– А где ты была ночью?
– Не твое дело.
Вот именно, не мое. Но почему тогда она здесь и чего ждет от меня? Могла пойти куда-нибудь в другое место. Или она просто хотела дождаться рассвета и тайком пробраться в дом? Но в бункер так просто не проберешься.
– Это Маттиа сказал, чтобы я шла к тебе, – сказала она. Она, как всегда, заранее знала, что я собираюсь спросить.
– Если что-то случится, надо идти к тебе. Он мне тысячу раз это повторял. Очень тебе доверяет.
Я смотрела на нее удивленно.
– Ну, я пойду, – сказала она. – Глупо было к тебе приходить. Забудь, что я здесь была.
– Нет, – сказала я. Надо было ее как-то остановить, превратить обратно в прежнюю Рози.
– Ты мне не мама.
Она села на стул у стены. Я вспомнила о ста ее парнях. Или их уже не сто, а больше? Переживает ли она до сих пор из-за Арнаута? Я вспомнила наши поцелуи. И какие у нее только что были холодные руки. Она пришла ко мне не просто так.
Я достала из холодильника молоко, налила в ковшик и поставила на огонь. Помешивая молоко, я чувствовала, что она смотрит мне в спину. Я поломала на кусочки шоколад, бросила в молоко, добавила две ложечки сахара. Когда шоколадное молоко было готово, я поставила перед ней чашку.
– Подожди. – Я насыпала в молоко побольше шоколадной крошки. Она всегда так любила. Горячее шоколадное молоко с сахаром, и шоколада намного больше, чем надо.
И обязательно с шоколадной крошкой. Когда молоко стало почти черным, я перестала размешивать, оставила ложку в чашке.
Она взяла чашку.
– Горячо, – сказала она. Держала чашку в руках и дула на молоко. Мы молчали. Я сидела на столе, она на стуле. Она пила малюсенькими глоточками.
– Горячо, – повторила она еще раз.
У нее дрожали руки. Она поставила чашку на стол и обхватила себя руками, сунув ладони под мышки. На меня она не смотрела. Она была похожа на большую исхудавшую птицу – сидит и ждет, когда можно будет улететь.
Я молчала. Я помнила, что Рози такая же упрямая, как я. Ее невозможно заставить что-то сказать или сделать. Если Маттиа думает, что я это могу, он сильно ошибается.
Никто из нас так и не нарушал тишины. Я хотела столько всего спросить, но молчала. Взглянула на часы. Через пятнадцать минут встанут родители.
Она опять взяла чашку обеими руками и медленно выпила все до конца. Потом рукавом провела по глазам. Закрыла руками лицо. Я не слышала ни звука, но видела, что она плачет. Бывает, что люди плачут беззвучно. Я и сама часто так плакала.
Тут зазвонил телефон. Я пошла в гостиную и сняла трубку.
– Она у тебя? – спросил Маттиа.
Я кивнула.
– Да, – сказала я, спохватившись: он же меня не видит.
– С ней все в порядке?
– Не знаю.
Рози уже стояла рядом со мной.
– Это Маттиа? – спросила она.
Я кивнула. Она взяла у меня трубку.
– Откуда ты знаешь… Они тебе звонили?
Очень долго она просто слушала. Потом отдала трубку мне.
– Что происходит? – спросила я у Маттиа.
– Пусть она тебе сама расскажет. Не отворачивайся от нее, Нор. И спасибо тебе.
Спасибо? За что? Я до сих пор не понимала, что происходит.
– Слушай, Рози. Сейчас ты мне все-таки все расскажешь. Вот-вот встанут родители, и мне хотелось бы сначала самой понять, что к чему.
Она пожала плечами.
– Ты все равно узнаешь. Родители хотят сдать меня лечиться.
– В психушку?
Она кивнула.
– Неуправляемое поведение, – сказала она. – Круто звучит, да?
– А что ты натворила?
– Ничего.
– Конечно.
– Лучше тебе не знать.
– Скажи.
– Я до сих пор ворую, – ответила она. – Раньше меня всегда прощали, потому что я такая красивая милая девушка. А теперь – всё.
– Кто тебя прощал?
– Хозяева магазинов. Родители. Полиция. Но в следующий раз мне крышка. Я больше не буду воровать, я обещала. А родители мне уже не верят.
– Они на самом деле хотят тебя сдать?
– Дают мне еще один шанс. Самый последний. Но это еще не все. У меня сейчас три парня, и я не знаю, которого выбрать. А в школе я второй раз подряд осталась на второй год. А я так хотела, чтобы все было как раньше, Нор. Как в детстве.
Она уронила голову на руки. Я услышала, что она плачет. Это было так страшно, что меня бросило в жар. Я подошла к ней и хотела ее обнять.
Тут открылась дверь.
– Что здесь происходит? – Испуганная мама.
– Рози, – побледнев, сказал стоящий за ней папа.
– Я пойду, – сказала Рози.
– Останься… – начала я.
– Ни за что.
И сразу же раздался звонок в дверь. Папа пошел открывать. В дом зашли родители Рози, ее мама обняла Рози, а ее папа – их обеих сразу. Как в плохом американском фильме. Но руки семейства Цуккато были настоящие.
– Извините нас, – сказал Эдоардо. – Мы сами только что узнали, что она здесь. Надеемся, она вам не очень помешала.
– Вовсе нет, – ответила мама. – Поставить кофе?
Эдоардо покачал головой.
– Думаю, нам лучше пойти домой. Она, наверное, устала. Ты устала, Рози?
Она посмотрела на него. Ни злости, ни облегчения. Ничего. Только размазанные по лицу следы туши.
Я вместе с ними вышла на улицу и увидела, что дверь их дома, эта тяжелая дубовая дверь, стоит нараспашку. Они вошли в дом, Рози впереди всех, и дверь захлопнулась.
Знакомый камень в горле рос и заполнял собой все мое тело. Я снова и снова глотала слюну, но знала, что это не поможет. Единственное, что мне могло сейчас помочь, – это бег.
– Нор, подожди, – крикнула мама мне вслед, выйдя на улицу и увидев, что я убегаю.
Я летела как ветер. А когда наконец вернулась домой, даже не почувствовала усталости. Наоборот. В голове проносились воспоминания. Воспоминания о давно прошедших днях. Когда я до смерти скучала без Рози. Когда Маттиа сделал мне главное предложение в жизни.
Это было одним летним вечером, через несколько дней после несчастного случая с Линдой.
Я скучала дома. Телевизор включать было нельзя, потому что, говорили родители, не принято смотреть телевизор, если умер кто-то, кого ты хорошо знал. Так что я вышла на улицу, прошла мимо дома Рози. Заглянула через окно внутрь. Они сидели за столом. Я постучала по стеклу и помахала. Рози помахала в ответ. Я видела, что она хотела встать из-за стола, но ее папа велел ей сидеть. Она улыбнулась мне и пожала плечами. А Маттиа встал. Эдоардо что-то сказал, Маттиа что-то ответил и пошел к двери. Дверь открылась, и вот он уже тут.