым спорным. Отлично работая на логическом и символическом уровнях, на практике образ Генриха IV то и дело приходил в противоречие с физическими и политическими возможностями короля. Как бы того ни хотелось Людовику XVIII, он не был королём-воином. В мемуарах не сложно найти свидетельства о том, что «легко он не ходил никогда, даже в молодости, и с тридцати лет он не мог сесть на лошадь без того, чтобы ему не помогли вставить ногу в стремя» .

Тучный, не выигрывавший сражений, Людовик отлично понимал, что на фоне Генриха IV выглядит двусмысленно. Он отчаянно стремился возглавить войска, просил английское правительство способствовать его высадке во Франции, австрийское - разрешить сражаться вместе с армией Конде, русское - повлиять на союзников, но всё было тщетно. В уже упоминавшемся письме герцогу д’Аркуру король в отчаянии признавался: «Если я останусь позади и не употреблю не одну только голову, но и руки, чтобы взойти на трон, я потеряю всякое самоуважение» .

Однако о том, что державы коалиции не стремятся видеть короля в действующей армии, знали немногие. Остальные же видели иное: государь стремится подражать Генриху IV, но на войну не торопится. Это вызывало недоумение, презрение, шутки. Один из эмигрантов вспоминал: однажды солдат армии Конде, переругиваясь с республиканцами и грозя скорым завоеванием Франции, сказал, что для этого войскам Конде не понадобится и Дева. Намёк на Жанну д’Арк был, разумеется, понят, но в ответ роялист услышал: «Однако девственница у вас уже есть! Это шпага вашего короля» . Несколько лет спустя граф де Монгайяр, немало сделавший, чтобы опорочить Людовика XVIII, напишет, что тот всегда стремился идти тем путём, который позволял выиграть время, и одобрял лишь те меры, которые не подвергали его самого какой бы то ни было опасности, избегая любой ценой всего, что могло её представлять. Так, он отказался перейти Рейн во главе армии Конде...

Краткий период, когда король и его войско всё же ненадолго воссоединились, тоже воспринимался неоднозначно. Начальник штаба кавалерии армии Конде, маркиз д’Эсквилли (Ecquevilly) вспоминает, что прибытие короля к армии вызвало «живейшую радость» , что «король разговаривал с командующими и многими офицерами с большой добротой и очень милостиво, не упуская ни единого случая найти подходящее слово для каждого, к кому обращался» . Бывший тогда совсем ещё юным граф де Пюимэгр (Puymaigre) вспоминает, что, когда он увидел короля, тот был одет в серо-стальную форму штаба Конде с увенчанной коронами эполетами, его фигура не была стройной, но ещё и не приобрела ту полноту, от которой он впоследствии столько страдал, его торс был красив, лицо было отмечено благородством, правильностью черт и тем спокойствием, которое внушало уверенность в будущем .

Ж. де Прадель де Ламас (Pradel de Lamasse), явно обиженный несоответствием между представлением о своих огромных заслугах и королевскими щедротами , напротив, высмеивает в своих воспоминаниях каждый шаг короля. Сами факты, о которых он пишет, видятся мне весьма сомнительными, однако они показывают, какой образ короля создавали его недоброжелатели. По словам Праделя де Ламаса, пытаясь показать, что он принял командование армией, Людовик XVIII взял за обыкновение скреплять своей подписью ежедневные приказы Конде, включая распоряжение об ужесточении наказаний за самовольную отлучку и дезертирство, - в итоге в войсках стали поговаривать, что не дело государя заниматься столь низменными проблемами . Людовик XVIII наградил две сотни человек орденом Святого Людовика, и среди них были весьма достойные - однако за недостатком средств он разорился лишь на патенты и ленты, предоставив награждённым самостоятельно покупать кресты. Стремясь восстановить былую славу армии, он послушался совета приказать войскам разделиться на столько подразделений, сколько насчитывала французская армия при Старом порядке - и в каждом из них оказалось всего около дюжины человек. Когда король решил устроить смотр, то офицеры армии Конде отметили, что в Вероне он ещё больше располнел «и стал похож на взгромоздившегося на лошадь безногого калеку» . В итоге многие офицеры остались в полном убеждении, что король, «чей склад характера являлся полной противоположностью характеру воина», прибыл к войскам лишь для того, чтобы упрочить свою власть, и вскоре отбыл восвояси.

Другие эпизоды, касающиеся пребывания Людовика XVIII при армии Конде, также допускают, по прошествии двух веков, очень разную трактовку К примеру, в один из дней Людовик XVIII выехал на берег Рейна, увидел на той стороне реки республиканские заставы и не удержался от искушения сказать несколько слов своим мятежным подданным. По словам д’Аварэ, они поинтересовались, правда ли к ним прибыл сам король, а получив утвердительный ответ, пожаловались, что его трудно разглядеть. Король, не боясь, что в него могут выстрелить, попросил свиту спешиться и произнёс небольшую речь. Командующий караулами герцог Энгиенский попробовал было сказать ему, что перекрикиваться через реку запрещено, но Людовик VIII ответил: «Герцог, под арест вы меня посадите завтра, а сегодня требуется, чтобы я говорил» .

Сам король в письме к Мадам Руаяль от 5 мая 1796 г. рассказывал об этом эпизоде весьма оптимистично: