Беги и живи - читать онлайн книгу. Автор: Элс Бейртен cтр.№ 35

Мы сидели все рядом, мы и семья Рози. Я слышала, как моя мама говорит маме Рози «коричневый гроб» и «нельзя».

– Цветы красивые, – прошептала мама Рози. – Хорошо, что хотя бы цветы белые.

Я хотела, чтобы они оставили в покое гробы, цветы и цвета. Неважно, белый гроб или коричневый, усыпан цветами или просто травой, – все равно она из него не встанет.

Мама уверяла меня, что Линда уже на небе. Ведь ничего плохого за свою жизнь она не сделала, во всяком случае, перед самой смертью. Она просто играла, а играть – это не грех.

С моего места гроб было не очень хорошо видно. Передо мной торчала чья-то голова с высокой прической. Я хотела поменяться местами с папой, тогда я бы сидела с краю. Но папа считал, что с краю должен сидеть он.

Так что я видела гроб только иногда, когда появлялись просветы между сидящими впереди. В какой-то момент мама толкнула меня в бок, наклонилась прямо ко мне, чтобы что-то сказать. У нее изо рта пахло кофе, а помада, которой она накрасилась, попала ей на зубы. Я задумалась, зачем она накрасила губы, сегодня же не праздник.

Мама прошипела мне, чтобы я сидела тихо.

– Мне ничего не видно, – сказала я.

– И не надо тебе ничего видеть, – ответила мама. – Молись лучше за Линду, это важнее.

Зачем молиться за Линду, раз она уже на небе?

Мама сунула мне в руку денег.

– Это чтобы положить на блюдо. Сейчас пойдешь вместе с нами вперед, иди за папой и делай то же самое, что он.

Сначала вперед вышли родители и сестры Линды и что-то там делали. Все смотрели в пол, как будто все время боялись споткнуться. Дедушки, и бабушки, и остальные родственники тоже – все смотрели вниз.

Папа встал. Люди во втором боковом нефе тоже встали. Все медленно, двумя колоннами, потянулись вперед. Рядом со мной шла мама нашего одноклассника. Я взглянула вверх и увидела, как по ее щекам и покрасневшему носу текут слезы. Очень некрасиво. Ну пусть у нее нет носового платка, но вытереть слезы можно ведь и рукой?

За ней шел сам одноклассник, тоже с опухшими от слез глазами. Выглядело это ужасно. Может, потому все и идут, опустив голову, чтобы не видно было заплаканных глаз и красных носов? А когда плачешь, все расплывается перед глазами, и людям ничего не остается, как смотреть вниз. А то еще споткнутся на ровном месте и упадут. А падать в церкви не полагается.

Я нервничала. Хотела сделать все правильно. Люди в соседней колонне двигались быстрее, чем в нашей. Теперь рядом со мной шел мужчина. Я услышала, как кто-то шепчет: «Как же им не стыдно». Я не знала, что они имеют в виду, но заметила, что мой папа обернулся, сильно покраснев, наклонился ко мне и улыбнулся. Он улыбался так, как часто улыбался в последние несколько дней, – кривил рот, хотя ничего смешного и не было. И при этом гладил меня по голове. Я надеялась, что хотя бы тут, в церкви, он не станет меня гладить, потому что после этого он всегда тер рукой глаза, и мне не хотелось, чтобы у него, как у многих здесь присутствующих, тоже были опухшие глаза и красный нос.

Я увидела, что перед гробом люди встают на колени. Они крестились, а потом подходили к одному из священников, державших блюдо. Я слышала, как звенят монеты, и видела, что всем дают какую-то карточку. Я почувствовала облегчение, потому что все оказалось очень просто. Деньги я крепко держала в руке, не хотела потерять.

В первом ряду с краю сидел папа Линды. Он сидел, сложив руки на груди, и смотрел в пол. На его плечах была перхоть. Мама Линды прижимала ко рту платок. Глаза у нее были закрыты. Я посмотрела на сестер. Они все втроем смотрели в пол, как будто они тройняшки, всегда и во всем согласные между собой, и особенно в отношении того, как издеваться над Линдой. Может, если бы они так над ней не издевались, она была бы сейчас жива, подумала я вдруг. Может, тогда ей не нужны были бы мы с Рози, чтобы играть.

И тут я увидела его. Кольцо настроения. Оно было на пальце у младшей, самой противной.

Я стала дышать совсем неглубоко, чтобы меня не стошнило. Почувствовала тычок в спину и очнулась от своих мыслей. Мне уже давно было пора вставать на колени, и я увидела, что священник с блюдом ласково мне кивает. Я встала на колени пред гробом. Потом поднялась. Проходя мимо сестер, смотрела-смотрела-смотрела на руку младшей сестры, но кольцо не исчезало.

– Лицемерная дура, – прошипела она мне.

Я быстро прошла мимо, вовремя успела положить деньги на блюдо и получила карточку. Приказала себе смотреть вниз.

Папа уже сидел на месте. Он читал карточку, опустив голову. Я посматривала на него украдкой и видела, как время от времени он проводит рукой по лицу.

Мама села рядом со мной. Она плакала. Кажется, теперь все плакали. Я прикусила губу и стала смотреть прямо перед собой. Линда сейчас на небе. Там она намного счастливее, это точно.

Рози медленно двигалась в своей колонне и чуть не споткнулась о мои ноги. Ее взгляд был направлен на карточку, которую она держала в руках. Она не посмотрела на меня. Но хоть не плакала, и то хорошо.

За ней шел Маттиа. На нем был черный костюм, как и на наших отцах. Но смотрела я на него не из-за костюма. Костюм я уже видела, только что. И что у него что-то с волосами, тоже успела заметить. И вдруг я поняла. Исчезли его кудри. И я сразу сделала открытие: у него уши торчат. Я продолжала смотреть, пока он не сел на свое место. Почти слышала свои мысли вслух, что он мне нравится и такой.

Тут меня сильно толкнули в бок.

– Хватит так таращиться, – прошептала мама. – И закрой рот, это некрасиво.

Я чувствовала на себе взгляд мамы и одновременно взгляды всех людей в церкви. Я залилась краской и почувствовала, что начинаю потеть. Так что я опустила голову и стала рассматривать карточку в своих руках.

На ней была фотография Линды. Черно-белая фотография, только лицо. На ней было не видно, что Линда толстая. «Скорбим по нашей дочери и милой сестре», – было написано под фотографией. И ниже текст, полный лжи, что она всегда была и останется их любимицей.

Зачем они написали это о Линде? Все-таки любили ее? Почему же Линда об этом не знала?

Я вспомнила о кольце настроения, которое сейчас носила ее сестра. Это был мой подарок Линде, а на руке этой противной гадины ему было не место.

Все встали. Вдруг вся церковь запахла ладаном. Я глубоко втянула в себя воздух, потому что любила этот запах. Он напоминал мне запах сирени, которую мама каждую весну приносила в дом. Этот запах проникал в одежду, в нос и в легкие, и поэтому от него начинало слегка мутить, и одновременно хотелось, чтобы он не выветривался никогда.

Можно ли хотеть чего-то так сильно, что от этого начинает мутить?

– Меня тошнит, – сказала я маме.

– Не сейчас, Нор.

– Честно, – сказала я.

Судя по всему, папа тоже меня услышал, потому что он схватил меня за руку и встал.